Сергей Герасимец Сергей Герасимец

«ЛОБАНОВСКИЙ НЕ ПРОЩАЛ ТРУСОСТЬ»

— Сергей Григорьевич, после не самого удачного старта казанский «Рубин» многие критикуют. Как вам игра команды?

— Что такое хорошая команда? Это сплоченный коллектив игроков и тренерского штаба. Когда такая сплоченность есть, тогда придет и результат. Именно таким сплочением занимается сейчас в «Рубине» Курбан Бердыев. До этого он сделал подобное в «Ростове». Он же не занимается сейчас постановкой какой-то комбинационной игры, а пытается создать единый механизм, который представлял бы собой клуб, тренерский штаб и игроков.

— А вы не пересекались с Бердыевым на поле?

— Нет. Но как футболиста я его помню. Небольшого роста опорный полузащитник. Лохматый такой и одновременно лысоватый.

— Лохматый и одновременно лысоватый. Это же точная характеристика футболиста Сергея Герасимца образца 90-х.

— Правильно, говорите. Так же, кстати, выглядел и Игорь Шалимов. Тренеры все чем-то похожи друг на друга. Что касается моей лохматости в сочетании с залысиной, то в 1997 году «Спорт-экспресс» признал меня «самой колоритной фигурой чемпионата». Что касается прозвища, то в киевском «Динамо» меня называли Зёлик. Причем не только у меня было такое прозвище, но еще и у Андрея Баля.

— Вы были в системе киевского «Динамо» во времена Валерия Лобановского. Чем он запомнился?

— Тем, что он никогда не прощал трусость на поле. В дубле «Динамо был Юра Миколаенко, мы вместе вызывались в юниорскую сборную СССР. Однажды в матче он дважды подпрыгнул, уходя от стыков, — его за это отправили служить в воинскую часть. Мы в перерыве матча сидим в раздевалке стадиона «Динамо», самого уютного стадиона в мире, и вдруг слышим шаги, как предвестник надвигающейся угрозы. Открывается дверь, стоит Валерий Лобановский. Он вообще никогда не заходил в нашу раздевалку, а тут сделал исключение. Зашел, всех глазами обвел и говорит нашему тренеру Михаилу Фоменко: «Миколаенко — в часть!».

— Иными словами, Дэвида Бекхэма, который в четвертьфинале чемпионата мира – 2002 ушел от стыка, позволив бразильцам провести голевую контратаку, Лобановский тоже выгнал бы?

— Да. Бекхэм, подпрыгнув тогда, наказал всю свою футбольную нацию. Если бы он прошел «школу Лобановского», в которой все могли простить: споры с тренером, хамство, даже нарушения режима, но не трусость и равнодушие, то не подпрыгнул бы.

Лобановского я могу назвать великим организатором, и на этой стезе выше его поставить некого. Разве что Курбан Бердыев сейчас может сравниться с ним в этой сфере деятельности по уровню организации, по подходу к делу.

Курбан БердыевФото: Epsilon / gettyimages.ru

 «ТРЕНЕРЫ НАЗЫВАЛИ КИЕВЛЯН «МАМЕНЬКИНЫМИ СЫНКАМИ»

— Вы сказали о нарушениях режима. Сразу вспоминается вопиющий для СССР случай, когда после драки в ресторане погиб футболист «Динамо» Григорий Пасичный.

— Я не был на свадьбе, на которой его убили, был только на похоронах. Там было все «Динамо» — жуткие воспоминания. Это был серьезный психологический удар по мне и по нашим одноклубникам. Что касается последующих наказаний, то тут ничего не могу сказать, поскольку сам никогда не относился к нарушителям режима, спиртное попробовал ближе к 30 годам. Для меня этот вопрос не был проблематичным.

— Воспитанник «Динамо» Пасичный не проходил в состав родной команды, вы там не смогли заиграть, Олег Таран в итоге ушел в «Днепр». Почему воспитанников школы «Динамо» было так мало в основном составе родной команды?

