«ЛЕВИАФАН» И КОЛЛЕКТИВНЫЕ ПИСЬМА

Сегодня Государственная дума прокомментировала нашумевшее письмо ряда авторитетных кинематографистов с просьбой внести поправки в закон об использовании нецензурной лексики в художественных произведениях, которые могли бы облегчить их путь в кинопрокат и на сцену. Причем хотя адресатом письма значился Дмитрий Медведев — глава российского кабинета министров, первым ответил на послание режиссеров — свой «брат-кинематографист» — председатель комитета Госдумы по культуре, член «Единой России» Станислав Говорухин. По его словам, он не только не поддерживает эту просьбу, но и считает, что выпускать в прокат фильмы, содержащие нецензурную лексику, ни в коем случае нельзя и возрастные ограничения отрегулировать этот вопрос не помогут.

Ведущие российские кинематографисты вообще становятся главными отечественными ньюсмейкерами последних недель. Сначала часть страны из числа активных интернет-пользователей взялась за жаркое обсуждение самой успешной российской картины последних лет — «Левиафана» Андрея Звягинцева, устроив эмоциональную дискуссию на тему возможного «служения» режиссера интересам ЦРУ и «пятой колонны». Правда, градус споров потихоньку снижается, особенно после своеобразной «легализации» Звягинцева в виде достаточно подробного и внятного интервью в воскресном вечернем новостном эфире Первого канала.

И вот теперь в информационное поле попала целая группа известных деятелей культуры, причем эта тема вновь, пусть и косвенно, связана все с тем же «Левиафаном». Вчера поздно вечером стало известно о письме, которое целый ряд кинематографистов направили в адрес премьер-министра РФ Медведева. В нем содержится просьба внести изменения в закон РФ, принятый в середине прошлого года, согласно которому с 1 июля 2014 года нецензурную брань запрещено использовать при публичном исполнении произведений литературы, искусства, народного творчества на театрально-зрелищных и культурно-просветительских мероприятиях. Кроме того, фильмы, содержащие мат, не могут получить в России прокатного удостоверения, а книги и диски с содержанием мата могут продаваться только в запечатанной упаковке с надписью «Содержит нецензурную брань». На письмо в адрес премьера можно было и не обратить особого внимания, если бы не фигуры самих подписантов, имена которых подразумевают, что речь идет о серьезной акции, которая может действительно привести к изменению соответствующего законодательства и даже некоторым образом повлиять на общий культурный ландшафт, складывающийся в стране.

МИХАЛКОВ И ВСЕ-ВСЕ-ВСЕ

Письмо подписали Никита Михалков, Федор Бондарчук, Карен Шахназаров, Сергей Мирошниченко, Олег Табаков и Владимир Хотиненко. Причем лишь имя известного документалиста Мирошниченко выбивается из общего ряда. Все остальные — столпы отечественного искусства, незамеченные в антипатриотической позиции. Михалков и Бондарчук — старое и молодое «наше кинематографическое все», глава «Мосфильма» Шахназаров, Табаков, директор и худрук МХТ им. Чехова, а также автор патриотического блокбастера «1612» Хотиненко.

«Нецензурная брань сама по себе является частью нематериального культурного наследия, традиционно использовалась и используется в художественных произведениях в различных целях, к которым относятся правдивость изображения образов героев, усиление эмоциональной окраски происходящих на экране событий и так далее», — защищают великий и могучий русский мат авторы письма. И предлагают картинам, чей художественный замысел предполагает использование нецензурной лексики, выдавать прокатные удостоверения с возрастным ограничением 18+. «Существующий запрет является излишним и существенно обедняет возможности художественной реализации авторского замысла и восприятия художественных произведений совершеннолетними гражданами РФ», — таково мнение Михалкова и Ко.

Сам закон, подписанный Владимиром Путиным, был принят на волне развернувшейся некоторое время назад в стране борьбы за нравственность. Что любопытно, инициирован он был комитетом по культуре Госдумы РФ, который возглавляет... известнейший кинорежиссер Говорухин, автор картины «Место встречи изменить нельзя», который и до сегодняшнего дня не раз высказывал надежду, что предлагаемые коллегами по цеху поправки в закон даже не дойдут до обсуждения в парламенте и закон останется в неизменном виде.

К моменту принятия закона очень многие деятели культуры критически высказались в его адрес, хотя хор этих голосов был не слишком стройным и на ситуацию никак не повлиял. При том что речь шла о снятии из репертуара спектаклей, невозможности исполнения со сцены песен и дорогостоящем перемонтировании кинофильмов с целью не попасть под действие нового законодательного акта. К примеру, во время июньских гастролей в Казани одного из самых известных провинциальных театров страны — ярославского театра им. Волкова, его художественный руководитель Евгений Марчелли рассказывал зрителям о том, что некоторые из спектаклей в последний раз будут показаны именно в столице Татарстана как раз по вышеназванной причине.

