Ярослав Гользаузер: «Рок – уже не оппозиционное движение, а просто музыка»

Ярослав Гользаузер: «Это было что-то новое — в городе вообще такого не было»

«ЗАПАДНАЯ РОК-МУЗЫКА ОПЕРЕЖАЕТ НАС ЛЕТ НА 15–20»

— Ярослав, «Школа рока» существует в Челнах уже 7 лет. Расскажите, как пришла идея создания такой нетипичной музыкальной школы. В чем ее главные отличия от классической?

— «Школа рока» появилась в 2011 году. Когда мы только начинали учиться музыке — в 1996-1998 годах, — организовывали какие-то свои команды, у нас была большая проблема — нам было негде собираться. Не было репетиционных баз. Интернет тогда был только у избранных — непонятно, откуда брать новые знания. Мы учились друг у друга: кто-то что-то подсмотрел, кому-то показал.... Так и проходил процесс обучения. А в 2011 году мой друг выиграл грант порядка 100 тысяч рублей на открытие музыкальной школы. Мы арендовали помещение в МЦ «Орион», где долгое время находились, закупили минимальное оборудование — у нас сейчас часть оборудования осталась еще с тех времен. И запустились. В первый год был очень большой отклик. Это что-то новое — в городе вообще такого не было. «Школа рока» хорошо зашла.

Вообще, в России движение активно начало развиваться после фильма «Школа рока» — это такая интересная молодежная комедия, где рассказывается про учителя музыки, который на самом деле не учитель. Он просто думал, как ему заработать, ему дали какой-то класс, и он стал учить их музыке. Мы, в свою очередь, понимаем, что классическая музыкальная школа очень правильная, действенная, рабочая, но у нее есть много ограничений: если ребенок в 13 лет понял, что хочет заниматься музыкой, он туда уже не попадет. А в 7 лет, когда обычно отдают в музыкальную школу, это еще не нужно детям — они ходят, потому что родители так хотят. К нам приходят с 14 лет — в этом возрасте ребята уже приняли для себя какое-то решение, но они уже слишком взрослые для классической школы. Наш продукт ускоренный, мы не даем много теоретической информации. Для начала нужно «понять это руками» — чтобы получить минимальные технические навыки. А потом уже просыпается интерес к тому, как это устроено изнутри, и ребята уже сами начинают искать дополнительную информацию. Мы больше занимаемся практикой. Мы понимаем: если пацан в 14 лет пришел с нуля, то через год он уже может стать средненьким гитаристом, который сможет что-то показать. А дальше все зависит от него.

Мне нравится в школе рока то, что это прежде всего тусовка. В меньшей степени это учебное заведение, больше тусовка. Я понимаю, что могу забыть здесь телефон, он пролежит неделю и никуда не денется. На рок-концертах я спокойно оставляю свой ноутбук. Мне нравятся люди, которые сюда ходят, — понятно, все с разной степенью воспитания, но все понимают, что есть какая-то ответственность.

— Сколько по времени учатся в вашей школе?

— Мы настаиваем на том, чтобы это был минимум год. Вообще у нас минимальный курс три месяца. Мы отказались от ежемесячных курсов, потому что понимаем, что месяц — это самый сложный период, когда музыки еще нет. Человек походил, у него возникли сомнения, он ушел. И у него возникло ощущение, что мы его ничему не научили. Мы поняли, что нам это неинтересно. Думаю, в скором времени мы от трехмесячных курсов тоже откажемся. Когда человек будет к нам приходить, мы ему скажем: «Если ты действительно хочешь научиться, вот тебе пробные занятия, на которых ты посмотришь, как проходит процесс. И уже потом сделаешь выбор — либо ты учишься, либо это не к нам».

— Сколько у вас сейчас учителей и учеников? И кто у вас преподает?

— Учеников порядка 300. Преподавателей 14 — это наши местные рок-музыканты. Многие из них играют в челнинских кавер-бэндах во всех кабаках. Все преподаватели — действующие музыканты, мы именно на этом делаем акцент.

«Приходят люди, мы спрашиваем: «Чего хотите? Что вам интересно?»

