Смерть взяла Лимонова за горло: умер «последний революционер»

«Я плачу о тебе в Нью-Йорке. В городе атлантических сырых ветров, — писал Лимонов в своем „Дневнике неудачника“. — Где бескрайне цветет зараза. Где люди-рабы прислуживают людям-господам, которые в то же время являются рабами» Фото: © Андрей Стенин, РИА «Новости»

«ОДИНОКОМУ, РУССКОМУ, ГЛУПОМУ. ВСЕ СНИШЬСЯ ТЫ, СНИШЬСЯ…»

Эдуард Лимонов (Савенко) вошел в русскую литературу с черного хода самых грязных нью-йоркских трущоб — откуда до него в этот светлый пантеон, сплошь заселенный высоколобыми гармоничными небожителями, не входил, похоже, никто. Но он вошел и словно бы шаркнул ножкой: «Смотрите, это я, Эдичка!» И сразу же к нему установилось легкое и пренебрежительное отношение запанибрата: даже когда он постарел, вышел в маститые классики и отпустил бороду а-ля Троцкий, все так и продолжали звать его Эдичкой и многозначительно хмыкать при любом его упоминании: дескать, что можно взять с человека, который сам признался, что «предпочитает больших негров».

О том, кто же такой Лимонов по-настоящему, я понял, когда впервые несколько лет назад сам попал в Нью-Йорк и сидел в офисе гостиницы на Бродвее в ожидании заселения. По 42-й стрит щелкал проливной сентябрьский дождь, идти куда-либо, не получив вожделенную комнату, не имело никакого смысла, и я терпеливо следил, как ленивый метрдотель болтает с кем-то по телефону и не обращает на меня ни малейшего внимания. Наконец, я не выдержал и как можно более учтиво, старательно подбирая забытые со школы английские глагольные формы, спросил: «Послушайте, когда же мне наконец дадут ключи от номера?» Метрдотель поднял на меня непроницаемые глаза: «Спокойствие, мистер! Мы проверяем, нет ли в вашей комнате трупа!»

Помнится, этот ответ сразил меня настолько, что я развернулся и пошел сквозь дождь в соседнее кафе, где на углу стайка негров противными мяукающими голосами продавала фальшивый Rolex и заодно зазывала в какой-то подозрительный клуб без малейшей вывески, который должен был открыться ближе к ночи. И вот тут, в этот момент, я ясно ощутил, что нахожусь на другой стороне земного шара и что Россия отделена от меня не просто меридианами и океанами, а целой толщей раскаленных земных слоев — всеми этими магмами, мантиями, базальтами и гранитами. Скажу честно, думать об этом было совершенно невыносимо. И тогда я попытался представить себе, что могу ощутить Россию подошвами ног — нащупать ее сквозь планету — почувствовать эту непутевую и странную страну, затерянную в другом часовом поясе и все же способную даже через толстую земную кору подарить мне импульс своего тепла.

«Я плачу о тебе в Нью-Йорке. В городе атлантических сырых ветров, — писал Лимонов в своем „Дневнике неудачника“. — Где бескрайне цветет зараза. Где люди-рабы прислуживают людям-господам, которые в то же время являются рабами. А по ночам. Мне в моем грязном отеле. Одинокому, русскому, глупому. Все снишься ты, снишься ты, снишься…»

Эти знаменитые строки — «для шепота с оркестром» — посвящены русской революции. Именно в Нью-Йорке образ России и образ революции сливаются в сознании Лимонова воедино. Кстати, на то он и Лимонов — этот псевдоним, придуманный по дружбе и вроде бы в шутку армянским художником Вагричом Бахчаняном, оказался на удивление созвучен именам, которые в начале XX века брали себе русские писатели-революционеры: Горький, Скиталец и прочие. Но в лимонном звучании имени вчерашнего харьковского мальчика Эдуарда Савенко есть что-то более утонченное и экзотическое, нежели в прямолинейном псевдониме Пешкова-Горького: от него в душе остается не только горечь, но — прежде всего — холодок и свежесть.

