Алена Савченко: «Я с удовольствием бы вернулась хоть сейчас»

Алена Савченко: «От соревнований получаешь нереальный прилив адреналина, а чувство борьбы буквально заводит твой организм и открывает в нем новые возможности» Фото: Britta Pedersen, DPA/TASS

«МНЕ НРАВИТСЯ ТРЕНИРОВАТЬ, НО О СЕРЬЕЗНОЙ РАБОТЕ ГОВОРИТЬ РАНО»

— Алена, как ваша жизнь изменилась после того, как вы решили приостановить карьеру?

— Если честно, весь последний год у нас такой загруженный, что я даже не успеваю подумать, как меняется моя жизнь и куда идет. Мы с Бруно ездили очень много по шоу и даже дома почти не находились. В этом плане было даже тяжелее, чем во время спортивной карьеры. Раньше в перерывах между соревнованиями мы тренировались дома, а на шоу приходится быть постоянно в разъездах.

— Ваш график полностью состоял из шоу и подготовки к ним?

— Больше всего времени и сил, наверное, уходило на переезды из города в город. Это утомляет.

— Физические нагрузки на шоу сильно отличаются от соревнований?

— Сравнивать шоу и соревнования, на мой взгляд, нельзя. От последних получаешь нереальный прилив адреналина, а чувство борьбы буквально заводит твой организм и открываем в нем новые возможности, потому что от результата что-то стоит на кону. На шоу также хочешь проявить себя, но над тобой особо ничего не довлеет, стимула нет. При этом на нем нельзя ничего не делать, встать с дивана и откатать. Так не бывает. Но уровень требований к организму заметно ниже, чем на соревнованиях.

— Когда вы узнали о беременности, сразу же прекратили выступать?

— О беременности я узнала 15 февраля, после шоу. Только откатали Art on Ice в Швейцарии и готовились к Holiday on Ice. Естественно, как только узнала, сообщила организаторам и отказалась от дальнейших выступлений. 1 марта я последний раз вышла на лед, это была 10-я неделя беременности, выступать не хотелось вообще, волновалась. Честно, было тяжело. Не физически, а морально. Я понимала, что теперь несу ответственность не только за свое здоровье, но и ребенка.

— Кроме выступлений в шоу, вы тренировали сами. В чем ваш интерес к такой работе?

— Мне всегда было интересно помогать другим спортсменам. Даже когда каталась, я подкатывала детей и помогала другим фигуристам с элементами. Так что новой эту работу для меня не назвать. Но график получился чересчур загруженным: трудно было и выступать на шоу, и полноценно заниматься тренерской работой. Рано или поздно пришлось выбирать, что на данный момент для меня приоритетнее.

— Дальше планируете работать тренером?

— Посмотрим. Я сейчас тренирую девочек-одиночниц, мне нравится. Но о серьезной тренерской работе пока говорить рано. На данный момент я не очень горю желанием. В будущем возможно.

— Есть мнение, что успешные спортсмены не могут стать успешными тренерами. Вы согласны с этим?

— Отчасти да, потому что другие спортсмены необязательно мыслят как ты и стремятся побеждать как ты. Из-за своей истории успеха машинально есть желание равнять всех под себя, но так делать нельзя ни в коем случае. Конечно, тяжело понять, что есть спортсмены, которые не ставят себе задачу быть олимпийскими чемпионами или просто не могут ими являться. Не все способны настолько отдаться спорту, чтобы достичь успеха. Донести все это — тоже талант.

— За годы долгой карьеры вы взаимодействовали со многими тренерами. Выработали собственный стиль?

— Долгие годы я тренировала саму себя. Конечно же, тренер помогал. Но также большая инициатива была и от меня самой. Поэтому я знаю, как идти к победе.

