ИРОНИЯ СУДЬБЫ, ИЛИ СЛУЖИЛИ ДВА ТОВАРИЩА

Сразу же по прибытии 2-й радиобазы в Казань в конце лета 1919 года рядовой красноармеец Николай Ежов получил новую должность — стал переписчиком при комиссаре управления базы. Биограф Ежова Алексей Полянский рассказывает в своем исследовании «Ежов. История «железного» наркома» (первой в России отдельной книге о Ежове — прим. ред.): «Начальником базы был окончивший в свое время Казанский университет бывший подпоручик Углов, а радиотелеграфную школу, входящую в ее состав, возглавлял также бывший подпоручик Магнушевский — оба блестящие специалисты в области радиодела. В школе преподавали в основном молодые способные инженеры и студенты старших курсов, не успевшие из-за войны закончить образование. Это был первый опыт общения Ежова с интеллигенцией, что в определенной степени повлияло на его развитие. На базе и в школе о Ежове сложилось хорошее мнение. Он держался скромно, в работу преподавателей не вмешивался, был на хорошем счету у начальства, и претензий к нему не было».

Ирония судьбы: 2-я радиобаза вошла в подчинение Запасной армии республики Восточного фронта (ЗРА), штаб которой был дислоцирован как раз в Казани, и, по сведениям казанского историка Булата Султанбекова, начальником политотдела в ЗРА в это время служил не кто иной, как большевистский «крестник» и наставник Ежова по Витебску и будущий первый секретарь Татарского обкома партии Борис Пинсон. Два партийца — ученик и учитель — находились в одном городе, очевидно, об этом не подозревая. По крайней мере, никаких документов и упоминаний об их встречах в Казани не обнаружено.

Борис Пинсон

Вероятно, слишком большая разница в армейской иерархии — рядовой писарь и комиссар целой армии — на нет сводила вероятность их контактов. Будущий стремительный карьерный взлет одного и не менее стремительное изгнание из Казани другого за скандалы с местным начальством («БИЗНЕС Online» недавно описывал эти события в публикации «Борис Пинсон: будущий руководитель ТАССР был другом и наставником кровавого наркома» — прим. ред.) на этот раз позволили судьбе развести их. Пока. Но пути Пинсона и Ежова несколько позже вновь пересекутся, в другом месте и при других обстоятельствах, но уже совершенно трагическим образом, когда, уже будучи наркомом, Ежов исполнит волю Сталина казнить своего наставника. А тот не сдаст своего питомца даже под пытками. По версии интернет-журнала «Рабкор», новоявленный глава союзного МВД именно после «дела Пинсона» надломится, запьет от мук совести и, что называется, пойдет в разнос...

НЕГОЖЕ БЫТЬ ПИСАРЕМ ПРИ ТАКИХ ЗАСЛУГАХ

Алексей Павлюков, один из главных биографов сталинского наркома, автор книги «Ежов. Биография», пишет: «На этом посту [писаря], не совсем подходящем для коммуниста с дореволюционным партстажем, он пробыл недолго, и уже два месяца спустя, 18 октября 1919 года, его назначают военным комиссаром радиотелеграфной школы. Институт военных комиссаров, или, сокращенно, военкомов, был введен весной 1918 году в качестве меры, позволяющей партии осуществлять политический контроль над армией в целом и над военными специалистами (военспецами), доставшимися от старой армии, в особенности. Учитывая важность задачи, комиссары должны были отбираться из числа «безупречных революционеров, способных в самые критические минуты и в самых трудных обстоятельствах оставаться воплощением революционного долга».

Сначала военкомы назначались главным образом в центральный военный аппарат, а также фронтовые и армейские органы управления, но к 1919 году они уже действовали во всех соединениях и частях Красной армии. В связи с этим расширились и их функции. Комиссары должны были заниматься политико-моральным воспитанием личного состава, насаждать и укреплять дисциплину, вникать во все стороны административной и хозяйственной деятельности воинских частей, жизни и быта военнослужащих. Утвержденная в январе 1919 года инструкция парторганизациям армии и флота закрепила за военкомами также и функции руководителей партийных ячеек. В документах 2-й базы радиотелеграфных формирований, хранящихся в Российском государственном военном архиве, нет никаких материалов, позволяющих судить о деятельности Ежова в качестве военного комиссара радиошколы базы. Можно предположить, что его работа не очень отличалась от того, чем занимались в это время комиссары во всех остальных частях Красной армии. Правда, контроль за военспецами, в данном случае преподавателями школы, затруднялся тем, что из-за отсутствия специальных знаний Ежов не мог квалифицированно разбираться в правильности тех или иных решений, касающихся учебного процесса. Поэтому в эти вопросы он старался особенно не вмешиваться, проводя большую часть рабочего времени в мастерской радиобазы, а свободного — в библиотеке за чтением специальной или общеобразовательной литературы. Наверное, поэтому он и получил прозвище Кольки-книжника.