— Какие направления обычно выбирают ваши ученики?

— Всего направлений 8, но самые топовые — это акустическая гитара и вокал. Не так давно мы запустили блок-флейту. Всегда сам хотел научиться, но я человек ленивый, поэтому я не добрался. Также из новых — направление по укулеле. Для тех, кто разбирается в гитаре, хватит трех месяцев, чтобы перестроить мозг на укулеле. Инструмент не сильно сложный: хотя бы полгода с нуля — и человек будет понимать, как что там строится. Если он решит продолжить сам, он будет понимать, какую информацию ему искать. Где-то с полгода назад мы запустили направление для детей от 6 до 12 лет, но у них не профильное образование. Не конкретно гитара, вокал или ударные, а общее музыкальное развитие, где они в течение занятия пробуют поиграть на разных инструментах. Да, у них самые минимальные требования — все очень легко, в игровой форме, чтобы поддержать интерес.

— Вы замечаете, как меняются музыкальные вкусы молодежи?

— Вообще, молодежь держится на своей современной волне, каждый год появляется что-то новое, и мы как педагоги узнаем от них, что же нового в музыке. У нас, у педагогов, есть свой кругозор, в котором мы сидим. Приходят люди, мы спрашиваем: «Чего хотите? Что вам интересно?» Они нам накидают кучу материала, и мы сидим, думаем, что с этим делать. Вообще, современная музыка во многом стала проще. Современные команды, если взять направления поп-рок, арт-рок, панк, — они очень несложные. Хотя появляются команды в направлении инди — там все интереснее, продуманнее. Несказанно радует, что в, общем-то, современная рок-музыка развивается и не становится хуже, приземленнее. Если смотреть литературную составляющую, тексты, то они, конечно, проще. Но сама музыка становится интереснее. Сравнить хотя бы с группой «Кино», у которой все крайне просто хотя бы потому, что это тоже были ребята, которые не очень хорошо умели играть, но им очень хотелось. Они попали в волну. В тот момент рок-музыка была слишком простой — российская я имею в виду. Западная нас опережает лет на 15–20. Мы начинаем потихонечку догонять, потому что с развитием интернета знания можно где угодно взять, какие угодно. Сейчас легче учиться.

— Есть ли у вас ученики, которые сами пишут песни и музыку?

— Есть. Буквально недавно у нас репетировали ребята — группа, в которой двое наших бывших учеников. Я послушал — очень интересно. Они начинали с каверов (на чем-то надо тренироваться), а теперь доросли до того, чтобы делать вполне качественный материал. Вообще, если посмотреть по челнинской рок-сцене — очень много команд, и в основном все пишут свое.

— Кажется, что все наоборот — очень много каверщиков.

— Это разные два направления — каверщики сидят по кабакам, играют то, что продается. Остальные сидят у себя на репетиционных базах и делают свой материал.

«Если бы власти нас не поддержали, мы бы не смогли это сделать»

«ДЛЯ ЧЕЛНОВ ЧАСТНАЯ МУЗЫКАЛЬНАЯ ШКОЛА СО ШТАТОМ В 20 ЧЕЛОВЕК — ЭТО МНОГО»

— У вас проходит довольно много мероприятий на разных площадках города. Расскажите о тех, которые действуют сейчас.

— «Мой М.И.Р.» — это конкурс для молодых команд, проходит уже третий год. Еще один наш проект — это «Квартирка Ozzy», где мы даем возможность ученикам выступить как на отчетном концерте, а также приглашаем местных музыкантов. Это два основных наших музыкальных проекта. На разных площадках — потому что мы всегда в поиске более удобных условий. Что радует, многие хозяева заведений понимают, что не нужно брать с нас аренду, так как мы приводим народ — раз в месяц мы забиваем полный зал.

— В городе хватает площадок для выступлений?