Бруно Массо и Алена Савченко на Олимпиаде в Пхенчхане в 2018 году Фото: Paul Kitagaki Jr., Zuma\TASS

«Я НИ НА СЕКУНДУ НЕ СОМНЕВАЛАСЬ В УСПЕХЕ»

— Ваш партнер Массо рассказывал, что часто пересматривает олимпийский прокат. Как у вас?

— Да, раньше часто смотрела. Сейчас давно уже не включала, потому что при просмотре хочется плакать… А теперь мне нельзя волноваться. Дело в том, что с этой программой меня многое связывает. Ее автор, наш тренер недавно ушел из жизни. Когда смотрю выступление, вспоминаю его. На душе сразу пусто становится… Пока стараюсь отдалиться от олимпийских воспоминаний.

— Как изменилась ваша жизнь после олимпийской победы?

— Это не объяснить словами. Был проделан очень длинный путь. Долгое время я просто не могла поверить, что действительно выиграла олимпийское золото. С одной стороны, невероятно гордилась собой. С другой — понимала, что нужно жить дальше и искать новые цели.

— Спустя полтора года изменилось ли ваше отношение к олимпийской победе?

— Если бы я выиграла сейчас, еще бы больше радовалась. Сегодня я лучше осознаю, чего смогла добиться. Хочется вернуться в то время и еще раз пережить 15 февраля 2018 года. Снова прочувствовать те эмоции, ощутить атмосферу Олимпиады.

— Вы сразу же назвали дату олимпийской победы. Это теперь семейный праздник?

— Верно. Такие дни не забываются. Знаете, есть в 15 февраля в моей жизни какая-то мистика, высшее начало. В этом году 15 февраля я узнала, что беременна. Два важнейших события моей жизни произошли в один день. Теперь у нас двойной праздник.

— После короткой программы в Пхенчхане вы были только на четвертом месте. Шансы на победу минимальные. Как прошла ночь перед произвольной?

— Я ни на секунду не сомневалась в успехе. Я знала, что мы выиграем. Не знаю почему, но внутри меня была эта уверенность. Чувство, что завтра произойдет в моей жизни что-то великое. Потому я не переживала. После короткой у нас случился серьезный разговор с командой и немецкой федерацией. Конечно, все были расстроены.

На следующий день первая тренировка у нас началась в 6 утра. Одного только взгляда Бруно мне хватило, чтобы понять: он готов, будет бороться до конца, отдаст все силы ради победы. Обычно Массо долго просыпается, на утренней тренировке бывает вялым. Ему нужно время, чтобы прийти в себя с утра. Но в день произвольной на Олимпиаде он был готов на все сто уже сразу. Это еще больше меня успокоило. Я знала: день будет хороший.

— Вам удалось собраться и побороть эмоции?

— Абсолютно. Я никогда так спокойно не каталась и не была так в себе уверена, как на той Олимпиаде. Что в короткой, что в произвольной. Пусть мы оказались только на четвертом месте, меня это не волновало вообще.

Я понимала, что нового шанса у меня уже не появится. Либо я побеждаю, либо вся многолетняя работа была напрасной. Думаю, что мой муж и Бруно переживали гораздо больше меня. Супруг очень боялся, что поражение может меня морально сломать. Он знал тот путь, который я прошла за столько лет в спорте, и то, какую работу проделала и какие усилия приложила к победе, поэтому очень сильно переживал за меня.

— Вы сразу для себя решили, что Пхенчхан — последняя Олимпиада? Если бы не выиграли, остались бы в спорте?

— Конечно, я помнила, как все было и в 2014-м, и в 2010-м, и в 2006-м, и в 2002 году. Но я не переживала по тому поводу, что еду уже на пятую Олимпиаду и могу остаться без победы. Просто постаралась взять лучшее с прошлых Олимпиад и оградить себя от ошибок, которые помешали выиграть раньше.

— Ситуация сложилась такая, что для победы нужен был идеальный прокат и при этом ошибки от конкурентов. Хотелось болеть против других?