ПЕРВАЯ СУДИМОСТЬ НЕ ПОРОК

Неожиданно в начале 1920 года спокойная жизнь радиошколы оказалась нарушена. Ежову и начальнику школы, бывшему подпоручику царской армии Магнушевскому, Особым отделом Запасной армии были предъявлены обвинения в нарушении установленного порядка приема в школу. Особый отдел ЗРА, которой подчинялась база, арестовал начальника школы А. Я. Магнушевского и комиссара Н. И. Ежова. 5 февраля они предстали перед Революционным военным трибуналом. Магнушевского обвинили в том, что он нарушил установленный прием в школу и зачислил туда дезертиров. Ежову вменялось в вину непринятие мер по пресечению незаконных действий начальника школы.

Обвинения были очень серьезными, но учитывая, что ни Магнушевский, ни Ежов не преследовали личных корыстных целей, а руководствовались лишь желанием укомплектовать школу наилучшим образом, военный трибунал Запасной армии, рассматривавший этот вопрос на своем заседании, ограничился сравнительно мягкими мерами воздействия. По версии исследования Николая Зеньковича «Самые закрытые люди. От Ленина до Горбачева: Энциклопедия биографий», Магнушевского приговорили к двум годам принудительных работ условно с отсрочкой на три месяца, Ежова — к одному году тюремного заключения условно. По версиям других исследователей, Ежов отделался строгим выговором. Но все сходятся в том, что, в отличие от Магнушевского, ему удалось сохранить занимаемую должность.

Исполняя обязанности комиссара школы, Ежов сначала эпизодически, а затем и постоянно замещал комиссара базы, когда тот был болен или находился в командировке. В этом качестве ему время от времени приходилось представлять коллектив радиобазы на различных районных или городских собраниях, выполнять отдельные поручения районного комитета партии, например, выступать с политическими докладами на том или ином предприятии города.

В Казани в конце лета 1919 года рядовой красноармеец Николай Ежов работал переписчиком при комиссаре управления 2-й радиобазы

ТРИУМФАЛЬНОЕ ШЕСТВИЕ «ТЕЗИСОВ ШЕСТИ»

Поначалу его участие в деятельности городской, а тем более областной парторганизации было, в общем, малозаметным. Ситуация изменилась в 1921 году. 6 февраля в местной газете были в дискуссионном порядке напечатаны от имени шести коммунистов тезисы о партийном строительстве (так называемые «тезисы шести»). Одним из тех, кто подписал документ, был Ежов, другим — его непосредственный начальник, комиссар 2-й радиобазы Савцов. В тезисах излагались взгляды авторов на принципы взаимодействия всех звеньев партийной организации — от первичной ячейки до областного комитета (обкома) — на основе четкого разграничения функций и полномочий каждого звена. Высказывались также критические замечания в адрес обкома. В частности, указывалось на оторванность высших партийных органов от низших, на перегруженность руководящих партработников другими ответственными должностями, что мешает им сосредоточиться на партийной работе и служит предметом всевозможных нареканий на оторванность «верхов» от масс. В связи с этим было высказано мнение о необходимости освобождения членов бюро областного комитета партии от любых других обязанностей. Таким образом, «тезисы шести» как бы переносили на местную почву ту дискуссию о партийном строительстве, которая за несколько месяцев до этого, в сентябре 1920 года, состоялась на IX конференции РКП(б).

После опубликования тезисов началось их триумфальное шествие по партийным организациям Казани. К ним присоединялись и отдельные ячейки, и целые районные комитеты. На прошедшей 20 февраля 1921 года казанской общегородской партийной конференции после заслушивания доклада о партийном строительстве, сделанного представителем обкома, слово для содоклада было предоставлено одному из авторов «тезисов шести», начальнику политуправления Запасной армии и по совместительству заведующему агитационно-пропагандистским отделом обкома С. З. Слуцкому. В своем выступлении он заявил, что после IX партконференции не было принято никаких мер по оздоровлению партии и что нужны не только хорошие программы работы, но и гарантии того, что они будут выполняться. К числу таких гарантий относятся: выдвижение коммунистов в состав руководящих партийных структур в зависимости от способности к партийной работе, а не занимаемого высокого поста в советских органах, как это часто бывает; предоставление общим партийным собраниям их полных прав, из-за отсутствия которых эти собрания превращены теперь в фикцию; отчеты районных комитетов перед ячейками и вынесение последними по этому поводу тех или иных решений, направляемых затем в областной комитет; ежемесячная оценка ячейками деятельности прикрепленных к ним руководящих работников, чтобы те не игнорировали своей обязанности работать в массах и т. д. Конференция приняла решение взять «тезисы шести» за основу и с учетом платформы обкома выработать единую позицию.