Был ли Эдуард Савенко когда-нибудь настоящим антисоветчиком? Вряд ли — ведь большинство матерых антисоветчиков, составивших отборную гвардию диссидентского движения в 1970-е годы, ненавидели Россию до дрожи. А Лимонов Россию любил, как любили ее разве что презираемые и оплевываемые городскими снобами «деревенщики», и это сразу выделяло его на общем фоне советского андеграундного искусства 1970–80-х годов. Он и родился-то в небольшом городе с хорошим и грозным названием Дзержинск, который прежде, правда, назывался Растяпино. Вот и получился из Савенко этакий «грозный растяпа» — лирический писатель-хулиган с нелепыми фантазиями о победе мировой революции и собственной громкой славе.

«Заговор же против какого государства составить — это да, и хорошо бы против большого государства, как СССР, или США, или Китай, — эпатировал Лимонов своих читателей в том же „Дневнике неудачника“. — Революцию-взрыв устроить — много, конечно, лет берет, но в случае успеха, ой чего только ни приносит! Все. Восторг и упоение! Золотом шитые погоны, расписной мундир, всех женщин обожание. Сотни тысяч юношей, орущих „Ур-рааа!“, вытянувшись в рост. Выгодное дело — революция, если хорошо подумать. А риск жизнь потерять — ну что, и улицу переходя — рискуешь. „Знаю я тебя, знаю, Лимонов. Ты на мавзолее в смушковой шапке стоять хочешь“, — говорил мне один проницательный мужик из Симферополя. Ой хочу, ой на мавзолей хочется, и именно в смушковой шапке, или, точнее, я бы ее кавказской папахой заменил, чтоб подичее».

Конечно, не все из здесь описанного сбылось: все-таки не выпало Эдичке стоять на мавзолее в кавказской папахе и по-наполеоновски принимать победоносный парад революционной армии. Но вот все остальное в его жизни было: и заговоры, и обожание женщин, и тысячи юношей-нацболов, орущих «Ура!» и с легкостью идущих за своего «фюрера» в тюрьму и на смерть. Так что литературные фантазии не всегда оборачиваются «воздушными замками» — кое-что может ненароком и сбыться.

Фото: скриншот ЖЖ

«СССР НЕ В ТАКОЙ СТЕПЕНИ ПЛОХАЯ СТРАНА, А ЗАПАД НЕ ТАК ХОРОШ»

К самому Эдуарду Лимонову смерть пришла вчера, 17 марта, на 78-м году жизни и в самом буквальном смысле взяла его за горло. Как сообщил накануне телеграм-канал Mash, два дня назад писателя экстренно госпитализировали из его квартиры. Причина — онкология и последующие две операции на горле, после которых наступило осложнение, которого Эдуард Вениаминович уже не вынес.

Между тем еще 13 марта он бодро писал в своем «Фейсбуке»: «Я заключил договор на новую книгу. Книга называется „Старик путешествует“. Она уже написана. Права куплены издательством Individuum. Приходили молодые и красивые ребята, парень и девушка. Они мне понравились. Договор подписан вчера. Так что так».

Под этим последним постом Лимонова в соцсетях с каждым часом появляются все новые соболезнования. Название книги (которая, без всякого сомнения, все-таки выйдет и наверняка станет бестселлером) теперь видится пророческим: «Старик путешествует». Эдуард Савенко отправился в свою последнюю эмиграцию, откуда уже невозможно вернуться.

Он начинал свою жизнь обычным советским мальчиком — родился в 1943 году в Дзержинске, в возрасте четырех лет переехал в Харьков, слыл уличной шпаной, в 15-летнем возрасте начал писать стихи, водил дружбу с блатными и был готов на любой кипеж — от участия в забастовке рабочих (редких и замалчиваемых в те годы) до пошива джинсов в подпольном ателье. Говорят, что джинсы, исполненные рукой харьковского портного Савенко, носили такие бонзы московского артистического Олимпа, как бард Булат Окуджава и скульптор Эрнст Неизвестный.