— Не скажу за всех, только за себя. Я не жду ни от кого ошибок. Для меня главное — выйти и показать, что я могу. Никогда не буду стоять и ждать от других фигуристов падений. Мне не нужны такие подарки.

В произвольной мы катались первыми в группе лидеров. После нас были еще три пары. Но я даже не смотрела их прокаты. Просто сидела и ждала результатов. Я не жду подарков ни от соперников, ни от судей. Считаю, что важно работать на максимум, показать лучшее из того, что умеешь, а дальше уже судьба рассудит нас.   

— Вы фаталист?

— Не совсем. Просто единственное, что я могу сделать для победы, — это кататься хорошо. От меня не зависят прокаты соперников и оценки, которые ставят судьи. Тогда зачем мне переживать по такому поводу? Если я совершила меньше ошибок, чем конкуренты, значит, так сложилась судьба. Но меня вообще не волнуют результаты других пар.

— Ваш муж рассказывал, что олимпийский год был самым трудным в вашей карьере. В чем конкретно заключались сложности?

— Не все прошло гладко. Сначала разбирались с документами для Массо. Потом была травма, пропустили несколько месяцев тренировок. За год до Олимпиады я получила самую серьезную травму в карьере. Даже когда я восстановилась, нога еще долго не могла работать на 100 процентов.

Что-то нас постоянно с Бруно отталкивало назад. Тренер даже предлагал нам остановиться. Бывало, что и у нас с Массо возникали мысли все бросить. Но я не собиралась сдаваться. Слишком много было сделано, чтобы просто так отступать без боя. И судьба нас вознаградила.

«МЕНЯ НИЧЕГО НЕ ТЯНЕТ НА УКРАИНУ, КРОМЕ СЕМЬИ»

— Когда вы начинали заниматься фигурным катанием, тренировались на замерзшем озере. Как это?

— Мне было три года, когда я захотела коньки. Увидела по телевизору соревнования и попросила родителей купить коньки на день рождения. Мои родители очень часто смотрели фигурное катание, любили его, как и многие в СССР. Но катка у нас в городе не было. Единственным местом, где можно покататься на коньках, являлся замерзший пруд. Мы ходили туда с отцом. Можно сказать, папа стал моим первым тренером.

— Он занимался фигурным катанием?

— Нет, тяжелой атлетикой. А когда я была маленькой, работал в школе учителем физкультуры. Зимой папа учил детей всем зимним видам спорта: кататься на коньках, ходить на лыжах.

— Так как в родном Обухове не было катка, вы каждый день ездили на тренировки в Киев. Сколько времени уходило на дорогу?

— Два часа в одну сторону. Всего 50 километров, но автобус ехал медленно, проезжал по длинному маршруту. Сейчас быстрее.

— Четыре часа в день на дорогу, плюс учеба и тренировки. У вас вообще было свободное время в детстве?

— Я вставала в четыре утра, в шесть была уже тренировка. Когда она заканчивалась поздно (а автобусы уже не ходили), добиралась попутными, на перекладных. Даже не помню, сколько часов в день я спала. Скажу сразу: было очень тяжело. Семья у меня не самая богатая, это не секрет. Все давалось через большой труд. Но все трудности превосходило мое желание заниматься фигурным катанием.

— Это недешевый вид спорта. Родителям было тяжело закрывать счета?

— Мои родители — учителя. Они на многое пошли ради меня и моей мечты стать фигуристкой. Зарплата невысокая. Кроме меня, в семье еще три брата. Но я занималась в школе олимпийского резерва. Если ребенок талантливый, то его тренировки оплачиваются государством.

В те времена родители не платили таких астрономических сумм, как сейчас. Спортсменов с потенциалом старались поддерживать. Это спасло мою семью от разорения.

— Где сейчас живут ваши родители?

— Семья осталась на Украине, но родители стараются как можно чаще приезжать ко мне в Германию, благо сейчас ввели безвизовый режим и стало проще посещать Европу.