— Начну с того, что конкуренция при попадании в основу «Динамо» была жесточайшая. В команду приглашали всех лучших, кто был на Украине. А лучших тогда было с достатком. В те годы сборная СССР стояла в рейтинге второй в мире, сейчас Россия опустилась на 63-е место. Убери сейчас лимит, на поле будут выходить 15 - 20 толковых футболистов с российским паспортом на все команды чемпионата. Возвращаясь к тем временам, мы на тренировках дубля устраивали настоящие битвы на выживание. Но замечу, что тренеры дубля отдавали предпочтение воспитанникам других интернатов, так как сами были в массе своей приезжими. А нас, киевлян, называли «маменькиными сыночками». А как мог пробиться в состав тот же Таран, если был Олег Блохин. Чуть раньше был Владимир Онищенко, потом Игорь Беланов. При этом Таран был, что называется, своенравным, самолюбивым футболистом, но он нашел себе место в «Днепре», выиграл с ним два чемпионства Советского Союза. 

Нам приходилось проходить через кровь, пот и страдания, чтобы только дойти до состава дубля. (Смеется.) Приведу в качестве примера Лешу Михайличенко, который на каждом матче дубля выдавал целые спектакли и попал в основу в 23 года. Вася Рац в дубле сидел 7 лет. А Таран не захотел терпеть.

— В те годы советские команды вашего возраста дважды принимали участие в домашних чемпионатах Европы — U-18 (1984) и U-20 (1985). Киевлян в тех командах почти не было, в том числе вас. Почему?

— Мы привлекались в команду Бориса Игнатьева с тем же Миколаенко, о котором я уже говорил. Потом команду по непонятной причине возглавил Сергей Мосягин. Что-то не заладилось у ребят с ним. Помню, на одном из выездов в Румынии мы проиграли дважды. Правда, там и судейство было такое, что наш грузин Сосо Чедия влепил по пятой точке арбитру. Тем не менее у ребят существовал план убрать Мосягина, пока в дело не вмешался Игнатьев и не успокоил бунтовщиков. Что касается конкретно меня, то могу предположить, что не устроил тренерский штаб. Хотя я очень расстроился, у меня майка той сборной СССР до сих пор дома хранится. Но 1984 год выдался для меня богатым на события: не взяли в сборную и из дубля Киева отправили во вторую лигу, в фарм-клуб, как его сейчас назвали бы. Мне тогда было 18 лет, и вы не представляете, как я тогда расстроился.

«КОЛОТОВ ЗАПОМНИЛСЯ КАК ОЧЕНЬ СКРОМНЫЙ ЧЕЛОВЕК»

— Почему? Вам дали шанс из турнира дублеров перейти в настоящий мужской футбол, где люди деньги зарабатывали.

— Я тогда всего этого не осознавал. Переезжать пришлось недалеко, Ирпень — это пригород Киева. Тренировал команду Виктор Каневский, который очень большое влияние оказал на мою дальнейшую карьеру. Если в Киеве я чувствовал себя винтиком, был обязан выполнять любые указания, то Каневский через меня строил игру. Видел, что я могу играть впереди, обострять, отдавать, забивать, и тогда он закрывал защитником зону подо мной, а мне развязал руки — твори! Через полтора года я получил предложения из всех украинских клубов высшей лиги, включая родное «Динамо»! Только оно пригласило меня последним, когда я уже успел договориться с донецким «Шахтером».

Но все это я осознал потом. А на момент перевода — поймите, я же был плоть от плоти динамовский. Мы жили в полукилометре от республиканского стадиона, и все мое детство прошло там, я был на матчах «Динамо», фанател от команды, которая была сильнейшей в Европе в середине 70-х. Кстати, переехав в Зеленодольск, был сильно удивлен, узнав, что один из кумиров моего детства Виктор Колотов — воспитанник местного футбола. Я даже играл какое-то время под его руководством: к примеру, мы выиграли Спартакиаду-1986.

— Каким вам запомнился Колотов?

