«Операция «Преемник» в СКР не прошла бы ни при каких обстоятельствах. Николаев это знал»

Владимир Гусев: «Если не брать в расчет этот год, а взять, например, все десятилетие, то уголовных дел, конечно, стало меньше» Фото: Андрей Титов

«Уверен, стали меньше воровать. Чиновники, вспоминая прошлые гоДы, думаюТ о своей судьбе»

Страшный сон адвоката тот, в котором у него закончились клиенты. Пока мне этот сон не снится… Но если не брать в расчет этот год, а взять, например, все десятилетие, то уголовных дел, конечно, стало меньше.

Часть людей перестала обращаться к адвокатам, виной тому признание вины, досудебные соглашения. Ведь если человек раскаивается, то все просто — дают условное наказание, и на этом расходятся. Большой кусок клиентов отбился. Снизилось и количество выявляемых налоговых преступлений. Раньше, если у меня в производстве за год их было несколько — три, четыре, пять, — то, например, в 2019 году количество свелось к нулю.

Я не занимаюсь оперативной работой, и мне сложно судить, насколько хорошо или плохо работает оперативная система. Но получается, что те громкие посадки и те закрученные гайки оперативникам, может быть, привели к тому, что чиновники любого уровня, вспоминая 2016, 2017, 2018 годы, думают о своей судьбе, о своей дальнейшей жизни. И, вероятно, снижение громких посадок чиновников как раз говорит о том, что люди стали думать, стали побаиваться. Мы знаем, что некоторые дела возбуждают, даже если человек уже не чиновник. А когда старые грехи стали выявляться, стали возбуждать уголовные дела, каждый чиновник задумывается о своей дальнейшей жизни: «Зачем мне это надо, когда лучше сделать прозрачно и работать дальше?» Я уверен, что в Татарстане стали меньше воровать.

Да, бывают уголовные дела, развалившиеся еще на этапе следствия. Мне кажется, что надо воспринимать это не как щелчок оперативникам по носу, а как нормальную работу правоохранительной системы. Невозможно, чтобы каждый проверочный материал оперативников был 100-процентным делом. А дальше — чтобы 100-процентным обвинительным заключением, 100-процентным обвинительным приговором. Это ужасная схема. Когда возбудили 100 дел, но три или пять прекратили, в том числе по реабилитирующим основаниям, — я считаю, это замечательно. Мы не должны думать, что, если проверку провели, дело возбудили, потом прекратили, — это щелчок кому-то. Все нормально. Это опять же говорит о здоровье уже следственной системы, которая адекватно взяла, разобралась, посмотрела. Нет доказательств — прекратили дело, есть — направили в суд. Суд проверил, есть доказательства — вынес обвинительный приговор, нет — вынес оправдательный. Это все говорит о том, что система как-то начинает работать.

«Если появляется тенденция, что по громким или негромким делам появляются оправдательные приговоры, значит, судебная система здоровая, демократичная, рабочая» Фото: «БИЗНЕС Online»

В Татарстане в целом в этом году стало больше оправдательных приговоров. Тенденция явно налицо, суды стали более внимательны. Это значит, что они и дальше будут в этом направлении развиваться. Если суд выносит оправдательный приговор, это говорит о том, что судебная система здорова, демократична, она действительно подходит здраво к тому, к чему приходит и следствие. Когда говорят, что оправдательных приговоров 0,03%, это очень плохо, так быть не может. Не может качество следствия быть идеальным. Если появляется тенденция, что по громким или негромким делам появляются оправдательные приговоры, значит, судебная система здоровая, демократичная, рабочая. У граждан появляется вера в то, что в его конкретном деле разберутся и примут то справедливое, законное решение, которое он заслуживает.