— Вы часто бываете на Украине?

— Последний раз 5 лет назад. Приезжать еще желания особого нет. Меня ничего не тянет на Украину, кроме моей семьи. По родным я очень скучаю, но вижу их, когда они приезжают в Германию.

— Вы считаете себя больше немкой, чем украинкой?

— Немкой назвать себя не могу — я родилась в украинской семье, но лучше обозначу себя европейкой. Человеком мира.

«ГЕРМАНИЯ ПОНРАВИЛАСЬ СВОЕЙ ПУНКТУАЛЬНОСТЬЮ»

— К чему дольше всего привыкали в Германии?

— К языку. Немецкий довольно трудный, но его можно выучить, главное — желание.

— Сколько языков вы сейчас знаете?

— Свободно — русский, украинский, немецкий. Уверенно — английский.

— Бытовые сложности в связи с другой ментальностью немцев были?

— Тонкости менталитета познаются со временем. Первое, с чем сталкиваешься, — это язык. Если не знаешь его, то и не видишь менталитета людей. Все приходит со временем. Сейчас я гораздо лучше знаю немцев, чем по прибытии в Германию.

Но я же приехала не просто так. У меня была цель: добиться результата. Потому я не обращала внимания на сложности и недостатки другой страны. Они никак не мешали.

— Германия очень популярна среди эмигрантов из стран бывшего СССР. С чем вы это связываете?

— Даже не знаю. Мне Германия очень понравилась своей пунктуальностью и четким исполнением законов. Исключительная чистота. Это очень отличает Германию от России и Украины.

— Встречаете русскоязычных людей на немецких улицах?

— Да, и с каждым годом все больше.

«ИМЕЛИСЬ ВАРИАНТЫ В АМЕРИКЕ И ФРАНЦИИ, НО Я ОЧЕНЬ ХОТЕЛА ЖИТЬ В ГЕРМАНИИ»

— У вас была перспективная пара со Станиславом Морозовым: вы стали чемпионами мира среди юниоров, в первый взрослый сезон попали на Олимпиаду. Почему решили сменить партнера?

— Для меня мы исчерпали со Станиславом все, что могли. Дальше потенциала и перспектив не было, потому что после ЮЧМ мы не росли, упирались в потолок. Прошло два года после ЮЧМ — и результаты только вниз.

К тому же мы не очень ладили, не сошлись характерами. Мне было некомфортно дальше кататься с ним, потому что я хотела большего, а его все устраивало. После Олимпиады я решила, что дальше нам вместе кататься смысла нет.

— Как вышли на Робина Шолковы?

— После Олимпиады 2002 года я пробовала найти партнера в России и на Украине. Были варианты, но федерация не решилась мне помогать — ни деньгами, ни поиском. Складывалось ощущение, что на Украине я уже не нужна.

Поговорила с известной украинской фигуристкой Еленой Ляшенко, которая была постарше, поэтому я всегда просила у нее советов. Она мне обещала помочь с переездом в другую страну. Дала номер немецкого журналиста, который пишет про фигурное катание.

Больше мы не знали никого. Позвонила, объяснила ему свою ситуацию и попросила его связать меня с представителем федерации фигурного катания Германии. Журналист знал и людей в федерации, и тренеров. Он и связал меня с Шолковы.

— Были тогда альтернативные варианты?

— В России, но там очень много пар, смысла ехать не было. Имелись хорошие варианты в Америке и Франции. Так как я очень хотела жить именно в Германии, другие варианты для себя отмела и не жалею.

— Вы солдат Бундесвера. В Германии много спортсменов, служащих в армии. Это аналог российского ЦСКА?

— Нет, отличается, по крайней мере от современного ЦСКА. В Германии все члены Бундесвера обязаны проходить каждый год военные сборы. Я сделала это в 2015-м после Олимпиады в Сочи. 6 недель начальной военной подготовки, полный курс молодого бойца, в обмундировании, с пистолетом, автоматом.