— Площадок очень мало. В последнее время закрылось несколько заведений, относительно приспособленных под живую музыку, под рок-музыку. Закрылся Bubble Gum и рок-бар, который там был. Буквально осталось две площадки, где можно довольно качественно это сделать. Но боюсь, что и эти площадки тоже могут закрыться. Вообще какая-то интересная ситуация в городе происходит: закрылся Bubble Gum, и в этом здании открылась «Пятерочка». Со стороны цифр, бизнеса это приносит больший доход, и в этом смысле больше интересно инвесторам. Ведь каждое из заведений приносит меньше, чем 10 лет назад. Все дело в цифрах. Открываются торговые центры, кинотеатры — они приносят больше денег. Заведения, которые изначально рассчитаны под кавер-бэнды, под взрослый народ, который отдыхает в пятницу и субботу, — им этот формат не интересен. Потому что кто ходит на концерты молодежных групп? Молодежь. Она зачастую не настолько платежеспособна, и поэтому большим заведениям, например «Батыру», эта публика неинтересна. Поэтому пропадают места, где ребята могут выступать. Но мы тоже решили взять на себя эту роль — раз в год мы проводим тот самый фестиваль «Мой М.И.Р.» для молодых команд, где они все имеют возможность выступить. В течение конкурса проходит четыре концерта, последний — на празднике День молодежи. В этом смысле администрация города очень помогает. Потому что поставить сцену и оборудование — это безумно дорого. Если бы власти нас не поддержали, мы бы не смогли это сделать.

— Во сколько это обходится?

— В прошлом году администрация сама оплатила услуги прокатных компаний. По моим подсчетам, один день такой сцены обошелся бы тысяч в 200–300, и мы сами просто не пытались бы браться за такие цифры. Мы бы провели несколько концертов по клубам, но большую площадку мы не потянули бы. Мы самостоятельная организация, и пока не очень большая.

— Если рассматривать «Школу рока» как бизнес...

— Любой малый бизнес — это 24 часа в сутки 7 дней в неделю. Я могу быть не на рабочем месте, но я всегда в процессе работы. Я приезжаю домой и опять сажусь за компьютер работать, хотя в последнее время стараюсь это делать реже. Ты ложишься спать и уже строишь планы на следующий день. Всегда есть какие-то трудности. Как бизнес сейчас «Школа рока» кормит меня, наших администраторов, преподавателей. У тех преподавателей, у кого много учеников, относительно неплохая для города зарплата. На самом деле у нас огромная команда. Для Челнов частная музыкальная школа со штатом в 20 человек — это много.

— В городе есть другие частные музыкальные школы?

— Есть попытки сделать что-то, какой-то продукт. Но часто те, кто это делает, не понимают, что в этом надо жить. И жить довольно-таки долго. Чтобы ты открылся, и к тебе сразу пришел народ — так не бывает. Мы свое имя зарабатываем уже 7 лет, и через 7 лет я не могу сказать, что о нас знает весь город. Да, можно сразу, единовременно вложить много средств — купить хорошее оборудование, запустить рекламу, но если нет качественного продукта, ничего не спасет. Мы реально много времени тратим, чтобы довести продукт до хорошего состояния. Мы понимаем, что не что-то физическое продаем: на выходе у человека должно быть стопроцентное ощущение, что он потратил свое время и средства не зря.

— Бывало ли такое, что в школу рока приходили ученики, которые рок не слушают?

— Да, конечно. Мы не акцентируемся на том, что будем играть только рок. По крайней мере, в самом начале. Когда человек только начинает учиться, не так важно, что он будет играть — «Би-2» или Басту. Разницы нет. Те же самые четыре аккорда.

— Но вкус важен?

— В какой-то мере важен. К нам, наверное, и не приходят те, кто совсем далек от нашей темы. Это меньше касается направления вокала — там больше свободы, педагог каждому человеку индивидуально подбирает песни, в этом смысле диапазон шире. У гитаристов и барабанщиков направление более четкое, приближенное к нашей тематике.

«Освободилось время, появились средства, и хочется свои юношеские мечты воплотить»

— Что вы сами слушаете?

— Почти ничего. В моей работе — она у меня сейчас больше администраторская, организаторская, идейная — музыки очень мало. Сказать, что я что-то целенаправленно включаю и слушаю, — нет, не могу. Зачастую я даже не включаю, только когда мне скидывают что-то послушать. И то я пытаюсь сэкономить время и местами пропускаю. Не слушаю музыку, честно.