— Очень скромным в быту: поверьте, это редкое качество, которое отличало кумиров нашего детства, с которыми потом приходилось сталкиваться по жизни. Я даже успел поиграть с ним на первенство Киева, только он уже заканчивал, а я начинал карьеру. На футбольном поле он запомнился очень самоотверженным человеком, с бойцовским характером, просто так капитанами киевского «Динамо» люди в те годы не становились.

— Почему вы выбрали «Шахтер»?

— Оказало влияние то, что «Шахтер» на тот момент тренировал Олег Базилевич, работавший в Киеве в середине 70-х годов вместе с Лобановским.

— Вы поиграли в дубле «Шахтера» с Виктором Онопко. Каким он был, когда ему было 17 - 19 лет?

— Нас поселили в одной комнате, когда он только перешел в Донецк. Дни рождения у нас чуть ли не в один день. Я видел в нем потрясающие человеческие качества и большую надежность во всех смыслах. Это сверхнадежный игрок, на которого тренер мог положиться на все 100 процентов.

Изначально мне все в Донецке нравилось, но потом Базилевича сменил Анатолий Коньков. Это было очень печально. Насколько он был великим игроком, настолько я был разочарован работой под его руководством. Коньков занимался только своей персоной, пил, гулял, но не работал. Нахождение под его руководством я посчитал пустой тратой времени. И мне пришлось оттуда уехать, не имея никаких приглашений. Было очень трудно в бытовом плане, мне давали трехкомнатную квартиру в Донецке, только что родился первый сын Сергей. Но я на все плюнул и уехал.

— Между тем вам поступило предложение из грузинской «Гурии». Команду опекал брат самого Эдуарда Шеварнадзе. Тот же Хлус говорил, что ему там платили по 3 тысячи рублей за матчи в первой лиге.

— Примерно так и было. Но не со мной. Когда я вернулся из Донецка в Киев, меня и Мишу Олифиренко, ранее игравшего в «Динамо», пригласил на разговор Михаил Фоменко. Он возглавил «Гурию» и формировал состав из знакомых ему футболистов, которые точно могли помочь в сезоне. Фоменко объяснил футбольные задачи, а по остальным, сказал, будут разговаривать другие люди. Лично ко мне на черной «Волге» подкатил очень толстый грузин, который с большим акцентом начал рассказывать об условиях: «От двух шестьсот тысяч рублей до трех четыреста». Шоколад, по меркам СССР. Там было тысяч пять жителей, а стадион на 30 тысяч — первый чисто футбольный в СССР, без всяких легкоатлетических дорожек. В том же минском «Динамо», куда я в итоге ушел, было 250 рублей зарплаты плюс полтинник премии за победу. Но я выбрал Минск, потому,что расставлял для себя приоритеты. Тогда для меня главным было играть в высшей лиге. И в самый последний момент я дождался предложения от Эдуарда Малофеева.

«БЫШОВЕЦ — ВЕЛИКИЙ ФИЛОСОФ»

— Об Эдуарде Васильевиче много писали как о человеке, который «жег сердца глаголом». Он уже тогда был глубоко религиозным человеком?

— Не до такой степени, как сейчас. В целом, я считаю, мне повезло в футбольной жизни в том, что и играл под руководством двух выдающихся тренеров, и потом помогал им в тренерской работе. Это Малофеев, у которого я работал в штабе питерского «Динамо», и Анатолий Бышовец, у которого играл в «Зените» и помогал ему в штабах «Томи» и «Локомотива». Мне повезло, что мог проанализировать их философию, тренерские подходы. Эдуард Васильевич — да, зажигал сердца.

— Но повторить успех 1982 года, когда стал чемпионом с минским «Динамо», он уже не смог.

— Мне кажется, что ему мешала проблема, о которой все прекрасно знают в футбольном мире. Как футбольного специалиста я считаю Малофеева выше и Лобановского, и Морозова, и Бышовца, поэтому и почерпнул для себя в тренерском ремесле больше всего из практики Эдуарда Васильевича. Бышовец — это великий философ, человек, которому дано строить отношения с руководством. Малофеев — тренер, хотя, при этом он был очень слабым организатором.