Когда я только приехала на сборы, была шокирована, не понимала, зачем мне это нужно, и жалела, что согласилась. В 30 лет поздновато бегать с автоматом полосы с препятствиями. Но статус кадрового военного позволил мне получать зарплату от Бундесвера. Можно спокойно тренироваться и не думать, что ты не заплатил за квартиру. Когда мы с Робином расстались, у меня было очень туго с финансами и вариант с армией меня натурально спас.

— Кто оплачивал ваши тренировки с Шолковы?

— Ведущим фигуристам федерация старается оказывать максимальную поддержку. Конечно, с Россией не сравнить, но если ты катаешься на уровне, то у тебя будет и зарплата, и тренер, и лед за счет государства. Общий бюджет формирует олимпийский комитет, дальше он направляет деньги в федерацию. Она решает, кому выделить средства и в каком размере.

Мы являлись лидерами сборной, но нашему главному тренеру зарплату не давали, так как его подозревали в связях со Штази (внутренняя разведка ГДР — прим. ред.). Мы платили ему со своих призовых. Все, что выигрывали с Робином, отдавали тренеру. Стало полегче, потому что результаты у нас были высокими. Имелись призовые, спонсоры.

— Зачем правительство Германии ищет связи со Штази спустя столько лет?

— Не хочется лишний раз обсуждать. Неприятная история, о которой к тому же я мало что знаю. Мне совершенно непонятно, почему так произошло. По мне, все это полная глупость. Но было и было. Пройденный жизненный этап, и вспоминать его не хочется.

Робин Шолковы и Алена Савченко Фото: Шарифулин Валерий, ITAR-TASS

«С ШОЛКОВЫ У НАС РАЗОШЛИСЬ ИНТЕРЕСЫ, ОН ХОТЕЛ КАТАТЬСЯ В ШОУ»

— У вас была очень успешная карьера с Шолковы: вы выиграли всё, кроме Олимпиады. Что не получалось на Играх?

— Наверное, то, что мы все время работали только с одним тренером. Робин не хотел услышать другое мнение: не разрешал приглашать нового хореографа, проходить стажировки у других тренеров. У нас была закрытая команда из трех человек. Нужен свежий взгляд.

— Какое олимпийское поражение оказалось самым обидным?

— Наверное, Ванкувер. Мы являлись лидерами сезона, «золото» было очень близко. В Турине нам не хватило опыта, а в Сочи все сразу шло к тому, что победят Траньков и Волосожар.

— Вы пытались отговорить Шолковы от завершения карьеры?

— У нас разошлись интересы. Робин устал от большого спорта, хотел кататься в шоу. Но я знала, что еще не все сказала в спорте.

— В 32 года в статусе чемпионки мира и Европы вы начинаете кататься с неизвестным фигуристом из Франции. Чувствовали, что это авантюра?

— Я не думала о своем возрасте. Некоторые в 18 лет чувствуют себя как в 50. Я и сейчас себя ощущаю отлично и не вижу никаких сложностей, чтобы кататься дальше. Возраст — это относительное понятие. Если ты думаешь, что тебе 30 и пора завершать карьеру, значит, так и будет. Но я считаю, что все приходит со временем. Чем больше у тебя жизненного опыта, знаний, тем ты лучше.

У меня был запас, желание расти и развиваться дальше. Терять нечего. Моя цель перевесила все остальное.

— У вас был список кандидатов, из которых вы выбирали?

— Партнеров высокого класса в мире не так много. Когда я решила найти партнера, пересмотрела видео прокатов и искала ребят, которые могут мне подойти. Мне нужен был сильный и высокий партнер. Нашла себе трех кандидатов, выбирала среди них. Бруно показался мне наиболее перспективным. Да, у него не было на тот момент высоких достижений, но он очень талантливый фигурист. Массо как алмаз без огранки. Мне оставалось только грамотно заняться его огранкой.

