КЬЕРКЕГОР И БАРД КАК CURRENT MOOD

— Павел, в одном интервью вас спросили о главном месседже вашего творчества, и вы, сославшись на откровение, данное старцу Силуану, ответили, что нужно «держать ум во аде и не отчаиваться». Что это значит?

— «Держи ум во аде и не отчаивайся» — это, возможно, единственное в XX веке прямое божественное откровение. Вероятно, это стоит понимать буквально: нужно знать о некоем ужасе, который неотъемлемо присутствует в жизненном опыте каждого человека, и одновременно не отчаиваться. Не думаю, что сказал тогда корреспонденту, что это мой главный месседж, это было бы слишком пафосно. Возможно, когда меня спросили об идее, которую я хотел бы передать людям, я просто ответил то, что мне в тот момент вспомнилось. Для меня это очень важная мысль. Многие люди, как мне кажется, мыслят оптимистически в связи с забвением, но если человек помнит, как все на самом деле непросто, и не отчаивается, это уже гораздо интереснее.

— Правильно ли вообще сводить все свое многогранное творчество к какой-то одной мысли?

— Абсолютно неправильно. Но, знаете, у меня в юности был такой случай... Однажды в Питере я познакомился с девушкой, и она меня спросила: «Кто твой любимый философ?» Тогда я находился под влиянием книги Льва Шестова «Кьеркегор и Достоевский», мне ее друг подарил на день рождения. И я ей говорю: «Кьеркегор». Я не был уверен, что он мой любимый философ, но впечатление на девушку произвел.

Вообще, отвечать на вопрос, начинающийся со слов «твой любимый...», всегда очень трудно. Любимое зависит от настроения, от текущего момента. Мне нравится, как пишут в LiveJournal или Facebook: «текущее настроение» или current mood. Так вот, в тот момент моим current mood был Кьеркегор. Тогда девушка спросила: «А что он сказал? Каждый философ ведь что-то сказал. Ницще — что Бог умер, Декарт — что он мыслит и, следовательно, существует. А Кьеркегор?» Для меня это стало неожиданностью: оказалось, любой философ может восприниматься как автор одного главного афоризма. Я правда считаю, что в какие-то моменты жизни нужна конспективность, но не всегда все можно свести к одной фразе.

— Нашлись тогда, что ответить про Кьеркегора?

— Нет! Слишком сложно. Пришлось бы говорить очень долго, и, боюсь, это был бы разговор ни о чем. В некоторых ситуациях проще думать, чем говорить.

— О вас пишут — «молодежный филолог», «акын», «бродячий ученый»... Откуда взялись эти определения?

— Словосочетание «молодежный филолог» родилось из оговорки, которую я допустил в одном рекламном джингле, причем он был и не про меня вовсе. Там всех просили что-то сказать, и я, когда представлялся, хотел сказать то ли молодежный журналист, то ли молодой филолог, а получилось «молодежный филолог». Мы посмеялись и решили так и оставить. С тех пор это цитировалось, копировалось, повторялось бесконечное количество раз. То же самое со словом «акын»: один раз я где-то сказал, что не бард, а акын: что вижу, то пою. Мне запомнилось, что акын и бард в школьном учебнике то ли древнего мира, то ли средних веков шли через запятую: вот были барды, акыны, аэды, рапсоды, менестрели и миннезингеры. Акыны в этом ряду упоминались, потому что составителям учебника было важно добавить к европейской традиции народы тогда еще советского пространства. И вот эта однократная шутка, строившаяся на цепочке бард-акын, распространилась в интернете.

А я ведь действительно пою то, что вижу. Поэтому я, конечно, никакой не постмодернист, а реалист, как правильно сказала про меня поэт и искусствовед Вера Калмыкова, очень чуткая к деталям и в науке, и в художественном творчестве, и в личном быту. Однажды она сказала мне в разговоре — мы дружим много лет, с юности, и порой ведем подобные разговоры, — что даже если я цитирую тексты, то беру их из реальности, а изображение окружающей среды и есть реализм.

— Еще одна приписка, которая всегда следует за вашим именем, — кандидат филологических наук. Нет желания наконец-то защитить докторскую?

