ПИКАССО И ЭЛЮАР

— Ильгизар, расскажите о вашей работе, которая попала на торги аукционного дома MacDougall’s?

— Картина называется «Уроки французского», она есть в электронном каталоге этого аукционного дома. Там и данные мои есть, биографическая справка. Это работа размером 75 на 58 сантиметров, ей уже больше 10 лет, написана маслом. Я ее в свое время выставлял как часть одной инсталляции.

Она такая ансамбляжная, там есть вклейки. Это черная картина, как такая черная доска, на которой как бы нацарапаны тексты. Есть средняя линия, которая разбивает картину на три части. В середине — портрет некой барышни, а справа — тетрадь, которой уже больше 100 лет, она 1905 года, я ее нашел в свое время. Я родился и вырос в Казани на улице Касаткина около площади Свободы — здесь сейчас самые дорогие улицы города. Там мы жили в двухэтажном доме, а на чердаке соседнего я нашел тетради 1905 года, где барышня занималась французским языком и писала очень аккуратно чернилами и ручкой, выполняла разные упражнения и параграфы, начиная с «Бонжур, Шарль». Если вы изучали язык в школе, то понимаете, о чем речь, а это то же самое, только много-много лет назад. Но справа обложка этой тетради, а нацарапаны такие тексты, что один из них пишет Пикассо, он вспоминает о своем друге, французском поэте Поле Элюаре. А Элюар тоже, в свою очередь, пишет короткий текст, мной написанный. При этом я соблюдал и их орфографию, и пунктуацию, и графику. Элюар пишет короткую справку о Пикассо, они дружили в свое время.

Вот такие для меня уроки французского. Я же художник, для меня изобразительное важно. А тут получилось так, что и тетрадь барышни попала ко мне, и то и се. И вот такая собирательная штука получилась «Уроки французского».

— Как ваша картина попала на престижный аукцион?

— Попала картина туда, потому что выставлялась много где. За границей она, по-моему, еще не была, но здесь выставлялась не только в Казани, но и в Питере, в Москве. Почему именно аукционный дом MacDougall’s? Дело в том, что я давно выставлялся в Великобритании в свое время. С 1991 года я представляю за рубежом Татарстан, как художник могу о себе такое сказать. У меня было много выставок, в частности, в Шотландии в рамках Эдинбургского фестиваля. Он и сейчас есть — это очень известное мероприятие. Там в основном собираются люди театральные со всего мира, но там есть и параллельные программы, участником которых я и был.

Картина есть в электронном каталоге аукционного дома MacDougall’s
Картина есть в электронном каталоге аукционного дома MacDougall’s

И вообще, у меня находится порядка 100 работ сейчас в Великобритании. Куплены различными людьми, начиная от преподавателя и заканчивая баронессой, которая общалась даже с английской королевой Елизаветой II, у них там есть свой круг. Так получилось, что, когда я активно там выставлялся в 90-е и ездил в Великобританию, видимо, люди мониторили, моя фамилия всплыла, заинтересовались британцы и сам этот аукционный дом, поскольку он сейчас занимается современными художниками. И там я в очень хорошей компании, там есть всякие великие наши российские люди, некоторых уже нет с нами, например, Александр Васильевич Харитонов — классик «другого искусства», которого я еще живым застал и общался, вместе выставлялись с ним еще в 1990-м.

«В ОБМОРОК Я НЕ ПАДАЛ»

— Какова была ваша реакция на нынешнее известие?

— В обморок я не падал, все-таки взрослый человек, но вообще, это круто, конечно. Вот мы живем тут в провинции, называем себя, как я шучу, третьей столицей империи. Но мы далеки от большой культуры, хотя я, например, и выставлялся почти во всех европейских странах. Вот сейчас приехал домой, а до этого два месяца очень плотно общался с Римом. Я не выпендриваюсь, все-таки сам уже чего-то достиг, но чем хорош этот аукцион — наконец-то мы интегрируемся, и это реальные вещи. И дело не только в аукционах Christie’s, Sotheby's или набирающем обороты MacDougall’s, а в том, что это реальные вещи, которые показывают, что мы тоже часть этого земного пространства, а не просто выпендриваемся без всяких опознавательных знаков. И это радует, что через меня или еще через кого-то на такие красивые события, как торги мирового аукционного дома, попадают наши казанские художники.

Хотя я в Европе еще был награжден в 2000 году, введен в круг Франца Кафки, по-моему, первым в России, есть соответствующая медаль и диплом. Это не наши просили, не министерство культуры, а по выставке там собрался консилиум, который и решил, что я достоин. В этом круге, кстати, есть Феллини, Ив Монтан и вдруг казанский мальчик... То ли я такой фартовый и везучий, то ли еще как-то…

— Есть ли какой-то конкретный механизм того, как конкретный художник или конкретная картина попадает на акуционные торги?

— Повторяю, надо активно выставляться, быть замеченным. Возможно, люди, у которых в частных коллекциях есть мои картины, вдруг заинтересовались: а почему этого художника нет на аукционах? Вообще, я это называю вопросом судьбы. Такого прямого пути нет, иначе он бы так был занят художниками, что я туда точно бы не пошел, в эту очередь. Есть красивое выражение: пути господни неисповедимы.

— Согласны ли вы с мнением, что нынешние кризисные отношения между Россией и Западом снизили интерес к отечественному искусству за рубежом?

— Дело в том, что старое отечественное искусство, такой антиквариат, начиная от Айвазовского или Фешина, покупали богатые российские люди, теперь исторически получается так, что нас постиг настоящий экономический кризис. Нас с вами это коснулось не так сильно, если раньше мы покупали три вареных яйца, то теперь просто будем покупать два. А есть люди, у которых денег было немерено. Ведь что такое дорогие картины? Это вложение денег с целью их сохранения и приумножения. Купил Пикассо, вложил в это деньги, а потом продал дороже. К искусству это не имеет отношения. А сегодня у богатых людей паника некоторая, рубли надо куда-то девать, а за рубли эти работы не продают. Так что это связано не с интересом к нашему искусству, а исключительно с экономикой.