— Учитывая разницу в статусе, сложно было выстраивать отношения с ним?

— Первое время — да, сложно. Бруно все время смотрел на меня будто снизу вверх, как новичок на многократную чемпионку мира. Я же ему сразу сказала забыть все мои титулы. Раз мы новая пара, значит, мы вдвоем начинаем всё с нуля. Возникали споры. Иногда ему как мужчине было тяжело согласиться с моим мнением. Но наш тренер сумел нас объединить в одну команду. Мы победили благодаря тренерам.

— Бруно — ваш сильнейший партнер в карьере?

— Безусловно.

— Каждый из ваших партнеров становился чемпионом. Получается, главной в паре всегда являлись вы и ваш уровень был выше?

— Без партнеров я тоже не смогла бы добиться многого. Я каждому из них благодарна. Морозов учил меня основам парного катания, с Шолковы я каталась вместе больше 10 лет, а с Массо добилась главного достижения в своей карьере. Так что каждый партнер внес существенный вклад в мою карьеру. Парное катание — всегда работа двух людей. Без этого никак.

— Сейчас вы часто общаетесь с Морозовым или Шолковы?

— Я и Станислав поздравляем друг друга на дни рождения, иногда пересекаемся, можем перекинуться парой фраз, но больше нас ничего не связывает. С Робином мы тоже не особо много общаемся — не о чем. Гораздо больше взаимодействую с Бруно, потому что у нас до сих пор есть совместная работа.

— Неужели за все эти годы Шолковы не стал для вас родным человеком?

— Не знаю почему, но за 10 лет мы с Робином сблизились меньше, чем с Бруно за 4 года. Может, потому что раньше имелся языковой барьер, может, потому что у нас разные характеры, разное видение. Но у нас с Шолковы не было такого взаимопонимания, как сейчас с Массо, и так близко я не общалась до Бруно ни с одним своим партнером.

«НОВЫЕ ПРАВИЛА — БОЛЬШОЙ МИНУС ДЛЯ ИСУ. ОНИ НЕ ДАЮТ РАЗВИВАТЬ СПОРТ»

— Есть мнение, что сейчас парное катание в кризисе. Ушли или взяли перерыв лидеры, международный союз конькобежцев (ИСУ) ввел новые правила. Суммарно это двигает пары назад: на последнем чемпионате Европы их было всего 12. Вы согласны, что вид на спаде?

— Думаю, да, тоже такое замечаю. Мне самой стало не так интересно наблюдать за соревнованиями в последнее время. Смотрю и жалею, что я не на льду, потому что спокойно смогла бы выигрывать.

— В чем, на ваш взгляд, основная проблема?

— Наверное, многое поменяли правила. У спортсменов, которые могут исполнять сложнейшие элементы, пропала мотивация подобное делать. Это большой риск как для результата, так и для здоровья. И он не оправдывается, потому что разница в баллах между тройной и четверной подкруткой стала минимальной.

Тройные элементы могут делать все сильные пары. И здесь начинается разбор: кому +5 ставить, кому +3. Это все очень субъективно, нужно вдаваться в такие тонкости выполнения элемента, что даже смешно. Как по мне, если он осуществлен, значит, сделан. Не нужна такая широкая разбалловка.

Кроме того, поменяли систему оценки поддержек, сократили длину проката. Программа короче, а набор элементов практически такой же — это нелогично. И нет времени показать яркую хореографию, характер программы. Больше думаешь об элементах. На каждом вращении нужно четко считать обороты. Если не досчитал, то уже получил уровень ниже.

Парное и так самый сложный вид фигурного катания, а с новыми правилами его сделали еще труднее. Поэтому все боятся идти в пары.

— Международный союз конькобежцев объясняет новые правила желанием видеть чистые прокаты, без падений. Такая политика верна?

— Должно быть все сбалансировано. Понятное дело, если ты не можешь выполнить четверной, но все равно вставляешь его в программу, это странно. Но тут соревнования и твой выбор. Если у тебя есть стремление развиваться, пробовать что-то новое и развиваться, а тебя держат, подобное неправильно.

— Четверные выбросы и подкрутки нужны парному катанию?

— Это элементы ультра-си, и, разумеется, они опасны. Травматизм высокий. Но запрещать их или оценивать практически так же, как тройной, глупо. В итоге подобное тормозит спорт, не дает показать себя сильным фигуристам.

Новые правила — большой минус для ИСУ, они не дают развивать фигурное катание. Те пары, которые умеют делать четверные элементы, просто не станут их выполнять, потому что не видят смысла в этом. Будет выезд хуже, чем у другой пары, которая делала тройной выброс, получат меньше плюсов GOE, и в итоге оценка окажется ниже.

Мы придем к тому, что пары станут вставлять двойные прыжки, чтобы точно их уверенно делать и работать на большие плюсы GOE, и будут так побеждать. Но это же смешно.

— Вице-президент ИСУ Александр Лакерник видит в отсутствии четверных подкруток благо, так как заботится о здоровье спортсменов. Но не излишняя ли это забота?

— Конечно, излишняя. Профессиональный спорт всегда будет связан с риском для здоровья и травмами. Нужно просто понимать, куда ты идешь и чего хочешь. Но правила выбираю не я.

«Алена Косторная. У нее прекрасное катание. Не по годам зрелое, женственное»

«КОГДА ПОБЕЖДАЕШЬ В 15 ЛЕТ, САМОЕ СЛОЖНОЕ — ПОЙТИ РАБОТАТЬ ДАЛЬШЕ»

— Фигурное катание сильно молодеет. С чем это можно связать?

— Парное катание не молодеет. Чтобы стать сильной парой, нужно пройти как минимум несколько сезонов после юниоров, да и карьеру парники заканчивать не спешат. А вот в одиночном катании, согласна, сейчас большой скачок в возрасте. На первый план вышли девочки 14–15 лет, которые делают сложнейшие прыжки, недоступные фигуристкам постарше. Но по уровню катания, когда смотришь, как выступает девочка 14 лет и девушка 25, это две разные лиги. Все приходит с опытом.

— Многие предлагают ввести возрастной ценз в женском одиночном катании. Каково ваше мнение?

— Я считаю, что правильная идея. С одной стороны, прыгать четверные в 14 лет — это круто, девочки достойны победы. С другой — в 14 лет еще нет такого катания, как в 20. Сравните выступление, например, Елизаветы Туктамышевой с юниорками. Она статная, эффектная женщина, за которой приятно наблюдать на льду. Или катание Каролины Костнер. Как ее сравнить с 13-летними девочками? Но за счет прыжков они побеждают всех взрослых.

Повторюсь, в фигурке должен быть баланс техники, катания и хореографии.

— Можно ли рассчитывать на долгую карьеру, если ярко начал выступать еще по юниорам?

— Все зависит от конкретной ситуации и человека. Если делать все, чтобы остаться в спорте надолго, то у тебя это получится. Если у Трусовой и других юниорок будет желание надолго остаться в спорте, то я не вижу преград. Только дело в том, что многие просто теряют смысл выступать дальше. Выигрывают всё сразу в детском возрасте и не хотят продолжать работать.

— Хавьер Фернандес считает такой подход «обманом» болельщиков: за тобой начинают следить, хотят видеть твои выступления, а ты уходишь уже на второй год во взрослом спорте…

— Я с ним согласна. Болельщики хотят тебя поддерживать, ездить на соревнования, а ты завершаешь карьеру в 16–17 лет и исчезаешь для своих фанатов. Большой спорт живет личностями, запоминаются те, кто долгие годы выстраивал свою репутацию, у кого многолетняя история побед. Это Хавьер Фернандес, Юдзуру Ханю, Каролина Костнер. Меня многие любят за то, что я катаюсь почти 20 лет.

