Лидер экспериментального российского театра Дмитрий Волкострелов (на фото) поставил в «Углу» пьесу начинающего казанского драматурга Лидер экспериментального российского театра Дмитрий Волкострелов (на фото) поставил в «Углу» пьесу начинающего казанского драматурга Фото: «БИЗНЕС Online»

«МЫ НЕДОСТАТОЧНО ВНИМАТЕЛЬНЫ К РУТИНЕ, КОТОРАЯ СОСТАВЛЯЕТ ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАШЕЙ ЖИЗНИ»

Молодой казанский драматург Андрей Жиганов записал на диктофон разговоры друзей — таких же, как он сам, 20-летних парней и девушек, порезал расшифровки на куски и собрал из них текст, который озаглавил двумя случайными словами — «бывшая», «школьная». Друзья Жиганова говорят об «Игре престолов» и Карлосе Кастанеде, играют в игру с карточками из фильма «Бесславные ублюдки», делятся новостями и планами — в общем, занимаются тем, чем обычно занимаются молодые люди на домашних посиделках.

Где учатся герои, кем работают, как познакомились, — ничего этого автор не сообщает. В «Бывшей, школьной» вообще нет сюжета как такового — только процесс общения. Вот типичный диалог из пьесы, где две подруги, судя по всему, обсуждают какое-то видео с YouTube: «Я обожаю этот момент». — «Ну и че ты сделал?» — «Это просто гениально». — «Это прям. В этом». — «Можно пересматривать миллион раз». — «Я так и делаю». — «Ну и че ты сделал?»

Пьеса Жиганова была среди трех текстов, которые прошли в финальный этап регионального драматургического конкурса «Pro/Движение-2017». По правилам конкурса, если пьеса доходит до финала, она попадает к режиссеру, который показывает эскиз постановки. «Бывшая, школьная» досталась основателю «театра post» Дмитрию Волкострелову. Эскиз, показанный в ноябре, почти не отличался от окончательной редакции, вышедшей сейчас в «Углу»: по словам режиссера, к официальной премьере нужно было доработать только способ подачи текста.

Пафос этого проекта состоит, естественно, в том, что лидер экспериментального российского театра ставит пьесу начинающего казанского драматурга. Как бы то ни было, «Бывшую, школьную» должен был поставить именно Волкострелов. Протоколы скучных вечеринок — это по его части. Режиссер уверен: мы недостаточно внимательны к рутине, которая составляет основное содержание нашей жизни. Один из самых ярких его проектов так и назывался — «Повседневность. Простые действия». Волкострелов предлагал посетителям повторить обыденные действия — например набрать PIN-код, завязать шнурки, вымыть руки — в выставочном пространстве, где машинальное движение автоматически становилось осознанным.


«БЫВШАЯ, ШКОЛЬНАЯ» ОЧЕВИДНО ПЕРЕКЛИКАЕТСЯ С «КАРИНОЙ И ДРОНОМ»

О современном общении нельзя рассуждать, не принимая во внимание технологии, — и Волкострелов делает цифровой экран пространственным центром спектакля. Шестеро молодых людей — два парня и четыре девушки — неподвижно сидят лицом к зрителю на диване и вокруг него. Единственный источник света на сцене — телевизор, развернутый к залу обратной стороной. Очевидно, что за редким исключением актерам не показывают ничего, кроме меняющихся цветов: их лица заливаются то красным, то зеленым, то синим. Этой мизансценой режиссер иллюстрирует власть медиа: облик персонажей буквально зависит от картинки на экране.

Кстати, под телевизором не нужно понимать именно телевизор — в конце концов, персонажи ни разу не пытаются переключить канал. Речь идет о медиа вообще.

Экран не позволяет героям уединиться тесной компанией, постоянно напоминая им о большом мире. Все реплики в спектакле обращены к нему: ни в зал, ни друг на друга исполнители не смотрят. Люди цифровой эпохи могут общаться, не отрываясь от потока внешней информации, — Волкострелов фиксирует эту примету времени, подобно тому, как автор пьесы фиксирует нюансы современной русской речи.

«Бывшая, школьная» очевидно перекликается с «Кариной и Дроном» — предыдущей работой режиссера в Казани, которая была первой премьерой «Угла». Жиганова занимает тот же предмет, что и ветерана новой драмы Павла Пряжко — разговорный язык в эпоху мессенджеров и соцсетей. И форму он выбирает похожую — бессюжетный поток повседневной речи. Оба драматурга пишут об очень молодых людях, не старше двадцати и Волкострелов поручает оба текста начинающим артистам, ровесникам героев (в «Бывшей, школьной» участвует почти весь актерский состав «Карины и Дрона»). Наконец, оба спектакля предельно статичны: с первой до последней минуты режиссер держит исполнителей в одной мизансцене, чтобы сфокусировать наше внимание только на тексте.

ЗАЛ И СЦЕНА МЕНЯЮТСЯ МЕСТАМИ

Теперь о том, чем эти проекты все-таки отличаются. Прежде всего, «Карина и Дрон» — это художественный текст Пряжко, а «Бывшая, школьная» — документальная пьеса, которую Жиганов составлял из записанных им разговоров. Волкострелов убежден: документальный материал нельзя сыграть как художественный: будет фальшиво. Его следует исполнять как музыкальное сочинение — никакого жизнеподобия в интонациях. Артисты, достигшие поразительной достоверности в «Карине и Дроне», теперь говорят нарочито сухо, почти без эмоций.

Но главное — изменилась позиция, с которой мы наблюдаем за героями. В прошлый раз нам показали тинейджеров глазами взрослого. Это был неназванный случайный свидетель, который заставал героев исключительно в общественных местах — на улице, в метро, в «Макдоналдсе». Спектакль рассказывал о подростках как о неизвестной, труднопостижимой форме жизни: голоса молодых артистов приглушала запись городского шума, а лица почти все время скрывались в тени. В «Бывшей, школьной» все ровно наоборот. 20-летний драматург Жиганов пишет о себе и своих друзьях: неслучайно все диалоги разворачиваются в квартире, на домашних вечеринках, куда чужим доступ закрыт.

Стена между публикой и героями, столь очевидная в «Карине и Дроне», здесь, наоборот, рушится. Об этом лучше всего говорит финал. Волкострелов обожает отменять условности, которым театральная публика привыкла следовать: так, его спектакль 2013 года «Любовная история» по новелле Хайнера Мюллера не заканчивался, пока последний зритель не покинет зал, а в недавней работе «Камень Осипа» по сборнику стихов Осипа Мандельштама люди получали право встать и уйти, если им непонятно или скучно. Как правило, возникшая в зале неловкость оборачивается для зрителя каким-то любопытным опытом.

Нечто похожее есть и в казанской премьере. С последними словами пьесы загораются прожекторы, направленные в зал. Занавес из лучей полностью скрывает темную сцену. Зрители не понимают, как им себя вести. Это точно конец? Уже можно хлопать? А поклонов не будет? Чтобы заполнить паузу, они начинают разговаривать вполголоса. Так вот, на слух этот необязательный обмен репликами почти неотличим от диалогов, записанных Жигановым.

Зал и сцена меняются местами: спрятанные за световым занавесом актеры смотрят мини-версию своего спектакля в исполнении публики. Так продолжается несколько минут, пока прожекторы не гаснут, уступая место обычному освещению, и шестеро артистов не выходят, наконец, на поклоны. Если Волкострелов так спланировал, это блестяще. За считанное время до финала зритель убеждается на собственном опыте, что между ним и героями спектакля не так уж мало общего — сколько бы лет ему, зрителю, ни было.

Антон Хитров