— Ваши слова косвенно доказываются историей 1986 года, когда Малофеев вывел сборную страны на чемпионат мира, а в Мексику ее повез Лобановский. Было ли это решение правильным?

— Конечно, нет. Произошедшее надо ставить в укор нашему тогдашнему руководителю федерации Вячеславу Колоскову, который не отстоял работающего тренера. Конечно, на волне победы киевского «Динамо» в Кубке Кубков и приглашения оттуда 13 футболистов в сборную страны, был соблазн поддаться на эту замену. Но надо было разбираться, на мой взгляд, почему игроки в клубе блистают, а в сборной играют ни шатко ни валко. В итоге сборная, которая могла дойти до финала, уступила в 1/8 финала Бельгии.

— Но можно говорить и о том, что, начав тренировать еще на чемпионате мира, Лобановский заложил фундамент той сборной, которая стала второй на чемпионате Европы 1988 года. Нет?

— А вот с этим соглашусь. Вот бывает в жизни, когда сегодняшнее поражение при его грамотном осмыслении оборачивается завтрашней победой. Но я все-таки сторонник того, чтобы не происходило революций в футболе. Но, увы, фигура Малофеева не была поддержана, вокруг него не было единства, игроки, блестяще выглядевшие в клубе, представляли в рядах сборной жалкое зрелище — возвращались в клуб и снова выдавали феерические игры. Получается, что игроки делили для себя важность игр за клуб и сборную, хотя лично я не сторонник такого подхода.

 «В «БАЛТИКЕ» В РАЗДЕВАЛКЕ ЛЕТАЛИ СТУЛЬЯ»

— Развал Союза вы встретили в Минске.

— Надо заметить, что мне очень нравилось в Минске, я там обустроился, получил квартиру, машину, обзавелся друзьями, чувствовал себя очень комфортно, это прекрасная страна с душевными людьми. Но играть в чемпионате Беларуси изначально не планировал, поскольку уровень конкуренции для минского «Динамо», в соперниках которого оказались несколько команд из второй лиги. Я начал заниматься вопросами возвращения в Киев, но мы выиграли чемпионат Беларуси и получили шанс сыграть в Кубке чемпионов, а в соперниках был знаменитый «Вердер» с Отто Рехагелем во главе. Для меня это противостояние было очень заманчивым. Я в итоге не жалею, что не ушел из Минска. Мы дома сыграли 1:1, я сделал голевую передачу Вале Белькевичу, в Германии проиграли 2:5, совсем не по игре, в которой я, кстати, забил. Заработанные деньги в конце концов были бы потрачены, а это осталось в памяти, такое не забывается. После этого сезона меня вновь пригласили в Киев, но я выбрал предложение из Израиля, уехав в местную «Бней Иегуду». Уже оттуда я вернулся в чемпионат России, в «Балтику».

— Как приглашали в то время, когда еще не было агентов, интернета, сотовых телефонов и люди забывались достаточно быстро, исчезая из круга общения.

— Меня пригласил туда Леонид Ткаченко. Финансовые условия «Балтика» предложила очень хорошие, и сам город был готов к большому футболу. В качестве доказательства: решили провести товарищеский матч с вильнюсским «Жальгирисом» 1 марта. На местный стадион пришло 30 тысяч зрителей! Девиз команды, которой руководил Леонид Ткаченко, был один: «Вышел на поле – умри!» По раздевалке после игр и стаканы, и стулья, и даже кресла летали. По большому счету это тот же принцип, что у Лобановского, только доносимый до адресата немного по-другому (смеется). Тем не менее у нас там была потрясающая команда, отличный коллектив, меня до сих пор помнят в Калининграде, несмотря на то что провел за «Балтику» чуть больше десятка матчей. Благодарен этому городу за возможность встать мне на ноги. 

«МОЙ ГОЛ ПОМОГ ОБЫГРАТЬ КОМАНДУ ХИДДИНКА»

— Вы переходили в чемпионат России уже в качестве игрока сборной Беларуси. Как вас уговорили играть за нее?