21 апреля 1921 года Ежов избирается членом Кремлевского райкома партии Казани, а на следующий день назначается по совместительству заведующим агитпропотделом райкома

ЧЛЕН БЮРО ТАТАРСКОГО ОБКОМА

Неделю спустя состоялась 2-я татарская областная партконференция. В принятых на ней решениях по организационному вопросу все основные предложения, содержащиеся в «тезисах шести», были учтены. Прошедшая в феврале 1921 года трехнедельная дискуссия сыграла важную роль в дальнейшей судьбе Ежова. Его подпись под получившими такую популярность «тезисами шести» не осталась незамеченной, и в ходе состоявшихся на заключительном этапе областной партконференции выборов руководящих органов Ежов получил свою первую, хотя и самую низшую в областной иерархии, партийную должность — он был избран кандидатом в члены ревизионной комиссии. Два месяца спустя, 21 апреля 1921 года, он избирается членом Кремлевского районного комитета партии города Казани, а на следующий день на первом организационном собрании райкома, оставаясь военным комиссаром радиошколы, назначается по совместительству заведующим агитпропотделом райкома. 13 мая, в связи с отбытием комиссара 2-й радиобазы к новому месту службы, Ежов был назначен на освободившуюся должность.

Его авторитет продолжает расти. В местной газете публикуются заметки, в которых работа партийной организации радиобазы рассматривается в качестве примера для подражания. И как закономерный итог — 24 июня 1921 года на 3-й областной партконференции Ежова избирают членом бюро Татарского областного комитета РКП(б). При распределении обязанностей между членами бюро ему было поручено возглавить агитпропотдел обкома. Не оставался Ежов в стороне и от советской работы. В начале июня того же года он в очередной раз избирается в Казанский городской Совет, а в конце того же месяца на 2-м Всетатарском съезде Советов становится членом президиума Всетатарского Центрального исполнительного комитета (ЦИК).

Активно участвуя в проводившихся в тот период избирательных кампаниях, Ежов, как и положено политическому борцу партии, проводит разъяснительную работу среди личного состава радиобазы, активно разоблачает «чуждые» взгляды и «обывательские» суждения. Вот характерная зарисовка с натуры, относящаяся к периоду выборов в Казанский горсовет: «Клуб радиобазы полон красноармейцев. Оживленный говор, шум, — чувствуется необычный день. Представитель избирательной комиссии открывает собрание... По докладу т. Ежова выступило несколько ораторов. Особенно интересным было выступление гражданина Фотиева. Он, видите ли, вполне политически грамотный человек, но «никак не может разобраться в партиях» и думает, что «можно работать, и не вступая в партии». Так пытался заговорить зубы товарищам из радиобазы «беспартийный» (так он себя называет) Фотиев. Настоящий его облик разоблачил затем т. Ежов. Фотиев, оказывается, меньшевик. Собранию больше никаких объяснений от Фотиева не нужно было. Все было ясно. И с твердой революционной решимостью радиобазники выбрали в Совет Ежова Николая — бывшего рабочего Путиловского завода, коммуниста, военкома базы...», а также еще нескольких вполне благонадежных своих сослуживцев.

«ОКОЛО 8 СОВЕТСКИХ И ПАРТИЙНЫХ ДОЛЖНОСТЕЙ»