Впрочем, эта часть его биографии общеизвестна. Пожив какое-то время в Москве и прикоснувшись к неформальной и далекой от соцреализма подпольной культуре того времени, познакомившись с обществом молодых поэтов СМОГ («Смелость, Мысль, Образ, Глубина»), юноша Савенко уже в 1974 году был выброшен в эмиграцию и оказался в Америке. И вот с этих лет начинается тот подлинный Эдуард Лимонов, которого мы знаем.

Его шокировал и чуть было не перемолол тот безжалостный заокеанский капитализм, который подслеповатой московской богеме виделся чем-то вроде идеала общественного устройства и света в конце тоннеля. И тогда Лимонов пишет статью «Разочарование» — можно сказать, первое из своих нашумевших произведений: «Эмигранты так много говорят об СССР — стране, которую они недавно покинули, — постоянно сравнивают два мира, и из практического сравнения двух миров эмигрант порой заключает, что СССР не в такой степени плохая страна, а Запад не так хорош, как казалось из СССР, — признается вчерашний диссидент. — Когда приходит время платить за квартиру, он со вздохом вспоминает дешевизну квартплаты, газа и электричества в СССР, вздыхает он, и обменивая доллар на два собвейных жетона, полдоллара, это вам не 5 копеек. То, что казалось агитационными приемами там, на бывшей родине, здесь порой обрастает плотью и становится доводом. И, надо признать, множеству эмигрантов, которые не подвергались в СССР преследованиям, не сидели в лагерях и психбольницах, эмиграция кажется иной раз трагической ошибкой, личной неудачей…»

За эту публикацию Эдуард Лимонов был тут же подвергнут остракизму, выкинут из «рукопожатного» диссидентского общества, уволен из газеты «Новое русское слово», где прежде работал корректором, и ославлен как «агент КГБ». Из Нью-Йорка его тоже постепенно выдавили — так что в 1980 году он отправился завоевывать Париж, и на этот раз — не без успеха. Две его первые книги: «Это я — Эдичка» и «Дневник неудачника» быстро становятся во Франции бестселлерами.

Одна моя знакомая журналистка, бравшая на заре перестройки интервью у Лимонова в Париже, так описывала свою с ним первую встречу. «К моему столику в кафе подсел очень изящный и стройный мужчина с тонким, немного нервным лицом. Он был одет в белый ослепительный костюм, двигался немного развязно и казался мне надменным и робким одновременно».

Да, таким он и был в ту пору: угловатым парижским франтом, еще не способным поверить в собственный успех. Но политические и литературные взгляды Лимонова-Савенко уже сложились: коммунизм, но в новой национал-большевистской обертке, представлялся ему противоядием против того капиталистического ада, из которого он только что вынырнул, как Иванушка из кипящего котла.

«28 миллионов русских за границей — это и есть те люди, по отношению к которым нам сейчас надо проявить международную солидарность»Фото: «БИЗНЕС Online»

«28 МИЛЛИОНОВ РУССКИХ ЗА ГРАНИЦЕЙ — ЭТО И ЕСТЬ ТЕ, ПО ОТНОШЕНИЮ К КОМУ НАМ НАДО ПРОЯВИТЬ МЕЖДУНАРОДНУЮ СОЛИДАРНОСТЬ»

Нет ничего удивительного в том, что перестройку и последовавший за этим крах СССР Эдуард Лимонов воспринял как прямое предательство партийных элит по отношению не только к своему народу, но и к идее коммунизма в целом. Единственная в мире страна, которая могла противостоять унылой «вэлфэровской» преисподней американского капитализма, сама капитулировала перед звездно-полосатым дядей Сэмом. Отныне дело революции предстояло начинать с нуля, и Лимонов берется за это с удовольствием — ему нравятся рискованные и безнадежные предприятия.