— Для меня Украина была и остается родиной, но из футбольной сборной предложений не поступало. Видимо, футбольный хаос, который тогда поглотил весь наш мир, помешал тамошнему руководству разобраться в происходящем вокруг, а самостоятельно напрашиваться в сборную не принято. Я, во всяком случае, этого не мог себе представить. А сборная Беларуси к тому времени начала готовиться к дебютному для нее официальному турниру, отборочному турниру Евро-1996. Первый сбор я пропустил, надеясь на вызов из Украины, а на второй приехал, поскольку хотел играть на международном уровне. Изначально сборную Беларуси тренировал Михаил Вергеенко. Он мне доверял, а это для меня самое главное во взаимоотношениях с тренером. 30 матчей в сборной в официальных турнирах — значимая часть моей карьеры. Под его руководством я работал в минском «Динамо», потом в сборной, и эти годы могу назвать одними из лучших. 

— Недаром вас признали лучшим футболистом Беларуси 1993 года. 

— Тогда было полное удовольствие от футбола, а прийти к такому чувству очень нелегко. Что касается сборной, то наиболее запоминающимся был матч 1995 года со сборной Голландии, которую тогда тренировал Гус Хиддинк. Мы выиграли дома 1:0.

— Благодаря вашему голу. Вы тогда реально били по воротам с такого острого угла?

— Вы хотите, чтобы я через 20 лет сказал, что делал тогда пас?! Да, угол был острый, но не нулевой, просто в динамике могло показаться, что забить невозможно. В целом контратака получилась на загляденье, мы выходили из обороны после стандарта, и с Павлом Качуро в два паса мы разорвали оборону голландцев. Предыстория у этой игры такова, что на нее не приехали несколько лидеров сборной, в частности, Сергей Алейников, Юрий Шуканов. У нас в составе было 7 футболистов из чемпионата Беларуси. А у них примерно столько же из «Аякса», который только что выиграл Кубок чемпионов. Само собой, до игры нас все похоронили в прогнозах. К этому моменту нашу сборную тренировал уже Сергей Боровский, а это очень сильный тактик, и он грамотно построил игру. Того же Марка Овермарса опекал на фланге Сергей Гуренко, который ничего не позволил голландцу.


«ПРЕВРАЩАЛИ «ЗЕНИТ» ИЗ ФУТБОЛЬНОЙ ПЕРИФЕРИИ В ТОП-КЛУБ»

— Завершали вы свою игровую карьеру в «Зените», причем украинцев было больше, чем питерцев. 

— Давайте посчитаем: я, Вернидуб, Горшков, Попов, Попович, Лебедь, Свистунов. Питерская молодежь была: Березовский, Игонин, Зазулин, Кондрашов, Панов, Анатолий и Дмитрий Давыдовы — уникальный случай, когда отец и сын играли в одном составе. Команда была разбалансирована и только-только находила связи. На первую игру с Нижним Новгородом пришло еле-еле пять тысяч болельщиков. Я шел туда к Бышовцу, которого знал с детства. Знал, что там, где Анатолий Федорович, порядок. В этот раз я к нему напросился, хотя у меня все хорошо складывалось в Калининграде.

В Питере особая каста болельщиков, что я ощутил сразу. Это понимающие в футболе люди, лучшие в России. Сам город прекрасен, я после переезда в свободное время устраивал для себя экскурсии, чтобы лучше познакомиться с одним из прекраснейших городов мира, в котором мне посчастливилось остаться жить. А Бышовец из разбалансированного состава сделал команду, на которую к концу года пошел зритель. В 1998 году был уже полный стадион, когда мы лидировали, произведя фурор в начале чемпионата. Буквально за полгода Питер из «футбольной периферии» превратился в топ-город.

— Как питерский зритель полюбил команду, в которой костяк составляли «понаехавшие»?