— А кого из исполнителей любите?

— Безумно нравится Linkin Park — все, что у них было, и раннее, и позднее. Начинал с Bon Jovi и Guns N' Roses, до сих пор очень люблю. Немало есть команд, которые составляют мой «сборник», в основном это тяжелые банды. Российского мало — «Би-2», «Сплин» и ДДТ, наше родное, доступное для понимания.

— Сколько лет самом старшему вашему ученику?

— Где-то 55. Сейчас очень много взрослых людей приходит заниматься. Видимо, освободилось время, появились средства, и хочется свои юношеские мечты воплотить.

— Есть ли у вас ученики, которые, на ваш взгляд, далеко пойдут?

— Да, один из них — Марат Гарипов. Он пришел года два-три назад и сказал: «Мне брат отдал гитару, я ничего не умею и хочу научиться». Мой годовой курс он прошел за полгода, какое-то время походил на электрогитару и с горизонта пропал. Мы встретились через год, он уже играл в одной из челнинских команд — его пригласили. И опять же через год он понял, что там ему тесно. Он очень быстро развивается и поглощает безумное количество информации. Я понимаю, что этот город для него уже мал и ему надо куда-то отсюда ехать, потому что со своими умениями — только в кабак, а это не то, о чем мечтает музыкант, не пик карьеры. Он пока не уехал из Челнов, но уже строит планы, причем не в столицу России, а куда-то за границу, потому что там музыкальная культура живет по другим законам. Если у нас все-таки очень хорошо продается попса, то на Западе нет такого явного разграничения — там много поп- и арт-рока, и очень качественного. Таких учеников, как Марат, немного. Я понимаю, что из 10 человек, которые у меня занимаются, реально занимаются двое. Еще трое идут в среднем темпе, и оставшиеся пятеро — очень слабо. Но ради этих двух, которые двигаются очень быстро и обгоняют нас, стоит всем этим заниматься.

«Когда мне было лет 14, мне просто отдали гитару, потому что люди переезжали и не хотели ее с собой тащить»

«У МНОГИХ НАШИХ ПЕДАГОГОВ НЕТ МУЗЫКАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ, НО ЭТО НЕ МЕШАЕТ»

— Вспомните то время, когда вы только начали интересоваться музыкой, создали первую команду. Чем вы тогда вдохновлялись, что слушали, где выступали?

— Когда мне было лет 14, мне просто отдали гитару, потому что люди переезжали и не хотели ее с собой тащить. Спросили — тебе надо? Я ответил — конечно, надо. В школе я ходил на курсы гитары, но буквально два-три месяца, потому что педагог ушла в декрет, и как-то у нас гитара в школе кончилась. Тем не менее люди все равно по интересам притягивались друг к другу. Лет в 19 мы собрали свою первую команду, не очень-то умея играть. Нам в этом смысле повезло — у нас были учителя. В Челнах в то время была очень мощная команда Gooseberry Fool — у них было все, что необходимо. Кроме того, что они позволяли играть на своих инструментах, они еще и учили нас — учили, разумеется, по-своему, не всегда цензурно. Но эти ребята до сих пор занимаются музыкой — взрослые дяденьки ближе к 50, но они до сих пор в музыке. Наша команда тогда хорошо «выстрелила», мы успели записать альбом, и организаторы в Челнах знали: если пригласить группу Inflight, то народ на концерте будет. Потом мы, конечно, разошлись по некоторым причинам — это нормальный процесс, когда команды собираются, расходятся. Мы так немножечко общаемся, но мало, потому что у всех свои интересы. Через еще лет пять я собрал вторую команду, мы года полтора-два просуществовали, потом собрал третью команду, и сейчас она как будто бы есть, но я понимаю, что последний раз собирались мы года полтора назад. Сейчас вся команда — это я и моя жена Алла. Мы вдвоем частенько выступаем, нас приглашают. Но мне не хватает сейчас времени. Или это такая хорошая отговорка.

— Вы исполняете песни на стихи жены?