Пока Ежов политически просвещал личный состав вверенной ему радиошколы, а затем и радиобазы, Гражданская война успела закончиться, и для Красной армии наступил один из наиболее сложных периодов ее существования — этап демобилизации и реорганизации. В соответствии с изданной тогда инструкцией члены партии могли быть демобилизованы при наличии соответствующего запроса со стороны губернских или областных парторганизаций и отсутствии возражений по месту службы коммуниста. 30 июня 1921 года такое ходатайство по поводу Ежова, сделавшего уже к этому времени свой выбор и решившего целиком посвятить себя партийной работе, было направлено Татарским обкомом партии в адрес ЦК РКП(б). На следующий день и сам Ежов выехал в Москву «для выяснения очередных задач, возлагаемых на базу, и вопроса о ее реорганизации», а заодно, чтобы ускорить принятие решения, касающегося его собственной судьбы. 5 июля 1921 года учетно-распределительный отдел ЦК РКП(б) направил ходатайство Татарского обкома в Политуправление Реввоенсовета Республики с просьбой дать свое заключение. В тот же день находящийся в Москве Ежов подал рапорт на имя помощника начальника управления связи Красной Армии (УСКА) по политической части А. Ф. Боярского, в котором, во избежание волокиты, связанной с прохождением ходатайства о демобилизации по всем инстанциям, просил сообщить ему напрямую, имеются ли какие-либо обстоятельства, препятствующие его откомандированию в распоряжение Татарского обкома. «Прошу, — писал Ежов, — принять во внимание следующее: в настоящее время я занимаю около восьми советских и партийных должностей, так, например: член президиума Татарского ЦИК, член горисполкома, член бюро областного комитета РКП(б) и член его секретариата, член бюро районного комитета РКП(б), зав. агитпропотделом областного комитета РКП(б), редактор «Известий» областкома РКП(б), зав. секцией Истпарта (комиссия по изучению истории партии — прим. ред.) по изучению истории Гражданской войны и Красной армии — и, таким образом, уделять все внимание радиобазе при всем желании не могу и особой ценности в данном случае не представляю как работник УСКА». Несмотря на отрицательную резолюцию комиссара радиотелеграфного отдела УСКА П. Н. Новобранова («Я, конечно, не согласен отпустить специалиста радио, т. к. и сейчас уже военный радио распыляет массу коммунистов по другой партработе, и, наконец, мы можем оставить военный радио совершенно без коммунистов»), Ежова пришлось отпустить.

20 августа 1921 года бюро Татарского обкома РКП(б) постановило: «Дать отпуск на один месяц и выдать пособие в размере 300 000 рублей». В Казань Ежов уже не вернулся

ПЕРЕХОД В ПРОФЕССИОНАЛЫ

15 июля 1921 года он перестал быть военным комиссаром, превратившись с этого момента в профессионального партийного функционера. Вернувшись в Казань, Ежов энергично принялся за дело. Уже 2 августа на бюро обкома был заслушан его доклад о работе агитпропотдела и планах на ближайший период. Как выяснилось из доклада, отдела как такового фактически не существовало. Из обследованных к этому времени четырех районных комитетов в трех дела обстояли неудовлетворительно. Работа секций национальных меньшинств замерла: «Мне даже не удалось собрать секретарей», — сообщил Ежов.

Обрисовав ситуацию, он предложил вниманию присутствующих обширный план организационных мероприятий, призванных исправить положение. Предложения Ежова коллеги поддержали, представленный им план утвердили, и можно было, казалось бы, приступить к его реализации. Однако этого не произошло. Ежов и прежде не отличался крепким здоровьем, тем более не пошли ему на пользу последние годы. В разоренной Гражданской войной стране, охваченной эпидемиями и голодом, трудно было не растерять даже те небольшие запасы жизненных сил, которые достались ему от природы. Приобретя за это время целый букет болезней, он сейчас остро нуждался в том, чтобы хорошенько отдохнуть и подлечиться. Еще в марте Ежов обратился к командованию с просьбой о предоставлении отпуска. «Отпуском совершенно не пользовался с Февральской революции, все время работая на советской, партийной и профессиональной работе», — писал он. Разрешение на трехнедельный отпуск было тогда получено, однако воспользоваться им не удалось. Теперь такая возможность появилась. 20 августа 1921 года бюро Татарского обкома РКП(б), рассмотрев заявление Ежова об отпуске и выдаче пособия, постановило: «Дать отпуск на один месяц с правом выезда в Москву на предмет поступления в одну из санаторий года Москвы и выдать пособие в размере 300 000 руб.».

«ПРОЩАЙ, ДОРОГОЙ КОЛЬКА-КНИЖНИК!»

Узнав о предстоящем отъезде Ежова из Казани и словно догадываясь, что больше увидеться уже не придется, коммунисты радиобазы передали ему напутственное письмо. «Мы, коммунисты 2-й базы радиотелеграфных формирований, — говорилось в нем, — провожая в лице твоем одного из старых товарищей, основателя нашего коллектива, несем тебе глубокую благодарность за понесенные труды по воспитанию в нас коммунистического духа. Мы не забудем наших общих собраний, где под твоим руководством путем бесед, дискуссий, рефератов мы получили, благодаря твоему умению передать понятным рабочему словом, ясное представление по вопросам о «верхах» и «низах», «профсоюзах», «продналоге» [темы внутрипартийных дискуссий] и пр. Мы, рабочие нашего коллектива, не забудем нашего дорогого путиловца Кольку-книжника, благодаря которому наша ячейка по работе стояла первой по Кремлевскому району казанской [партийной] организации, и, расставаясь, надеемся, что многим из нас еще придется встретиться с тобой на поле борьбы за светлое будущее коммунизма».