И вот сейчас произошла неожиданная активизация «тяжеловесов от культуры» в этом вопросе, хотя речь пока и идет лишь о кино, но в случае если поправки в закон будут приняты, они будут касаться и других видов искусства.

ФИ В АДРЕС МЕДИНСКОГО И ЦЕХОВАЯ СОЛИДАРНОСТЬ?

Судя по всему, катализатором ситуации стал все тот же «Левиафан». Те, кто видели оригинальную версию картины, не могли не обратить внимания на обилие ненормативной лексики в фильме, которая делает живой и естественной речь жителей северной российской глубинки. Причем режиссер Звягинцев до последнего надеялся, что именно в таком виде кино появится на отечественных экранах. Но приз за сценарий в Каннах «Левиафана», а также многочисленные регалии, которыми были отмечены предыдущие работы художника, включая «Золотого льва» Венецианского фестиваля за «Возвращение», не спасли Звягинцева от необходимости внести правки в свою работу, «запикав» отдельные слова и целые реплики героев.

Вряд ли это является простым совпадением, когда письмо, подобное сегодняшнему, появляется на фоне споров вокруг «Левиафана», где тема мата в картине является одной из дискутируемых. Скорее маститые режиссеры показывают определенную цеховую солидарность плюс заботятся о своих будущих проектах, а также высказывают свое фи в адрес министра культуры РФ Владимира Мединского. Последний отметился не только критикой «Левиафана» и поддержкой закона о запрете мата, но и вообще, в последнее время имеет собственное мнение практически по любому поводу, едва ли не заявляя, что только ему нравящиеся кинопроекты смогут в дальнейшем получать государственное финансирование. Вряд ли того же Михалкова устраивает такая самостоятельность профильного министра, даже если между ними и нет расхождений в глобальных вопросах политического устройства России.

БИЛЕТ В КАССЕ ЯВЛЯЕТСЯ ОБЩЕСТВЕННЫМ ДОГОВОРОМ МЕЖДУ ЗРИТЕЛЕМ И АВТОРОМ

Инициативу известных отечественных кинематографистов оценили для нашей газеты столичные и местные деятели культуры и общественные деятели, включая главного возмутителя спокойствия и одновременно российского претендента на «Оскар». Мнения разделились необычным образом: против мата на экране и на сцене высказались в основном как раз те, кто раньше употреблял его в своем творчестве. А вот блюстители нравственной чистоты — на удивление — полагают, что использование ненормативной лексики в некоторых случаях оправдано.

Андрей Звягинцев — российский кинорежиссер, автор фильма «Левиафан» — обладателя «Золотого глобуса» и претендента на «Оскар»:

— Об этой инициативе я пока не слышал, но я бы ее, конечно, поддержал. Поддержал бы потому, что и я неоднократно об этом говорил, билет в кассе является общественным договором между зрителем, свободным человеком по определению, и автором, тоже свободным человеком. И если автор считает, что художественный замысел предполагает необходимость наличия ненормативной лексики, а зритель готов это увидеть и услышать, и ему есть 18 лет, то так и должно быть. На афише написано: 18+, в кассе сидит билетер, который обязан строго в соответствии с этим нормативом продавать билет. Собственно, какие тут могут быть вопросы?

Неконтролируемая ситуация обстоит с телевизором. То есть ребенок может включить его в любой момент, когда родители, например, находятся в другой комнате. Тут телевизор является неконтролируемым источником информации. И для него, конечно, необходимы такие меры, как закон, запрещающий использование ненормативной лексики. Ну не может быть, чтобы она звучала с экранов телевизоров. Но кинотеатр — это специальное общественное место, отведенное для того, чтобы люди, уединившись, оставшись наедине с кинопроизведением, наслаждались тем, что предлагает им автор. Да, люди есть разные, кто-то приемлет мат, кто-то нет. Но если тебе не нравится, то не покупай билет. Предельно простая картина.

Кирилл Разлогов — киновед, культуролог, автор и ведущий программы «Культкино» на канале «Культура»:

— Я выступал против этого закона (об использовании нецензурной лексики в художественных произведениях — прим. ред.) еще на стадии его обсуждения, то есть задолго до того, когда Бондарчук, Михалков и другие кинематографисты написали Медведеву свое письмо. Соответственно, я об этом давно говорил. Мне неизвестно, сколько фильмов благодаря этому закону легли на полку — такого официального списка у меня нет. Но даже новые фильмы прошлого года, привлекшие наибольшее внимание зрителей и кинокритики, такие как «Левиафан» Андрея Звягинцева или «Белые ночи почтальона Алексея Тряпицына» Андрона Кончаловского, трудно представить без нецензурной лексики. Получается, если строго следовать букве закона, что в полной версии в России они показаны быть не могут и что отечественные зрители их не увидят. Таким образом, наши законодатели существенно обеднили возможности художника и опыт зрителя.

Можно ввести оговорку к уже действующему закону, которая будет допускать использование ненормативной лексики, когда это будет обусловлено художественным решением. Но кто станет решать, когда это обусловлено, а когда нет? Ведь есть картины, которые просто не существуют без мата, например, «Изображая жертву». Конечно, наряду с этим в кинематографе найдется немало малограмотных, малоталантливых людей, которые кроме «нецензурщины» ничего не знают и не умеют. Но ориентироваться надо не на них, а на тех, кто делает настоящее искусство. Поэтому я полностью согласен с позицией Бондарчука и Михалкова.

Эдуард Лимонов — писатель, политический и общественный деятель:

— Эта тема (мата — прим. ред.) мне больше не интересна. Ну и что, что я писал когда-то? Были годы — пролетели...

Туфан Имамутдинов — главный режиссер казанского ТЮЗа:

— Я за то, чтобы персонажи были действительно адекватными. Допустим, взять документальный фильм, основанный на деревенской жизни, жизни рабочих, тут, конечно, без мата не обойтись. Я знаю хорошие документальные фильмы про глубинку — неужели их теперь нужно запретить показывать народу? Что касается художественных фильмов, то я против того, чтобы мат был использован там, где общаются простые молодые люди или взрослые интеллигентные люди. Но есть, к примеру, советский фильм «Холодное лето пятьдесят третьего»: Сталин умер, зэки убежали — с одной стороны, есть правдивость, с другой стороны, ее нет. У заключенных ведь своя жизнь, свой жаргон, свой сленг. Я за оправданность образа, его логичность и убедительность. Конечно, эти фильмы должны идти после девяти часов вечера.

Определить границу между «грязным бытовым матом» и матом оправданным можно с помощью эмоций. Если в фильме идет обыкновенная разговорная речь — я против использования в ней мата. А если что-то происходит, что-то сверхъестественное, и герой не может держать в себе все накопившиеся эмоции, и «древним русским» способом их выражает — это уже другое, это не осознанным акт употребления, а эмоциональный.

Псой Короленко — музыкант, певец, кандидат филологических наук:

— Я в этом вопросе не на стороне «матерщинников», а на стороне цензуры. Можно сказать, что я за цензуру, потому что это разумно. В самом русском языке нецензурная лексика закладывается как табуированная, это ведь не случайно. Это отличает нас от европейских языков. Закон и цензурные ограничения, касающиеся так называемого мата, — это лишь внешнее оформление табуированности. По форме это как регистрация брака, подтверждающая тот факт, что люди вместе. А здесь наоборот: закон подтверждает, что русский язык и мат врозь.

Могут сказать, что «реальным пацанам» в кино и в другом искусстве можно материться, потому что без этого — какие же они «реальные пацаны»? Но тогда возникает какой-то странный сословный подход. Интересно: почему одним героям можно материться, а другим нельзя? Это еще более странно, чем сама цензура. Лично для меня эта тема не главная. При этом я совсем не отрицаю своего раннего творчества, но ведь есть движение, динамика... Поэтому сейчас моя позиция сводится к тому, что табуированная лексика для разных типов людей, социокультурных групп, мировоззренческих систем может иметь разное значение. Это не черно-белая вещь, к ней надо подходить диалектически.

Что касается цензуры, то я ее всегда уважал. Не всегда правда звучит жарено. Подход к изображению персонажа не всегда должен быть радикальным. Иногда взвешенность звучит гораздо радикальнее.

Роман Самгин — российский актер, режиссер театра и кино, профессор РАТИ:

— Я со своей стороны согласен с коллегами. Диапазон кинематографа, театра, искусства куда сложнее и больше, чем он допускается. И использование ненормативной лексики должно быть дозволенным, если это уместно, если это необходимо и так далее. А закон о запрете использования матерных слов в художественных произведениях изначально является чушью, очевидно, что его быть не должно. Так что, повторюсь, поправки, которые просят внести наши режиссеры, я полностью поддерживаю.

Виталий Милонов — депутат законодательного собрания Санкт-Петербурга (фракция «Единая Россия»), автор нашумевшего закона против пропаганды гомосексуализма:

— Я матом не ругаюсь вообще, еще в 2006 году дал себе обет, что никогда не буду употреблять нецензурную лексику. И я против того, чтобы мат звучал с экрана телевизора или со страниц художественных произведений. Слишком много их появилось в России в свое время. Но... когда я смотрю один из любимейших моих фильмов — «Цитадель» Никиты Михалкова, где бывший комдив и генерал, которого играет сам режиссер, иногда употребляет крепкое словцо, я не могу себе представить этой картины без мата. Там это оправдано. И я не возражаю против таких частных, художественно оправданных случаев использования ненормативной лексики в кино. Потому что жизнь в ее повседневности должна изображаться правдиво. А из повседневности мат вряд ли когда-нибудь полностью исчезнет.