— Да, есть цикл песен на ее стихи. Иногда она под музыку читает стихи — мы услышали это у Воденникова (Дмитрий Воденников, поэт и эссеист — прим. ред.) и решили попробовать. Действительно, интересно и классно звучит. Я в последнее время сам не пишу — мелодий много, а вот с написанием текстов не очень.

— У вас есть музыкальное образование?

— Нет. У многих наших педагогов его нет, но это не мешает. Да, это было бы желательно, но это не мешает. В то же время у некоторых педагогов по два высших музыкальных образования. Я пять лет преподавал гитару в «Школе рока».... Но опять же, в сети все есть. Все, что вам интересно, вы можете найти, главное понимать, что вы ищите. Часто у молодых есть проблема — они хотят научиться, а что конкретно искать, непонятно. Мне в этом смысле проще — я точно знаю, что хочу найти. Я иду впереди своих учеников на два-три занятия, и это вполне нормально. Я понимаю, чего мои ребята хотят, ищу этот материал и потом уже прорабатываю с ними.

— Сколько проходит времени, прежде чем вы понимаете, кто из учеников талантлив, а кто нет? Кто пришел просто так поиграть, а кто хочет чего-то большего?

«Любой виртуозный музыкант скажет, что таланта нужно процента два, все остальное — работа»

— Я думаю, хватает полгода, чтобы понять, будет ли человек что-то дальше делать и насколько хорошо он будет это делать. Некоторых видно на третьем занятии — этот далеко пойдет. Бывало, что у человека что-то долго не получается, ему нужен какой-то свой способ, свой язык — потом способ находится, и происходит движение. Даже в игре на гитаре можно по-разному объяснить один и тот же момент — аккорды, переборы, табулатуры, нотный стан.... Нужно найти свое. Я визуал, я учусь глазами. Кому-то проще по табулатурам — он смотрит на цифры, и ему все понятно. Кому-то надо наиграть. Все по-разному воспринимают информацию, надо найти правильный язык — и получится.

Самое главное — это усидчивость и упертость. Понимание, что вот это сейчас надо сделать. Не всегда то, что нужно сделать, безумно интересно. Когда я только начинал учиться, для меня гаммы — это было что-то жуткое и невообразимое, скукота. Сейчас я понимаю, что это нисколько не скучно, а очень прикольно и интересно. Любой виртуозный музыкант скажет, что таланта нужно процента два, все остальное — работа. В идеале время на занятия должно быть четко регламентировано — один час каждый день, тогда будет результат. Хотите больше — тогда тратьте три часа в день. Но нужно не просто побренчать, а именно заниматься — работать над ошибками. Предела здесь нет.

В Челны не так давно приезжал пианист Евгений Алексеев, он сейчас живет в Штутгарте. У человека два высших музыкальных образования, и он говорит, что этот процесс не прекращается. В тур он ехал с программой кавер-хитов российских и западных — два часа концерта пролетело как минут 10.

— Вы сами занимаетесь организацией концертов? Привозите артистов?

— Сейчас реже. Раньше как-то больше энтузиазма было — мы готовы были сработать где-то в минус, где-то в ноль, сейчас так работать уже не хочется. Хочется зарабатывать, ведь мы вкладываем немало усилий. Потому возим меньше, более тщательно выбираем. Предложений много: «Едем мимо, хотели бы у вас выступить». Заходишь в группу в соцсети и понимаешь, что и в Челнах, в принципе, таких групп много — какой смысл? Или бывает, что видишь хороший продукт, требования большие, и понимаешь, что в Челнах мы не соберем такой гонорар. Есть, к примеру, костромская команда Ocean Jet — это смесь живых инструментов с электронными, в результате получается интересный продукт в стиле Depeche Mode. Они очень крутые, он мне прислали райдер — я понял, что в Челнах мы столько не соберем. У нас и залов таких нет, и чисто по финансам, если билеты будут стоить тысячу рублей... Вы можете послушать команду, она может вам понравиться, но за билет на их концерт вы тысячу не отдадите. За ДДТ — да, а за Ocean Jet — нет. За «Би-2» полторы-две отдадите и пойдете, а вот будет хорошая, «вкусная» команда, но неизвестная... «Би-2» — это бренд, дорогой бренд. Мне очень интересно, сколько они стоят. Я понимаю, что они приезжают полностью со своим оборудованием, в последний раз две фуры стояло. Просто хочется увидеть сумму — сколько это стоит.