Завершив текущие дела, Ежов выехал в Москву. По прибытии он был сначала направлен на отдых и лечение в один из санаториев, а затем, в январе 1922 года, с диагнозом «колит, малокровие и катар легких» помещен в Кремлевскую больницу. 13 февраля срок лечения подошел к концу, но в сопроводительном удостоверении ординатор Кремлевской больницы указал, что по состоянию здоровья Ежов нуждается в дополнительном месячном отпуске. Больше, однако, отдыхать уже не пришлось. Предстояли почти 18 лет неутомимого восхождения на самый верх руководства страны; пиком его карьеры стал «Большой террор», унесший жизни и поломавший судьбы миллионов граждан СССР.

Ежов бесконечно, даже как-то по-собачьи был предан делу или кумиру, которому он поверил и полюбил

И СТРАШНЫЙ, И ЖАЛКИЙ

Разные исследователи: англичанин Роберт Конквест (которому принадлежит сам термин «Большой террор»), российский историк генерал-полковник Дмитрий Волкогонов, писатель Александр Солженицын — называют разные цифры жертв репрессий. По мнению Алексея Полянского (хотя он сам не брался утверждать, что его цифры являются истиной в последней инстанции), при Ежове, под его непосредственным руководством менее чем за два года были расстреляны около 700 тыс. человек и брошено в тюрьмы и лагеря около 3 миллионов. Только чекистов он уничтожил 14 тыс., о чем прямо заявил на следствии и суде. Кстати, единственной своей ошибкой он признал, что «коллег» он казнил маловато. Полагают, что именно они и прозвали своего шефа «кровавым карликом».

Подробности карьеры Ежова и его деяний наиболее полно описаны в двух уже упомянутых исследованиях — в книгах недавно ушедшего из жизни и поэтому не успевшего полностью завершить свой замысел полковника внешней разведки, кандидата исторических наук Алексея Полянского «Ежов. История «железного» наркома» (2003); а также писателя Алексея Павлюкова «Ежов. Биография» (2007). Есть и отдельные статьи в прессе и энциклопедиях, но их не так много: тема Ежова до последнего времени была абсолютно закрытой. В отличие от биографов и исследователей других исторических персонажей того времени, которые, подчас, до потери интеллигентности полемизируют друг с другом о своих героях, точка зрения «ежовцев» монолитно едина: эту личность трудно назвать человеком. Только по масштабу содеянного зла Ежов стал фигурой исторической, однозначной, встав в один ряд с Нероном, Калигулой, Гитлером, Пол Потом...

Но вот парадокс: все биографы рисуют Ежова положительным персонажем до его попадания в поле зрения Вождя. Этаким скромным рабочим пареньком крохотного росточка, не слишком образованного, наделенного от природы приятным тенорком и поэтому любителем пения, ненавязчивым, внимательным не только к чужой мудрости, но и чужим бедам.

В книге Алексея Полянского много говорится о казахском этапе работы будущего «сталинского наркома» в 20-е годы прошлого века. «Почти все люди, сталкивающиеся с Ежовым тогда, сохранили о нем благоприятные впечатления... Потом, наверное, озверел, когда его на НКВД поставили. А раньше душа-человек был. Тогда от него слова плохого не слышали. Хлебосол. Последним мог поделиться». Писатель Юрий Домбровский, сам оказавшийся жертвой нарушений социалистической законности, вспоминал, что среди знавших тогдашнего Ежова «не было ни одного, кто сказал бы о нем плохо. Это был отзывчивый, гуманный, мягкий, тактичный человек. Любое неприятное личное дело он обязательно старался решить келейно, спустить на тормозах. Повторяю: это общий отзыв. Так неужели все лгали? Ведь разговаривали мы уже после падения «кровавого карлика». Многие его так и называли». Вдова Бухарина Анна Михайловна Ларина в своих мемуарах писала, что в лагере встречала людей, которые помнили Ежова как человека, который «отзывался на любую малозначительную просьбу, всегда чем мог помогал». В январе 1922 года перед отъездом из Казани на прощание Ежову говорили добрые слова его сослуживцы.

Ежов бесконечно, даже как-то по-собачьи был предан делу или кумиру, которому он поверил и полюбил. Попав под жесткий политический патронат Хозяина, он стал человеком страшным и жалким одновременно...

Подготовил Михаил Бирин

Читайте также: