Казанский градоначальник Рево Рамазанович Идиатуллин рассказывает, как ему приходилось «отжимать» квадратные метры ценой строгого выговора Фото: Олег Маковский

«ТАКОЙ НУЖНЫЙ ТАК НАЗЫВАЕМЫЙ СВЕРХПЛАНОВЫЙ КРАН»

— Итак, по инициативе и силами горисполкома Казани, председателем которого я работал с 1985 по 1988 год, для казанских предприятий была разработана система нормативов их единовременных вложений в капитальное строительство и других городских нужд из расчета, сколько стоит одно рабочее место. Когда все это было утверждено, стало легче. Теперь не надо было никого из директоров ни о чем упрашивать.

— А почему они перестали упираться?

— А все просто: предприятия делают свои отчисления в банк на счет горисполкома, а мы на эти деньги строим жилье, прокладываем коммуникации, обустраиваем город. До сих пор горжусь, что эти деньги были использованы для строительства больших котельных, которые несли тепло в дома казанцев, в том числе трех районных — «Азино», «Горки», «Савиново» — и четвертой, что на улице Большая Красная, напротив Казанской консерватории. Чтобы запустить эти котельные быстрее, надо было ломать графики поставок материалов для городского строительства в целом, а в перечень поставок входило все: и бетон, и металл, и оборудование. Все это было жестко централизовано. Кроме того, для начала монтажа оборудования надо было поставить мощный козловый кран, который и после ввода в эксплуатацию котельных был нужен при проведении там ремонтных работ. Кран по графику мы должны были получить только через год, а тепла новым домам тогда не хватало, в то время как новостройки разрастались все большими и большими темпами.

Гумер Исмагилович (Гумер Исмагилович Усманов (1932–2015) — председатель Совета министров Татарской АССР в 1966–1982 годах, первый секретарь Татарского обкома КПСС в 1982–1989 годах — прим. ред.) мне говорит: «Ускорить поставки материалов беру на себя, а ты займись краном». Такие краны тогда производили только в Ташкенте. И я нацепил свой депутатский значок (я был депутатом Верховного Совета РСФСР), приехал в Ташкент, сумел попасть на прием к директору завода и раньше на один год получить такой нужный так называемый сверхплановый кран. Еще одним значимым объектом надо назвать промежуточную станцию от водозабора на жилой массив Горки.

Существовала и такая практика. Например, у нас в Казани работали в полную мощность, в три смены, заводы КПД (крупнопанельных деталей), а все равно часть продукции Москва обязывала отдать Астрахани или еще куда. Мы ворчали, конечно, но деваться было некуда. Компенсировали это опять же с помощью Бондаренко (Александр Иванович Бондаренко (1922–1997) — председатель исполнительного комитета Казанского городского Совета народных депутатов с 1965 по 1985 год — прим. ред.) и даже Гумера Исмагиловича, получая кирпич из Чебоксар, из Йошкар-Олы. У них был избыток кирпича, мощности были у них большие, а у себя потребляли кирпича меньше. Зато мы получали кирпич. У них получали, им что-то давали. Вот такая форма кооперации была тогда…

Фото: из архива Рево Идиатуллина

«А ЗАЧЕМ В КАЗАНИ СТРОИТЬ ДВА ДВОРЦА?»

— Вы не были президентом какого-либо казанского спортивного суперклуба, а ваши последователи этим не пренебрегали…

— В свое время в горисполкоме, хотя и участвовал в соревнованиях, бегал на лыжах, один раз я, наверное, думаю, нанес вред нашей хоккейной команде — СК имени Урицкого, будущему «Ак Барсу». Я не подписал одну бумагу. Ко мне пришли с просьбой построить второй Ледяной дворец рядом с первым — с Дворцом спорта. А я говорю им: «А зачем нам два дворца?» «Ну, — говорят, — это будет для тренировки, а который есть — для соревнований». А я как буду объяснять народу про эти два дворца, когда на прилавках продовольственных магазинов ничего нет? И на меня тогдашняя спортивная наша элита обиделась. Так нет, после меня все-таки построили, паразиты!

Или вот еще история. Будучи председателем горисполкома, я насмерть перессорился с директором химкомбината имени Вахитова. Помните, какую вонь разводил этот комбинат, да еще в субботу и воскресенье?! А я жил недалеко, на Жданова, так что сам ее нюхал. Очистные сооружения там, видимо, от царя еще в наследство остались. И вот он ни грамма в новые очистные не хотел вкладывать. Альберт Рахматуллин тогда был директором, мы семьями дружили, когда вместе работали в Приволжском райкоме. Но я ему все бумаги с прошениями заворачивал, не подписывал. Был такой начальник «Водоканала» Арутюнов. Вот он пришел ко мне и докладывает: «Опять они слили в Кабан свою гадость». А у них трубы прямо в озеро выходили. Что делать? Арутюнов мне и говорит: «Дайте разрешение, я им пробку вставлю». Я спрашиваю: «Что за пробка?» Оказывается, обыкновенная пробка. «Я трубу им забью, — говорит, — и у них территорию зальет». И я дал согласие. Что тут началось! Звонки из министерства, из обкома (но всего лишь из отдела, Гумер Исмагилович не вмешивается). Потом, под конец только, когда он спросил, в чем дело, а я объяснил, он отстал от меня. И несколько дней эта пробка в сливной химкомбинатовской трубе стояла, а потом и министерство зашевелилось, и деньги нашлись, и с нами согласовывать пришли: «Все, будем строить!» Построили. На это, конечно, годы ушли, но дело было сделано, воздух в городе стал чище.

