Науку долго морили нищетой и это дало свои результаты. Наука в провинции тихо умерла. Высшую школу тоже давно пора хоронить, попытки спрятать факт ее кончины в шкаф реорганизации выглядят все более нелепыми.

Однако, выжили люди науки.

И вдруг однажды даже те из них, кому не удалось подняться на дрожжах грантов, кого судьба, казалось, приговорила к пожизненному заключению на заштатных кафедрах выцветших полуголодных вузов, получили возможность продать свои способности к составлению наукообразного текста, именуемого в праве экспертным заключением.

Заказчика экспертного заключения почти никогда не интересуют выводы эксперта, он их уже сформулировал сам - до и вместо экспертов, - заказчика интересует искусство прорисовки логической цепочки от неких фактов к конкретному заданному заказчиком результату.

И не имеющие профессиональных перспектив провинциальные эксперты, прикрутив коптящий фитилек совести, начинают плести многостраничные кружева силлогизмов, залепляя зияющие прорехи в аргументации ссылками на тексты авторитетов районного масштаба.

Надо сказать, что экспертом может выступить ну вот просто любой. Конечно, побрякушки рейтингов, отливающие степенями защиты сертификаты и дипломы (вспоминается "ветеран броуновского движения") будут кстати, но и они необязательны. Кто как не взломщик сейфов может выступить экспертом по части надежности сейфового замка, коль скоро спор коснется этого предмета?

Очень хорошо идут в дело экспертизы по уголовным делам, связанным с распространением текстов, в частности, по делам о клевете.

Надо сказать, что в большинстве случаев в деле о клевете никакой экспертизы вовсе не требуется. Общественную опасность некоему тексту придает именно его способность к воздействию на общество в целом, то есть, на среднего человека. Поэтому обращение к мнению специалиста-филолога как раз НЕ дает установить обстоятельство восприятия этого текста средним человеком, так как мы обращаемся к человеку очень и очень не среднему, чья чистота восприятия замутнена повседневным анализом текстов. Профессиональная привычка выуживать из текстов то, что в нем не видит обычный человек, означает бесполезность филологических  экспертиз по большинству тех уголовных дел, где речь идет об ответственности за речевую деятельность.

Поэтому то, чего не увидит в анализируемом тексте обычный судья, не увидит никто. Кроме экспертов, конечно.

Их особое зрение специально натренировано видеть сокровенные смыслы.

Наличие филологической (литературоведческой, лингвистической) экспертизы в российских уголовных делах, касающихся свободы слова (в т.ч. о клевете) – это всегда симптом. Симптом того, что возможно здесь экспертиза прикрывает собою отсутствие надлежащих доказательств или ее наличие призвано придать пущей беспристрастности судье.

Вообще, в случаях распространения клеветы перед потерпевшим открываются два пути защиты нарушенных прав: уголовно-правовой и гражданско-правовой.

Помимо различия в видах ответственности, применяемой к клеветнику, эти два пути защиты имеют также принципиальное отличие и в распределении бремени доказывания.

Если в уголовном деле несоответствие сведений действительности должны доказать органы следствия, то в рамках гражданского процесса уже клеветник обязан доказывать правдивость распространенных порочащих сведений.

Проиллюстрируем сказанное примерами двух уголовных дел о клевете, о которых сообщал на прошлой неделе БИЗНЕС-Online.

Одно уголовное дело возбуждено на основании заявления уполномоченного по правам человека по Республике Татарстан.

Если бы уполномоченный заявил иск о защите чести и достоинства, то нарушитель был бы обязан доказать в рамках рассмотрения такого иска, что сообщенная им информация о незаконных действиях уполномоченного действительно имела место. И если не докажет – то будет считаться, что все сообщенное клеветником – неправда.

Однако, поскольку был избран уголовно-правовой путь, то теперь уже сторона обвинения обязана установить правду и для этого, видимо, допросить всех работников аппарата уполномоченного на предмет подтверждения/опровержения сообщенной обвиняемым информации.

Второе дело интересно. В рамках этого уголовного дела должна быть произведена защита нарушенных прав умершего потерпевшего (Муса Джалиль) на основании заявления его дочери.