«Хорошо с близкого расстояния выстрелить в выпуклый дряблый живот президента Соединенных Штатов Америки, защищенный только фермерской клетчатой рубашкой, угодив как раз посередине двух широких спин, в духоте выставки достижений фермеров Айовы…» — продолжает он задирать своих читателей. Между тем, помимо президента США и его дряблого живота, у Лимонова появляются новые враги — это перековавшиеся в олигархов и мультимиллионеров вчерашние партийные бонзы СССР. Именно им он объявляет войну не на жизнь, а на смерть, когда возвращается в страну, получившую после 1991 года немного куцее наименование «Российская Федерация». Здесь вехи его пути следующие: в октябре 1993-го он вместе с Александром Баркашовым участвует в обороне Белого дома от ельцинских танков, основывает Национал-большевистскую партию (НБП), издает газету «Лимонка», запускает в массы возмутительные кричалки вроде «Превратим всех либералов в отряд строителей каналов» и пр. Один мой приятель, состоявший в этот момент в НБП и слывший чем-то вроде личного секретаря Лимонова, рассказывал мне, что его «фюрер» был настроен предельно воинственно. «Расстрелять и повесить — вот все, что я от него ежедневно слышу», — признавался нацбол.

Но не только Москва и Петербург становятся ареной действия для новоявленного революционера. Его тревожит судьба бывшего соцлагеря, брошенного на растерзание капитализму. Именно поэтому он едет в Югославию и сражается там на стороне сербов, именно поэтому он берет в руки оружие в поддержку абхазов в их конфликте с грузинами и даже, как поговаривают, готовит вооруженное вторжение в Казахстан для того, чтобы поддержать оставшихся там русских.

Участь русских граждан, после распада СССР невольно оказавшихся за границей, становится для Эдуарда Лимонова темой номер один. «28 миллионов русских за границей — это и есть те люди, по отношению к которым нам сейчас надо проявить международную солидарность», — заявлял он в 2015 году в интервью «БИЗНЕС Online». Между прочим скандальные действия «лимоновцев» в Крыму в 90-е и нулевые годы во многом предвосхитили «Русскую весну» 2014-го: русский флаг над Севастополем и другими крымскими городами первыми поднимали именно они — юноши и девушки из Национал-большевистской партии.

Разумеется, и Лимонова, и его партию неоднократно запрещали. Сам писатель за призывы к созданию незаконных вооруженных формирований 2 года отсидел в Лефортово и вышел по условно-досрочному за примерное поведение. В нулевые годы он вместе с бывшим премьер-министром РФ Михаилом Касьяновым и шахматистом Гарри Каспаровым создает оппозиционную коалицию «Другая Россия», но очень скоро расходится со своими политическими попутчиками. И Касьянов, и Каспаров не вылезают из гостеприимных тенет «вашингтонского обкома», а для Лимонова-Савенко это неприемлемо: свою, пусть безнадежную, ставку он делает на русскую национальную революцию.

В 2014 году, после присоединения Крыма и начала войны в Донбассе, наступает неожиданное потепление в отношениях Эдуарда Лимонова и Кремля. «Вежливые люди» Владимира Путина реализуют то, что «лимоновцам» представлялось далекой и дерзкой мечтой: они возвращают полуостров в состав России и берут под свою защиту русское население Крыма. Отныне в своих высказываниях Лимонов более осторожен, а его вчерашние нацболы активно воюют в рядах донбасского ополчения на востоке Украины. Из этого даже не делается большой тайны — разве что Эдуард Вениаминович сдержанно сетует на то, что какие-то препоны ему и его ребятам чинит всемогущий Владислав Юрьевич из Кремля.

О самом Владимире Путине Лимонов теперь предпочитает говорить так: «Путин мягкий, он не чудовище, он никого особо не подавляет и не убивает. Путин мог бы быть много-много хуже, много страшнее. Но он этого не делает. Хотя нашлись бы люди, которые поддержали бы его даже в форме чудовища».

«Я и в мечеть в Казани ходил, и по городу гулял, и в Кремле был. Здешнее смешение народов, отличие татарского ислама от неистового ислама кавказского — все это меня очень интересовало» Фото: © Илья Питалев, РИА «Новости»

«Я И В МЕЧЕТЬ В КАЗАНИ ХОДИЛ, И ПО ГОРОДУ ГУЛЯЛ»

В Казани Эдуард Лимонов, по собственному признанию, бывал дважды, и оба раза не слишком удачно, поскольку посмотреть мемориальную аудиторию Владимира Ленина в КФУ ему так и не довелось. «Оба раза почему-то не получилось — там было занято, что ли…» — сетовал он в разговоре с автором этих строк.

Тем не менее город оставил приятное пряное впечатление Востока, накрепко смешанного с Западом. «Я и в мечеть в Казани ходил, и по городу гулял, и в Кремле был, — рассказывал он в интервью „БИЗНЕС Online“. — Здешнее смешение народов, отличие татарского ислама от неистового ислама кавказского — все это меня очень интересовало. Я вообще человек с открытой душой, когда-то читал с огромным интересом биографию пророка Мухаммеда, в отличие от всяких необразованных идиотов, — мне все это интересно. Я смотрю с удовольствием на все проявления человеческого духа, но сам я ортодоксальным быть никогда не смогу, я еретик по натуре. Я верующий, но верю в какое-то „сверхсущество“».

Теперь Эдуарду Савенко предстоит скорая встреча с этим «сверхсуществом». В багаже у него — десятки написанных блестящих книг, пять свадеб (в последний раз он женился на известной актрисе Екатерине Волковой), двое детей — сын Богдан и дочь Александра и еще — несбывшаяся революция. «Исцарапанные руки на ремне винтовки — говорящая на русском языке — Революция — любовь моя!»

О том, где именно и когда похоронят Эдуарда Лимонова, пока неизвестно. Последняя его книга, «Старик путешествует», выйдет весной этого года.

«БЫЛ ГЛУБОКО ТВОРЧЕСКОЙ ЛИЧНОСТЬЮ И НЕ ИГРАЛ ПО ПРАВИЛАМ»

О том, в каком качестве больше запомнился Эдуард Лимонов — как писатель или как политик, — и можно ли говорить о том, что у него были устойчивые политические взгляды, «БИЗНЕС Online» попросил ответить своих экспертов.

Павел Салин — директор центра политологических исследований финансового университета: 

— Мне Эдуард Лимонов запомнился больше как политик, как писателя его знало поколение в возрасте 50+. В конце 90-х и позже господин Лимонов выступал в амплуа политика, потом — в роли полумаргинального околополитического общественного активиста. Господин Лимонов был глубоко творческой личностью, он не играл по правилам, которые либо навязываются окружающими, либо разделяются ими, а всегда играл по собственным правилам, но при этом с учетом той поправки на окружающих, которая необходима, чтобы не прослыть антисоциальным элементом. Другое дело, что политическая система в России эволюционировала в противоположную сторону, и господин Лимонов не дожил совсем немного, чтобы его личные качества вновь вступили с ней в резонанс. Речь идет о нескольких годах. Не факт, что он был бы тогда востребованным в силу возраста и смены поколений, но он точно вновь вошел бы в резонанс с политсистемой, как это произошло в 80–90-е годы. Потому что скоро политическая система России вновь станет для кого-то хаотичной, для кого-то — свободной, когда можно не играть по правилам.

У него были динамичные политические взгляды, он, как раньше модно было говорить, выбрал интеллектуальную свободу. Как политик он обладал потрясающим чутьем и системным мышлением, потому что в последний раз, когда он выступал в амплуа политика, это были события декабря 2011 года. Тогда он был единственным с точки зрения и тактики, и стратегии, кто сделал правильный выбор, отказавшись уходить с Манежной на Болотную площадь. Именно этот маневр, который разделили другие представители либеральных линий, и спас власть от краха. Господин Лимонов был единственным, кто выступал против такого варианта, но у него уже не было такого влияния на протестующих, какое имелось в конце 90-х.

Что касается его политических взглядов, то ситуация меняется и политические взгляды у людей тоже, это нормально. Нельзя на человека поставить штамп. Если человек в течение десятилетий не меняет своих взглядов вслед за трансформирующейся реальностью, это значит, что данный человек крайне ограничен. 