У нас ведь все сомнения толкуются в пользу обвиняемого. Я рассчитываю, что когда-нибудь время «царицы доказательств» — признания вины — закончится. Ты явку с повинной написал, потом отказался, но в суде огласили — на этой явке с повинной тебя и осудили. И тебе же ее зачли и назначили не 5 лет лишения свободы, а всего лишь 3. Но — лишения свободы. Человек, находящийся при задержании в психотравмирующей ситуации, готов на все, лишь бы этот страшный сон закончился. Люди с удовольствием или бессознательно идут на то, чтобы это закончилось. «А потом я подумаю, я соберу это в голове, я пойму, я объясню, я попробую доказать», — полагают они. Этого не происходит. Как только это «абсолютное доказательство вины» подозреваемого, обвиняемого, подсудимого исключат, это добавит следствию новизны, оно будет более качественным. Следователи уже будут думать, направлять дело в суд или не направлять.

Два громких процесса над судьями в Татарстане — случай редчайший. Но это не очищение судебной системы, это скорее показатель качества следствия. Если руководитель 3-го отдела СК Айрат Валеев в высшей квалификационной коллегии судей докладывает о деле так, что профессиональное сообщество лишает судью статуса, — это говорит о том, что качество подготовки материала следственного отдела очень высокое. Я не сомневаюсь, что обращается следственный комитет о привлечении судей к ответственности неоднократно. Уверен, что делают это не только следователи из Татарстана. Но ведь всех судей не лишают… А именно вот эти два дела — по Марине Фирсовой и Эльмире Зиганшиной — говорят о качестве подготовки, качестве следствия и качестве того, как можно преподнести материал так, что с тобой соглашаются профессионалы.

Я не считаю, что судебная система больна. Она меняется сама, она движется к изменениям. Соответственно, скажем, что в ней, наверное, ничего менять не надо. Сейчас обновился состав руководителей районных судов, что тоже положительно, это движение вперед. Современные тенденции говорят о том, что система здорова достаточно, чтобы дальше развиваться именно в этом направлении.

Плюс кассация, которая ушла в другой регион, естественно, будет уравновешивать в том числе нашу апелляцию, потому что каждый судья понимает, что его ошибка будет предметом рассмотрения, возвращения дела обратно с какими-то рекомендациями.

«Что касается роста подростковой преступности, то нужно обращаться к родителям, образовательным учреждениями. Обращайте внимание на поведение подростка, на его внешний вид» Фото: © Дмитрий Донской, РИА «Новости»

«если твой ребенок или ученик тяготеет к чему-то нестандартному, посмотри в интернете»

Рост организованной преступности, конечно, вызывает удивление, но мы не стали бояться выходить на улицу, не опасаемся за свою жизнь и здоровье, как это было в 90-е годы. Не смотря на рост самого числа дел, криминогенная обстановка для простого гражданина, как для меня, не становится какой-то тяжелой, удручающей.

Что касается роста подростковой преступности, то нужно обращаться к родителям, образовательным учреждениями. Обращайте внимание на поведение подростка, на его внешний вид. Сразу же, как только подростки относят себя к какой-то группировке, течению или направлению, начинают одеваться как-то своеобразно, не как все. Если твой ребенок или твой ученик тяготеет к чему-то нестандартному, можно посмотреть в интернете и тут же определить, чем интересуется твоя дочь или твой сын.

Говорить о том, что полиция подзапустила ситуацию, я не могу. На начальном этапе смотреть компьютер каждого школьника — это и неправильно, и невозможно с технической точки зрения. Поэтому я полагаю, что ответственность с родителей снимать ни в коем случае нельзя.