Уголовный закон прямо не предусмотрел права родственников выдвигать обвинение в совершении уголовного преступления по ч.1 ст. 129 УК РФ "Клевета", совершенного в отношении умершего потерпевшего. Умерший не может иметь законного представителя, а дочь не является законным представителем по общему правилу.

Однако, поскольку речь в приведенном примере идет о распространении порочащей информации в средстве массовой информации, видимо, речь идет о возбуждении дела не по части первой ст.129 УК РФ (где дело возбуждается только в порядке так называемого частного обвинения), а по второй или по третьей части этой статьи. То есть заявление дочери – это не правовое основание уголовного преследования, а только информационный повод для его возбуждения. Само же обвинение в таком случае выдвигается не частным лицом, а государством (публичный порядок выдвижения обвинения).

Но в этом деле интересно не это. Интересно, как же это будет следствием  доказано то, что действительно случилось с татарским поэтом. Я специально не изучал этот вопрос, но полагаю, что здесь могут возникнуть серьезные трудности. Непосредственных свидетелей событий тех лет, скорее всего, нет, имеющиеся документы не проходили своей всесторонней и жесткой судебной проверки (сведений именно о судебном пути реабилитации Мусы Джалиля я не нашел).

А для установления объективной картины по делу, видимо, должны быть запрошены из германских архивов (где они и у кого?) дополнительные сведения, еще раз критически изучен момент с обретением реабилитирующих документов.

Конечно, во всех такого рода затруднительных случаях обычно рвутся помочь несгибаемые эксперты. Однако, экспертное заключение не может подменять собою свидетельских показаний или замещать отсутствие письменных документов.

Экспертное заключение о том, скажем, что на самом деле Чапаев не утонул раненый в реке Урал, а чудесным образом спасся и далее давил белогвардейскую сволочь, пока еще выглядит диковато.

Хотя, наше время в этом смысле не устает удивлять.

Что действительно делает трудно применимым уголовное преследование за клевету, так это то, что к уголовной ответственности клеветник привлекается только в том случае, если обвинение сумеет доказать, что он заведомо знал о том, что сообщаемые им сведения - ложные.

Если мы чудесным образом вдруг сумеем здесь увернуться от всеохватывающей помощи экспертов, то этот момент явит собою самую большую проблему в уголовных делах о клевете.

Грубо говоря, привлечь можно будет только в том случае, если тот, кто распространил клеветнические измышления – сам же их и выдумал. Если клеветник сможет указать источник информации (слышал в очереди на остановке, читал в Интернете) – то тут же пропадает элемент заведомости.

Вчера клеветник опубликовал на каком-нибудь интернет-форуме клеветнические измышления под вымышленным именем, а сегодня, ссылаясь на этот форум, их распространил. Заведомости нет, так как ее невозможно доказать.

Клеветник заявляет что господин NN будучи вчера в гостях в присутствии дам вел себя непотребно, сморкался в занавески, плюнул в борщ соседу, набил морду хозяину – заведомость есть, так как ее помогут установить и дамы и сосед с недоеденным борщом.

Ссылка на источник получения сведений имеет роковое значение для уголовного преследования за клевету, но абсолютно безразлична для целей защиты своих поруганных чести и достоинства в рамках искового производства.

Остается добавить, что уголовное преследование за клевету не исключает возможности защиты своих поруганных нематериальных благ в гражданско-правовом порядке, но может значительно осложнить последний…

Вижу, вижу, друзья эксперты, что у вас есть что возразить по многим пунктам этого моего краткого эссе. Я и сам эксперт (по крайней мере, некоторые так думают) и выступление мое направлено не против класса экспертов, но против тех из них, которые, пользуясь отсутствием наказания за нарушение норм научной этики, готовы оправдывать любой произвол за ничтожный прайс.

20.01.10

Эмиль Гатауллин

Родился в 1967 году. Окончил юридический факультет Казанского Государственного Университета (КГУ) в 1995 году. С 1996 года по настоящее время занимается адвокатской деятельностью. Профессиональная специализация - хозяйственно-правовые вопросы деятельности предприятий.
Автор публикаций на правовые темы и на темы юридических аспектов политической действительности в местной и федеральной печати.
В последнее время своим предметом творческого осмысления определил республиканскую и местную политику в ее самых разных проявлениях.