— Знаете, кандидат и доктор в некоторых странах — это почти одно и то же. Проблема в том, что я сейчас не занимаюсь исследованиями, не пишу каких-то научных работ. Я защитил кандидатскую сразу после университета, темой был Короленко, эта фигура вдохновила меня на разные подвиги, о которых вы знаете. Я благодарен Владимиру Галактионовичу, ведь от него у меня не только имя. Какие-то содержательные моменты его творчества актуализировались в моих песнях: он говорит про гуманизм, про маленького человека, про инаковость, про диаспору, про провинцию, вообще про многие вещи, которые для меня важны.

Конечно, я по-прежнему открыт науке, но в данный момент все складывается так, что мой current mood — это, скорее, бард. Я люблю это слово, и мне кажется, что это правильно. Надеюсь, барды не будут против.

«ВКОНТАКТЕ» И FACEBOOK КАК ПРАВАЯ И ЛЕВАЯ РУКА

— Ролики с вашим участием набирают большое количество просмотров на YouTube, про вас много шуток в рунете, есть даже статья на Lurkmore. Вам вообще интересно, что про вас пишут? Часто забиваете свое имя в поисковик?

— Конечно, я же живой человек! И гуглю себя, и в «Яндексе» смотрю. Кроме того, я личность в каком-то смысле публичная, мне это профессионально необходимо: это обратная связь, работа с собственным трафиком. Главное, чтобы поиск не превращался в нарциссическое навязчивое действие, от чего никто не застрахован. Социальные сети делают публичным любого человека, мы все постоянно проверяем апдейты, лайки, новости о себе самом, это засасывает. Упаси боже сильно в это погружаться.

— Заранее прошу прощения за вопрос, который начинается со слов «ваша любимая...» Ваша любимая социальная сеть?

— У меня их две: «ВКонтакте» и Facebook. Это как правая и левая рука.

— Которая правая?

— В этом плане я амбидекстр. Twitter и Instagram я бы и рад освоить, но пока не могу. Как поет Аня Герасимова (Умка), «мы люди XX века, где нет ни гаджетов, ни баннеров, ни принтеров, ни сканеров», и я, хоть и пользуюсь интернетом, все равно человек XX века. Instagram пока вообще не понимаю. Аккаунт в Twitter у меня есть, но вести его как-то не получается, может быть, это и к лучшему.

2013 год стал для меня очень важным: я провел его без сетей, старался не использовать даже чаты и браузеры. Страницы на Facebook и во «ВКонтакте» вел Леонид Юлдашев, который тогда занимался моим менеджментом. Не будем говорить пафосное слово «аскеза», но это определенно была некая депривационная техника. И она очень помогла: за год я прочитал кучу книг, повидался с огромным количеством друзей, у меня случилась этакая «болдинская осень».

— А ломка была?

— Нет, потому что я все это делал по доброй воле. Я, наоборот, очень расслабился.

— Зачем же тогда вы вернулись?

— Однажды появилась техническая необходимость лично зайти в сеть, а год к тому моменту уже прошел (этот отказ я зарядил на год). Но сильной зависимости от сетей с тех пор у меня уже не было, сейчас я знаю, что могу позволить себе интернет в разумных количествах. Всем рекомендую такой детокс, он способствует появлению чувства меры.

«ПЕЛЕВИН НЕ ПОЛТИННИК, ЧТОБЫ ВСЕМ НРАВИТЬСЯ»

— Вы когда-нибудь беспокоились о том, что любой текст или сценическое выступление — вне зависимости от того, насколько они удачны — могут попасть в интернет, остаться там и начать жить собственной жизнью? Не страшно «плевать в вечность»?

— В истории с интернетом давно нет никакого «плевка в вечность», и я считаю, что это большая беда. Виктор Пелевин касается этой темы в своей последней книге. В «Цукербринах» я согласен с каждым словом — грустная книга, тяжелая, но там все правда.

— А критикам «Любовь к трем Цукербринам» не нравится, писателя обвиняют в том, что он все слишком упростил.

— Пелевин не полтинник, чтобы всем нравиться. Упростил — значит, пришло время для более прямого высказывания. Он старается говорить о том, что его сильно волнует, и это очень достойная позиция для писателя. Я, кстати, считаю, что Пелевин, хоть и постмодернистский автор, но в первую очередь реалист. И Сорокин реалист, хотя сегодня Пелевин, может быть, немного актуальнее. Они сегодня все реалисты — пусть с элементами абсурдизма. Но для Сорокина актуальнее европейский, христианский контекст, а для Пелевина — скорее буддистский и, шире, восточный. Пелевин очень отзывчив к современным веяниям, честь и хвала ему за это.

— Кстати, о прямых высказываниях. Участие в телешоу Первого канала «Минута славы» было вашей инициативой?

— С одной стороны, предложение исходило от «Минуты славы», с другой, я это предложение принял. Я хотел продемонстрировать необычную манеру фортепианной игры, которую называю «игра под Станиславского». По сути, это имитация игры, используется всего несколько аккордов, но получается необычный эффект виртуозности. Репертуар был согласован с Первым каналом, песню «Остров» выбрали они. В ней, кстати, даже не два, а один аккорд.

— Довольны эффектом выступления?

— Исключительно доволен. К моменту появления ролика с «Минуты славы» на YouTube в интернете зашкаливал трафик тех песен, которые стали мне поднадоедать. Это и хит про чудовище, и песня про остров в той версии, которой я был не совсем доволен. Теперь лидирует запись с «Минуты славы», авторитет Первого канала обеспечил ей большое количество просмотров. Если угодно, я считаю, что это отличный клип для данной песни.

— Можно ли сказать, что после участия в «Минуте славы» у вас появилось много новых «случайных» слушателей, которые не совсем понимают, о чем речь в ваших песнях?

— Так я сам не понимаю, о чем речь! Искусство — вещь, которая имеет много смыслов, каждый понимает то, что касается его или ее, то, что важно. Если вы узнали, какие тексты цитируются в песне, это значит, что вы увидели технические приемы, но при этом совсем не обязательно, что вы ее правильно поняли. Правильно понять песню значит полюбить ее.

Но количество слушателей однозначно увеличилось, потому что YouTube и соцсети все увеличивают в разы. Я не верю в раскрученных бездарей и непризнанных гениев, зато верю в объективную меритократию: хороший продукт всегда находит свою аудиторию, это закон и мироздания, и культуры, и рынка, и информации. На казанском концерте с Дмитрием Бикчентаевым и Яной Овруцкой мы поем песни разных авторов, прозвучит и моя композиция про остров, где все есть — в жанре попурри, в сочетании с другими песнями... Я верю, что если ее заснимут и она появится на YouTube, то найдет свой трафик.

КАЗАНЬ КАК ПОВОД НАУЧИТЬСЯ ИГРАТЬ НА АВТОХАРПЕ

— На Казань вы выделили почти неделю в гастрольном графике, здесь у вас запланировано целых три выступления. Это обычная практика, или наш город вас так затянул?

— Я провел несколько дней в гостях у Дмитрия Бикчентаева в деревенском доме в Марий Эл, где мы занимались созданием нашего нового проекта «Вкуснейшие». Это было чрезвычайно интересно: сочетание интерьера, природы, приятного общения, музыки, необычных музыкальных инструментов. Это вдохновило меня в том числе и на мой сольный концерт в China-Town. Сегодня (разговор состоялся 25 февраля — прим. ред.) я побывал в Раифском монастыре, и вот теперь мы вернулись сюда, в Казань. Так что можно сказать, что Казань для меня только начинается.

DSC_2131.jpg

— Расскажите о своем новом проекте с казанскими музыкантами — джем-кабаре «Вкуснейшие».

— Несколько лет назад у нас с певицей Яной Овруцкой был проект «Сладчайшие»: мы пели песни культовых исполнителей XX века, поп-классику. Назвались так, потому что исполняли сладкие песни о любви, которые, конечно, могут пониматься шире — каждая из них немного спиричуэлс. Этот жанр — немного юмора и самопародии с долей капустника в хорошем, конструктивном смысле слова — послужил одной из предпосылок к нынешнему проекту.

Вторая предпосылка — мой опыт сотрудничества и с Дмитрием Бикчентаевым. Мы познакомились на Грушинском, но сотрудничать начали уже в Америке, на фестивале «Балаганчик» в Кливленде и на фестивале «jetЛАГ» в Нью-Йорке. Тогда у нас появилась мечта: сделать в Казани проект, который бы строился на уникальной Диминой коллекции инструментов. Мы соединили нашу траекторию с Димой и нашу траекторию с Яной, а есть еще траектория Димы с Яной, они оба из Казани. И получились «Вкуснейшие» — от создателей «Сладчайших» при эксклюзивном участии Дмитрия Бикчентаева.

— Что это за уникальные инструменты?

— Невообразимые. Колесные лиры, харпы, автохарпы, шарманки — всего в выступлении будет задействовано 12 инструментов. Автохарп абсолютно поразил мое воображение, на нем я и буду играть во «Вкуснейших». Правда, это снова будет «под Станиславского». Но если на фортепиано меня когда-то учили играть в музыкальной школе, то по части автохарпа я полный дилетант.

— Кончатся ли «Вкуснейшие», когда вы уедете из Казани?

— Мы покажем премьеру программы и попросим ее заснять. Это уникальный материал, который нужно задокументировать. Мы хотим посмотреть на результат со стороны, проанализировать, что у нас получилось. Думаю, у проекта есть какое-то концертное будущее.

«В СУЩНОСТИ, УЕХАТЬ НИКУДА НЕВОЗМОЖНО»

— Какую программу вы собираетесь играть в China-Town-Cafe?

— Я очень люблю и поддерживаю проект China-Town во всех городах, но, как ни странно, это будет мой первый концерт в China — не в Москве, где я всех отлично знаю и люблю, а именно в Казани, чему я, в общем, рад. «Циферблат», кстати, тоже замечательный проект, организаторов которого я знаю и люблю, и впервые я побывал в «Циферблате» именно в Казани.

На концерте в China-Town мне бы хотелось исполнить свои свежие песни. В последний раз я был в Казани четыре года назад, с тех пор успел сочинить много нового, особенно в 2013 году, который провел без интернета. Недавно я выпустил сольный клайв, будут песни оттуда, плюс какие-то старые вещи из сольного репертуара. Проект называется «Песни старого Леля».

— Ждете, что формулировка «старый Лель» добавится к «молодежному филологу» и «бродячему ученому»?

— Пускай! Это название имеет несколько вариантов. Иногда я пишу «Старые песни нового Леля», иногда «Новые песни старого Леля», иногда «Песни старого Леля», иногда «Песни нового Леля». С этим можно играть. В Барселоне я увидел очень интересную картину, она просто стояла в углу, ничейная. Она была в духе наив-арта, на ней изображался образ, который напомнил мне Леля, потому что там была подпись, в переводе на русский значившая что-то вроде «Чародей любви». Я сфотографировал картину и потом немного ее переделал для своих афиш.

Лель похож на подпоручика Киже: такого бога не было в пантеоне, скорее всего, это более поздний конструкт. Но этот герой присутствует в «Снегурочке», у меня в репертуаре даже есть песня, в которой цитируется опера Римского-Корсакова: «Туча со громом сговаривалась». Это мне еще бабушка пела.

DSC_2084.jpg

— Сегодня в связи с политической повесткой дня многие творческие люди в России всерьез задумываются об эмиграции. Вы рассматриваете для себя такой вариант?

— Знаете, на одном семинаре по русской поэзии в американском университете студентам показали мою песенку «Фигово мне, братец, фигово, поеду я в штатец Айова» и спросили: «Как вы думаете, это классика или масскульт?» Студенты ответили, что масскульт, потому что элите не свойственно эмигрировать. Вот пример того, что думают об этом американцы. Хотя они, конечно, просто не поняли шуточного характера песни...

«Эмигрант» — не мой тип, я скорее «мигрант». А иногда и «e-мигрант» c учетом интернета. Впрочем, есть родина, но есть и целый мир, и этот мир един, даже несмотря на то, что сейчас он разъединен, потрясен безумием и кризис налицо. В сущности, уехать никуда невозможно, потому что мир един. Иногда это здорово, иногда — трагично и драматично, иногда это ведет к комфорту, иногда — к дискомфорту, но с этим приходится жить. Это тоже к нашему разговору про «держи ум свой во аде и не отчаивайся».