Помню, в детстве мне очень нравилось, как выступала Тара Липински. Было очень обидно, что она ушла сразу после Олимпиады. Хотелось видеть ее на соревнованиях, но больше спортсменка не выступала. А ведь она до сих пор молодая! Видимо, ей оказалось интереснее быть телезвездой.

Самое сложное, когда побеждаешь в 14–15 лет, — перебороть себя и пойти работать дальше, побеждать еще. Можно же выиграть и вторую, и третью Олимпиаду. Вписать себя в историю. Надо стремиться к этому.

— Кто вам больше всего импонирует из российских фигуристок?

— Алена Косторная. У нее прекрасное катание. Не по годам зрелое, женственное. И как выступала Алина Загитова в прошлом году, мне тоже понравилось. Очень уважаю за стойкий характер Трусову.

— За какими парами следите?

— Сложно сказать, мои любимые пары завершили карьеры. Нравятся Бойкова и Козловский. У них хороший потенциал, но нужно много еще над чем работать. Хорошо катаются Тарасова и Морозов. Они поменяли тренера, решили перезагрузить карьеру. Будем надеяться, у них все получится. Пара отличная, у них сильные элементы. Не хватает только стабильности.

Ждем также вторую китайскую пару ребят, с которыми я работала. В прошлом году они не выступали, но в следующем сезоне у них будут очень серьезные программы, с ними могут стать фаворитами.

Есть еще французы, но у китайских и российских пар гораздо сильнее элементы.

— Шолковы считает, что у Тарасовой и Морозова слабая хореография. Вы согласны с ним?

— Для них самое главное — найти свой стиль, свое лицо. Выбрать программы, которые будут показывать их лучшие стороны. И не надо копировать стиль других фигуристов, потому что, когда ты так делаешь, только теряешь.

— Как вам произвольная китайцев в прошлом сезоне? Ее называют лучшей программой в истории пар.

— Я видела, неплохая программа. Но они откровенно пытаются скопировать наш стиль. И это не только мое мнение. Пара хорошая, но стоит, думаю, поискать что-то свое, а не заниматься копированием.

— Вам было обидно, когда увидели эту программу?

— Нет. Просто я не заметила для себя ничего нового и не понимала, чему все восхищаются.

«Для Тарасовой и Морозова самое главное — найти свой стиль, свое лицо. Выбрать программы, которые будут показывать их лучшие стороны»Фото: «БИЗНЕС Online»

«ХОЧУ ВЫСТУПАТЬ ДАЛЬШЕ, ХОТЯ ПОНИМАЮ, ЧТО СЕЙЧАС ЭТО НЕВОЗМОЖНО»

— Вы говорили, что хотите продолжить карьеру. Это серьезное намерение?

— С удовольствием бы вернулась хоть сейчас. Но я в таком положении, что не могу ничего сказать точно. Жизнь покажет.

— Вы видели в спорте все, выиграли все. В чем ваша мотивация вернуться?

— Мне просто нравится выступать, сам процесс. Я люблю фигурное катание.

— Отдадите детей в него?

— Если они захотят — конечно. Я им расскажу и покажу, что это такое. Но, если с их стороны желания не будет, настаивать я не собираюсь. Если захотят, то помогу всем, чем смогу.

— Скучаете по льду?

— Да, конечно, на лед тянет. Я люблю соревнования и скучаю по ним.

— Что чувствуете, когда смотрите на соревнования по фигурному катанию?

— Мысли смешанные. Хочу выступать дальше, как и другие спортсмены. Не сказать, что завидую — не в моем характере. Просто хочу оказаться на их же месте. Хотя, конечно, понимаю, что сейчас это пока невозможно.