— Потому что мы отдавались без остатка, публику в этом плане не обманешь. Хотя, помню, мне частенько задавали провокационные вопросы ваши коллеги. В том числе Геннадий Орлов интересовался: «Почему вы здесь играете с особым рвением?» Я отвечал, что я даже во дворе играя буду делать это с особым рвением. У меня родители — труженики, да и футбольное воспитание, заложенное в детстве, не позволяло не выкладываться на поле.

«МУТКО ПОДАРИЛ МОЕЙ СЕМЬЕ СТИРАЛЬНУЮ МАШИНУ»

— Почти одновременно с вами свою футбольную карьеру начинал Виталий Мутко, который стал президентом «Зенита». Что можете сказать о первых шагах Виталия Леонтьевича в клубе?

— Начну с небольшой истории. Когда я только перешел в «Зенит», у меня родились двойняшки. После перелета из Калининграда меня сотрудники зенитовского клуба отвезли на базу, а жену — в роддом. Когда я играл дебютный матч против «Локомотива», жена родила. Мне об этом сказали в перерыве матча.

— Красивым завершением этой истории было бы, если бы вы во втором тайме дубль положили в ворота «Локо».

— У меня были моменты, но не забил, а мы сыграли по нулям, что было большим достижениям. А положил я в следующей игре с Нижним Новгородом, за мной не заржавело. И Виталий Леонтьевич нам подарил стиральную машину.


— Павел Садырин говорил про Александра Панова: «Он такой шкет был, со стакана падал». Благодаря чему Панов стал одним из лидеров сборной России 1999 года? 

— Про Сашу, с которым я поиграл в «Зените», скажу, что это был такой «трудный подросток». Но бывают трудные, которые скрытные, а он весь как на ладони, очень искренний. Что думает, то и говорит. Думаю, что в большого футболиста его превратила работа с Бышовцем. У многих перевернулось мировоззрение, у того же Игонина, Кондрашова, когда мало кому нужные ребята стали кандидатами в сборную страны. У Панова было природное качество — скорость. Я редко сталкивался с такими бегунками.

— Например, ваш одноклубник по минскому «Динамо» 80-х годов Валерий Величко.

— Валерий по кличке Конь мог бы далеко пойти, но у него лени было больше, чем скорости. Кто себя реализовал из советского времени, так это Игорь Беланов. Так вот Панов максимально использовал свою скорость и дриблинг, поставленный удар, запомнившись дублями в финале Кубка России – 1999 и матче со сборной Франции (3:2). Играя в одной команде с Пановым, мне надо было только за спину защитникам мяч заслать, и Саша уже мчался туда и был первым на мяче.

«В «ЛОКОМОТИВЕ» БЫЛ РАЗДРАЙ МЕЖДУ ИГРОКАМИ И ТРЕНЕРАМИ»

— Если говорить о вашей тренерской карьере, то, наверное, можно выделить работу в тренерском штабе «Локомотива», с которым вы выиграли Кубок России.

— Трофей мы выиграли, но большее удовольствие я получил от работы в Томске в 2005 году. И там, и в «Локо» я работал в тренерском штабе Бышовца. Мы финишировали восьмыми, отношение к нам было на уровне, на команду вся Сибирь работала, и мы получали удовольствие от работы. О «Локомотиве» я подобного сказать не могу. До сих пор не пойму, кому в голову пришла мысль поставить в руководстве клуба Юрия Семина и Бышовца — антиподов, ненавидящих друг друга. Изначально было ясно, что из этого ничего хорошего не получится. Так и случилось. Порядка в «Локомотиве» не было, будь он, мы бы стали чемпионами. У тогдашнего чемпиона «Зенита» мы отобрали четыре очка, у серебряного призера «Спартака» выиграли четыре игры в сезоне — в чемпионате и Кубке, а сами остались без медалей.

Был раздрай между тренерами и игроками. Футболисты к нам относились безобразно. В итоге каждый приезд в Баковку давался мне с большим трудом. Хотя мы завоевали трофей в сезоне, но важнее его — человеческие отношения. Недаром, когда у Леонида Слуцкого спросили, в чем заключается работа тренера, он ответил, что в управлении взаимоотношениями. Когда они не налажены, то не получается думать о деле в должной мере. 