«Если на какое-то дело потратить 10 тысяч часов, ты автоматически становишься в нем профессионалом»

«РЭП-ИСПОЛНИТЕЛИ ПОЗИЦИОНИРУЮТ СЕБЯ КАК «ГОЛОС УЛИЦ», НО ЕГО КАК-ТО ОСОБО НЕ СЛЫШНО...»

— Несколько десятилетий назад российский рок буквально владел умами людей. Музыканты были кумирами миллионов, лидерами мнений. Что стало теперь?

— Раньше это был протест. Сейчас протеста в роке стало на много степеней меньше. Это уже не оппозиционное движение, а просто музыка. Идеи протестного движения сейчас, на мой взгляд, нет. Многие рэп-исполнители позиционируют себя как «голос улиц», но его как-то особо не слышно. Девочки, тачки и все такое — это не «голос улиц». Или голос, но каких-то других улиц. Несомненно, если мы возьмем ту же группу «ДДТ» — это до сих пор протестное движение, но не с кулаками. На концерте Шевчук не стесняется сказать, как на самом деле устроена жизнь в стране — в песнях это слышно, в общении с публикой. Он все-таки остался верен каким-то своим идеалам. А если мы возьмем «Наутилус» — начиналось это в то время и тоже было протестом. Сейчас это, наверное, больше способ заработка.

Если послушать, что было 10–15 лет назад, было все как-то победнее. Сейчас безумно много команд, на них случайно натыкаешься где-то в сети и понимаешь, что то, что они делают — это очень круто. Тот же самый Ocean Jet — у них на канале интенсивная движуха, и они уже мотаются по стране и не только по стране. Потому что музыка сделана качественно. И таких команд много. Даже если взять по Челнам — группа Alkonost, которая уже третий месяц где-то там в Европе.

— В чем их секрет, на ваш взгляд?

— В упертости. Я понимаю, что они 20 лет шли к тому, чтобы заниматься тем, чем они хотят. С другой стороны, я понимаю, что им приходится что-то еще делать, где-то еще работать, чтобы поддерживать себя на плаву. При этом вся их концертная, музыкальная деятельность себя окупает и даже дает чуть-чуть в плюс. Для Челнов это круто. У нас максимум две-три такие команды, которые играют не здесь. Alkonost играл в Челнах последний раз, наверное, на свой юбилей, года полтора назад. Есть еще группа «Руян» — тоже мотаются. Для меня это непонятно — откуда-то из Челнов их ждут на западных фестивалях, приглашают, оплачивают дорогу, даже какие-то небольшие, но гонорары есть. Это круто, но для этого надо упереться. Там будут моменты, когда люди будут сидеть без денег, но понимать, что не хотят делать что-то другое.

— Что в российской музыке может быть интересно на западе? Почему одни востребованы там, а другие нет?

— Те, кто не стоит на месте и изучает мировой музыкальный опыт, — те интересны и на западе. В противном случае продукт останется только на российском рынке, да и ему может быть неинтересен. Вопрос только в том, сколько личного времени вы в это вложили. Известно, что, если на какое-то дело потратить 10 тысяч часов, ты автоматически становишься в нем профессионалом. Наверное, тут та же самая история.

— Интернет существенно упростил продвижение для молодых музыкантов.

— Да, продвижение с помощью интернета проще и не такое дорогое. Народ начинает разбираться, что есть качественный продукт, есть некачественный. Хорошие каналы на YouTube привлекают огромное количество зрителей. Мы свой канал используем просто как хранилище информации — он нам не для этого нужен. Но я знаю, что есть челнинские ребята, у которых по 6, 7, 10, 20 тысяч подписчиков. Они делают разборы песен на гитарах, обучающие уроки.... В это же время в сети очень много мусора. Мы, в свою очередь, учим разбираться, что правильно, а что неправильно. Я всегда ребятам говорю — если вы хотите какую-то песню разучить, не смотрите один разбор, посмотрите пять разных. Проконсультируйтесь с нами, с друзьями, сравните и выберите кусками то, что вы считаете правильным, соберите свой вариант. Прежде всего нужно научиться разбираться в потоке.