Открытие театра им. Камала Открытие театра им. Камала Фото: из архива Рево Идиатуллина

МЫ СТРОИТЕЛЕЙ ТЕАТРА «СТРОГАЛИ» КАК МОГЛИ

— Поучаствовал я и в организации строительства театра имени Камала, что на озере Кабан. Секретарем обкома партии по строительству в то время был Григорий Фадеевич Самойлов (до этого он был управляющим стройтреста №5, его управление находилось в Кировском районе Казани), Раис Киямович Беляев — секретарем обкома по идеологии, Калашников — управляющим «Главтатстроя», Мансур Хасанович Хасанов — представителем от Совмина, они часто оперативки проводили. Мы все проводили, строителей «строгали» — как правило, они не укладывались в намеченные сроки. А куда денешься? Вот и подключались.

Для оформления лож театра нужно было добыть сусальное золото (сусальное золото, или сусаль, — тончайшие (около 100 нм) листы золота, которые обычно используются в декоративных целях; наклеиваются на поверхность, создавая впечатление, что предмет полностью сделан из золота, — прим. ред.), а его отпускали только через Москву. Оно в виде тончайших листов в так называемой книге упаковывалось, и его можно было получить лишь с разрешения министерства внешней торговли СССР. Первым заместителем министра тогда был Юрий Леонидович Брежнев, сын генерального секретаря ЦК КПСС. Вот и пришлось мне к нему заходить для решения вопроса. Он был решен положительно — золото это нам выделили в нужном объеме.

Фото: из архива Рево Идиатуллина

ДИРЕКТОР КАПО КОПЫЛОВ: «ДА ЛАДНО, ЧЕРТ С НИМ, С ВЫГОВОРОМ!»

— Не только золотом оборачивались ваши обязанности городского головы…

— Я в свое время довыкобенивался и за изрядное рвение в работе получил строгий выговор с занесением в учетную карточку. Наказание было весьма курьезное: с одной стороны, я оказался виновным за медленное отселение жильцов из бараков, с другой — за то, что отнимал много квадратных метров построенного ведомственного жилья для отселения из тех же бараков. В общем, за то, что у предприятий в сданных для них домах «отжимал» квартиры для врачей, учителей и немного переборщил — больше брал, чем положено было по проценту. Приехала комиссия из Москвы, из комитета партийного контроля, проверяла Татарию. Организация серьезная. На председателя горисполкома Набережных Челнов накатали море нарушений! Для меня даже было удивительно: новый город, а бараков, оказывается, там огромное количество. Они остались еще со стройки, когда приезжих со всего Союза некуда было селить. Он ими не занимался или занимался не в должной мере. Короче говоря, на Челны больше накатали, чем на Казань, и меня в проекте постановления КПК не было. Ну указали на какие-то недостатки, но речи о выговоре не шло. Затем приехали уже в Москву — председатель Совмина республики Шаймиев, секретарь обкома партии по строительству Григорий Фадеевич Самойлов, я как председатель казанского горисполкома... Челнинский мой коллега вообще не приехал. Срочно заболел. А порядок в КПК был такой — раз заболел, то рассмотрение его вопроса откладывают. Так и записали: рассмотреть его дело после выздоровления. Не приехал и наш министр ЖКХ, вместо него поехал заместитель на свою голову. Он и работал-то в этой должности меньше месяца, а, дурак, поехал. Вот ему вместо его министра, ну и мне записали по строгому выговору. Объяснили очень просто: ну как же, КПК будет рассматривать что-то и никого не накажет — такого не бывает. Там сидят такие бабульки, партийная закалка со стажем такая, что ой-ей-ей! Вечером ничего такого о мою душу и в помине не было, а утром, когда уже проект постановления нам принесли ознакомиться, читаю: ба, «строгач» мне!

— Прямо вот так — с занесением в личное дело?

— Да, и еще в газету «Правда»! Летели мы обратно на самолете Копылова (Виталий Егорович Копылов (1926–1995) — инженер-механик, организатор промышленного производства, руководитель ряда предприятий советского и российского авиапрома, генеральный директор Казанского авиационного завода №22 им. Горбунова, с 1978-го — Казанского авиационного производственного объединения им. Горбунова (КАПО) — прим. ред.), вроде как для экономии, ну и за компанию. У него как директора авиазавода служебный самолет был, небольшой — Як-40, он в Москву по своим делам летал. Служебные самолеты были тогда в Казани у нескольких директоров. Объясняли это тем, что нужно было на них не только своих шефов катать, но и срочно доставлять от поставщиков необходимые, но дефицитные детали, когда план горит. У директора «Радиоприбора» тоже, например, такой самолет был, причем за такой же надобностью.

Сели в самолет. Копылов всегда ко мне хорошо относился, как и я к нему. «Чего ты, Рев Рамазанович, такой пасмурный?» Я ему давай рассказывать про «строгач». А он: «Да ладно, черт с ним! Первый раз, что ли? Давай лучше выпьем!» А самолет у него всегда был «оборудован» в этом отношении, как надо, и закуски полно. Так и долетели, и выговор показался не таким уж страшным.

Хотя это взыскание могло иметь свое отрицательное значение при моем назначении секретарем Татарского обкома партии, но Усманов, организовав мою встречу с секретарем ЦК КПСС Медведевым, утряс этот вопрос, и на конференции партийной организации республики я был избран секретарем обкома.

 Окончание следует.