— Как вы можете охарактеризовать свою работу в качестве главного тренера казахстанского клуба «Окжетпес»?

— Это была хорошая школа выживания, которую я прошел в команде, не имевшей никаких условий. Вспоминаю еще, что такого безобразного судейства, как в Казахстане, я лично не встречал нигде. Там просто «убивают». Казахстан мне очень запомнился своим многообразием, где север и юг страны, по сути, два совершенно разных региона. На севере, где я жил в Акмолинском районе, прекрасные места, голубые озера, а юг Казахстана — это сплошная степь, по которой ходят верблюды и с неба падают отваливающиеся ступени космических ракет. Потом я поехал в «Окжетпес» во второй раз и нарвался на президента клуба, оказавшегося негодяем. Он вместе с игроками сдавал игры, а в подобном случае управлять командой просто невозможно. 


 «В ФУТБОЛЕ СТОЛЬКО ПРОХОДИМЦЕВ, ЧТО ПРОБИТЬСЯ ОЧЕНЬ СЛОЖНО»

— Вы работали еще в питерском «Динамо». Это та самая команда, которая то умирает, то тут же возрождается?

— То самое. В Питере есть проблема взаимоотношений в футболе, которые сформулированы в лозунге «Один город — одна команда». Почему этот лозунг в действии, я не могу понять. Меня не звали в клуб, где играл, зато пришлось потрудиться в других питерских командах. Но проходимцев столько, что пробиться очень сложно. Что касается «Динамо», то президент команды Сергей Амелин на губернаторских выборах сделал ставку не на того кандидата, и после победы его оппонента динамовцам начали вставлять палки в колеса.

— Вы также поработали в таких командах, как «Питер» и «Тосно». Что там было?

— «Питер» — это нечто мимолетное, когда президент клуба отмывал деньги. Меня убил эпизод, когда нас отправили на сборы в Финляндию, где сняли дом, в котором мы должны были жить безвылазно, при этом не тренируясь. Нас обещали кормить, а мы просто должны были провести вместе три недели. Зачем? Почему?

Что касается «Тосно», то это маленький районный центр, я работал в молодежной команде. Мы добились великолепных результатов, но вмешались какие-то внефутбольные моменты, и от моих услуг отказались. Команда сейчас вышла в премьер-лигу, хотя смысл ее существования, когда ничего нет, вплоть до собственной раздевалки на стадионе, мне не совсем понятен. Футболисты в «Тосно» практически не появляются, им снимают квартиры в Питере, тренируются на стадионе «Новая арена», у них ничего нет. Давно можно было построить стадион, развивать собственную футбольную школу, но когда такого не происходит, то задаешься вопросом, насколько долго это продлится.

— Но, извините, такой же вопрос можно задать по «Анжи-Юниору». Или нет?

— Абсолютно правильный вопрос. К нам и ощущается такое недоверчивое отношение, больше всего из-за приставки «Анжи», которая символизирует Дагестан. Зачем мы сюда пришли, чего хотим? Я отвечу, что мы пришли сюда развивать футбол, у нас молодая команда, которая представляет собой симбиоз из воспитанников питерского, татарстанского и дагестанского футбола. Со мной из команды «Юниор», которой я руководил в Питере, пришли пять человек, в которых я абсолютно уверен. Татарстанские воспитанники необходимы для того, чтобы на нас пошли местные болельщики, начали переживать за нас, тем более местная земля не обделена футбольными талантами. Пример Артура Гилязетдинова, никому не известного парнишки, подтверждает мой тезис. Я увидел его на первой тренировке, он работал с горящими глазами. Я вспомнил слова Константина Бескова о Сергее Родионове и Федоре Черенкове: «Глядя на их работу, хочется жить». То же можно повторить об Артуре и многих ребятах из нашего состава. А я постараюсь им передать весь тот опыт, частичками которого делился с вами в интервью.