«Когда-то говорили, что рок мертв, — так же и про рэп скажут, что он мертв»

— Что нужно, чтобы успешно продвигаться в этом потоке? Нужен ли музыканту, скажем, менеджер?

— Думаю, что нужен. Потому что музыкант должен заниматься написанием музыки, и должна быть инициативная группа, которая его продвигает. Если музыкант будет сам писать музыку и продвигать себя, это тоже даст результат, но его будет меньше. В любом случае должен быть кто-то. Это можно рассмотреть на примере любых бизнесов. Когда человек все делает сам, он доходит до определенного уровня и упирается в потолок, выше которого он не прыгнет до тех пор, пока не возьмет какого-нибудь менеджера, а он, в свою очередь, не возьмет часть вопросов на себя. Мы тоже упирались и думали, что дальше двигаться не можем. Когда мы начали делегировать обязанности, распределять роли, мы смогли сделать больше. Это касается и музыкального бизнеса тоже — музыкант делает продукт, и нужен менеджер, который будет его продвигать на рынке. Если к этому правильно подойти, то эффект будет. Это видно даже по кавер-бэндам: кто-то занимается только музыкой и ждет, пока его куда-то позовут. Он может быть хорошим музыкантом, но работы у него меньше. А кто-то занимается музыкой и отдает другим часть работы по продвижению — у них много работы. В обоих случаях люди не делают собственный продукт, и те и другие делают качественные каверы, но у кого-то много работы, а у кого-то мало.

— В вашей школе есть какие-то инструменты продвижения?

— Пока мы до этого не дошли, но хочется попробовать для понимания, как оно работает и чего мы сможем достичь в этой области. Понимая, что у нас большой выбор музыкантов, мы можем собрать какую-то команду и попытаться ее продвинуть. Это есть в планах. Для начала мы запустим направление «ансамбль» — выберем отдельного педагога, который будет обучать делать музыку в команде. Потому что уметь играть самому и уметь играть в команде — это разные вещи.

— Если говорить о продюсерах — за что они сейчас цепляются и что готовы продвигать?

— В каждом направлении по-разному. Кто-то будет целенаправленно продвигать молодежный рэп, понимая, что сейчас это очень хорошо продвигается. Если мы посмотрим на Фадеева, у него свой продукт, и он тоже качественный. Если мы возьмем Лепса — работа его продюсерского центра строится по-другому. Я вообще не очень понимаю, как строится эта работа, поэтому хочется повозиться, может быть, съездить поучиться.

— Почему рэп стал так популярен?

— Есть мнение, что это такой всплеск, который со временем уйдет. Почему это стало таким массовым? Наверное, потому что пишется все очень просто и доступно для понимания. Как и в рекламе, используются основные ходы, которые привлекают массы, — это дорогие автомобили, красивые девушки и так далее. В Челны недавно приехал какой-то рэпер, имени которого я никогда не слышал, но арт-директор развлекательного центра «Опера» сказал, что очередь из девчонок 14–15 лет была огромной. Дал мне послушать такую-то песню — я послушал. Одна фраза, не очень умная, повторяется всю песню — 3,5 минуты. Ну круто, круто, ничего не могу сказать. При этом в рэпе есть исполнители, для которых это действительно жизнь — мы видим, что они понимают реально тревожащие публику вопросы. А есть музыканты, для которых это хороший, удобный способ заработка.

Но волна идет, когда-то это закончится. Когда-то говорили, что рок мертв, — так же и про рэп скажут, что он мертв. Но все равно это останется направлением музыки — может, оно не будет уже таким популярным, но направление музыки останется. Рэгги же живет — не сказать, что оно очень популярно, но живет. У него есть свои последователи, свои исполнители, есть фестивали. Все достойно жизни.