Глеб Павловский — российский публицист и журналист, политолог, директор фонда эффективной политики:

— Для меня он прежде всего прекрасный поэт 70-х годов и автор своего первого и, на мой взгляд, лучшего романа «Это я — Эдичка», который на меня очень сильно повлиял. А все остальное было интересно для меня постольку-поскольку. Он из людей мне понятных, двойственных, тех, кто одновременно талантливый и имеет средство воплотить свой талант, может писать. С другой стороны, чрезмерно зациклен на своей личности, эго, биографии. Эти биографии они тоже пишут как книгу. Такая двойственность всегда создает проблемы для таланта. Энергию, которая им двигала, видно в его стихах, в лучших стихах 70–80-х годов. Она же привела его в какой-то странный политический пик, где он тоже сыграл важную роль. В глухие 90-е он был ярким хищником, привлекающим юных и некоторых утопающих, спасающим от отчаяния, от худшего чего-то, от самоубийств. Я знаю, что к нему приходили люди, дети, подростки, которые, скорее всего, покончили бы собой, если бы не он. Но, конечно, политически он не сыграл доброй воли, хотя хотел. Он сыграл красивую роль, наверное, но это красота соблазна. Он был великим соблазнителем. Но, кроме себя, ничего не мог предложить. Сам он был достаточно красив для этого, но не слишком политически талантлив, что ли. И вообще, он соединял такие вещи несоединимые. Поэты ведь редко бывают слишком умны, притом умны в своих стихах. А как человек он, может быть, глуповат. Эдуард здесь подтверждает подобное. Но это все менее важно чем то, что Лимонов — большой русский поэт и писатель.

В 70–80-е он просто пишет такие политические колонки, а политикой занимается в 90-х. «Другая Россия» — уже забытая утопия 70-х годов. Она была тогда популярна. И автор ее в то время — не Лимонов, не он ее предложил впервые, а, если я не ошибаюсь, писатель Хазанов. Давайте, говорил он, найдем такое место на Земле, может быть, хоть пустыню в Австралии, и построим там другую Россию. У Лимонова была мечта о другой России — красивых, прекрасных, смелых мальчиков и девочек. Он не очень любил стариков, хотя его самого называли так. Впервые я увидел его в 70-х в так называемом «Чайнике», было такое кафе на улице Кировской, где встречалась всякая странная публика, он мне тогда казался пижоном, не был мне интересным. Хотя я уже знал его стихи и они мне нравились. Для меня он стал крупным событием после романа «Это я — Эдичка», который я читал в диссидентском движении, когда меня искали милиция и комитет, и в каком-то смысле этот роман соблазнил меня на движение. Я ему об этом успел сказать в свое время.

«Другая Россия» как партия — не очень интересная вещь. Самым заметным было то, как он соблазнил либералов в нулевые годы уйти на улицу из парламентской работы и системной оппозиции. Подобная роль — крайне вредная, но он не виноват, это сделали они. Соблазнитель, я считаю, не при чем, виноваты соблазняемые. Либералы, вместо того чтобы готовиться к выборам, пошли на улицу на бессмысленные, яркие, безусловно, смелые акции, которые полностью разрушили либеральную инфраструктуру и помогли Кремлю нейтрализовать навсегда либералов, превратить в их несистемную оппозицию, которой они не были никогда. Подобное сделал Лимонов, предложил пехоту свою уличную, она была смелая, храбрые мальчики и девочки, но ничего либерально в этом не было совсем. По-моему, очень хорошо, когда человек оставляет после себя такие кричащие противоречия. 