Для оргпреступности важны мотивы, важна идея, важна цель. Естественно, на ту оргпреступность, которая была в 90-х, в начале нулевых, все это непохоже. Что сказать о случае со стрельбой на Адмиралтейской слободе, предположительно, двух преступных группировок ОПГ «Кинопленка» и «Мосбригада»? Нет данных о том, что они делили асфальт, ларьки, магазинчики или решали, кто кого будет крышевать. Естественно, на ту оргпреступность, которая была в 90-х – в начале 2000-х, это не похоже. Наверное, согласен, что это бытовое хулиганство. Может быть, подросли те люди, которые соскучились по разборкам. Или это желание себя как-то показать. Но в любом случае для признания оргпреступности данных из открытых источников недостаточно. Мы ведь юристы, мы не можем руководствоваться какими-то высокими идеями. Все написано в статьях 209 и 210 УК РФ и расширительному толкованию не подлежит. Поэтому, если обстоятельства преступления не входят в рамки статьи, значит, это не оргпреступность.

С другой стороны, если МВД, ФСБ видят, что оргпреступность меняется и ее организованность не в общаке и иерархии, никого уже не обязывают на «хоккейной коробке» назначать встречу, а все уходит в интернет, тогда правоохранительные органы должны просить о внесении изменений в действующее законодательство. Что бы ни произошло, как бы ни менялись эти группировки, пока статья 210 существует в таком виде, все будут это оценивать ровно так, как написано в данной статье УК.

Я думаю, что закон сейчас не сильно отстает от жизни, он достаточно часто меняется и становится более жестким по отношению к каким-то категориям преступлений. Законодательный механизм работает неплохо, поэтому, если какие-то предложения будут направлены, уверен, что реально сделать дополнительную статью, в которой распишут реалии современных объединений. Тогда уже закон даст полную возможность привлекать современные и новомодные группировки.

«Я не буду обвинять Павла Михайловича Николаева в том, что он не оставил никого после себя. Если бы это было возможно, он, как человек очень умный, сделал бы это»

«ДУМАЮ, ЧТО ОПЕРАЦИЯ «ПРЕЕМНИК» в скр НЕ ПРОШЛА БЫ НИ ПРИ КАКИХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ»

Вот уже год следственный комитет по Татарстану работает без руководителя. Сейчас уже очевидно — пришлют варяга. Мне, как человеку, далекому от государственной деятельности, кажется, что, если бы руководитель был из недр нашего следственного комитета, это было бы более качественно. Потому что человек, претендующий на место руководителя, — это тот, кто проработал много лет, кто знает кадры, сотрудников, потенциал каждого сотрудника, каждого руководителя среднего звена. И он бы, наверное, мог сформировать новую эффективную команду.

Придет человек извне — на эту же работу уйдет хотя бы год. Он заново должен оценить деловые, моральные качества сотрудников, и потом уже делать какие-то выводы. Год тратится как минимум в никуда. И естественно, что из числа местных или бывших местных кадров назначение было бы, на мой взгляд, более логичным.

Уверен, что, если бы назначили руководителя СКР из недр нашей системы, это никак бы не повлияло на взаимоотношения с властью, с сотрудниками и на качество работы. Мне кажется, было бы лучше назначить кого-то, кто дорос до руководителя следственного комитета Республики Татарстан. При ранее построенной вертикали власти, при Павле Николаеве как руководителе СК, при его замах система была устроена достаточно четко, в том числе при Айрате Ахметшине (с 2010 по 2017 год работал замруководителя СК по РТ — прим. ред.), которого, я считаю, наш следственный комитет в какой-то части потерял.

С другой стороны, такова стратегия управления кадров следкома России, по которой считается, что руководителей надо менять из региона в регион, передвигать — видимо, для того, чтобы исключать какую-то коррупционную составляющую, связь с местными государственными органами, местной властью. Так что я не буду обвинять Павла Михайловича Николаева в том, что он не оставил никого после себя. Если бы это было возможно, он, как человек очень умный, сделал бы это. С учетом того, что он политику управления кадров знает гораздо лучше, чем я, что операция «Преемник» не прошла бы ни при каких обстоятельствах. Он, зная, что это сделать невозможно, этим и не занимался. Это звенья одной цепи. Обвинять Николаева, мне кажется, не в чем.

Владимир Гусев