Максим Шевченко — журналист, общественный деятель:

— Писатель он был великолепный, а политик — плохой. Для меня это совершенно очевидно. Как писатель он, кроме совершенно заслуженного всемирного признания, добился многого. Он являлся нашим классиком, современником и вернул реалистической прозе статус актуальности. То есть современности. Он как бы поймал такую нить времени, такого потерянного советского поколения, в прямом смысле этого слова, и описал его как нельзя лучше. Не впадая ни в постмодернизм, ни в какие-то фантазии. Романы у него, конечно, были и более, и менее удачные, но в целом… Особенно вот этот цикл — «Подросток Савенко», «Молодой негодяй» — просто великолепен! И это не считая таких романов, как «Палач» или «Укрощение тигра в Париже»… Это просто великолепные образцы русской прозы, которые, на мой взгляд, почти совершенны. А особенно я ценил его рассказы. На мой взгляд, они у него были даже лучше, чем большие формы. Потому что в рассказах его острый ум и чувство языка проявляли невероятную тонкость. До сих пор помню некоторые. Всем, кто не читал, советую почитать его рассказы. 

А как политик он был… Ну а в чем заключалась его политика? Он как бы превратил свою жизнь в перформанс… В политическом смысле он создал очень яркий и артистический клуб под названием Национал-большевистская партия, который издавал в 90-е годы газету «Лимонка». Я ее всегда покупал на Ярославском вокзале, потому что подписаться на нее было нельзя. В то время она являлась одним из самых интересных и ярких творческих изданий с абсолютно нешаблонным подходом.

И совершенно очевидно, что он был прекрасным учителем, педагогом. Многих ребят он приучил к чтению, языку, стилю — во всех смыслах. И к стилю языка, и к стилю жизни. Вокруг него группировались очень талантливые, яркие, интеллектуальные люди. Я не знаю, свойство ли это политика, но подобное — явно качество личности Эдуарда Вениаминовича. Он, конечно, был невероятно артистическим человеком и щедро делился своим талантом с теми, кто к нему приходил. 

Он являлся нонконформистом, и его главный политический взгляд [заключался в том], что он ненавидел истеблишмент и был против него. Он абсолютно контркультурный человек, абсолютно нонконформист. И даже тогда, когда он мог перейти в разряд истеблишмента — оппозиционного, либерального истеблишмента [он этого не делал]. У него был успех и на Западе, и в Америке. Он все равно выбирал конфликт, а это свойство большой личности… В общем, он являлся нонконформистом, и это было его главное политическое кредо. А форма — Национал-большевистская партия, это даже по названию было максимально неприемлемо для либеральной эпохи 90-х. Тут тебе и национализм, от которого падали в обморок наши либеральные мэтры и мэтрессы; и большевизм, который просто находился за рамками допустимого для них… Ну и репрессии его ребята и сам Эдуард получили. Сам Лимонов отсидел какое-то время, описал в прекрасной повести, как он находился в этой тюрьме… Яркая жизнь, яркая литература, яркий, скандальный характер. Все, как полагается. Это один из самых ярких людей второй половины XX века, творивший, думавший и что-либо делавший на русском языке.

Алексей Мухин — генеральный директор центра политической информации:

— Да, политик и писатель в нем совершенно точно были не разделены. Я его неплохо знал лично, мы много спорили, но в конце помирились, сойдясь на том, что ситуация в стране требует чрезвычайных мер. В том числе и консолидации гражданского общества. Моей основной претензией к нему были, конечно, массовые посадки молодежи и формирование очень специфической радикальной среды, в которой он в 90-х – нулевых годах принимал участие. Но потом здравый смысл взял верх, и это прекратилось. Что позволило нам в дальнейшем очень эффективно дискутировать, в том числе и заочно, на самых разных площадках. Так что я считаю Эдуарда Лимонова одним из ярких явлений в российской культурной среде. Он идеолог революции, и вклад его в развитие гражданского общества еще предстоит оценить… 

…Да, у него не было устоявшихся политических взглядов. Людям, знающим Лимонова, это было очевидно. Он их менял в зависимости от изменений вокруг, от течения жизни, и это вполне естественно и нормально. Чем он, кстати, выгодно отличался от многих других политических деятелей современности, которые, что называется, застряли в политической матрице.
Что касается «Другой России», то Эдуард Лимонов ее как раз и выдумал. Эту самую «Другую Россию», которую сегодняшние оппозиционеры называют «Прекрасной Россией будущего» и пытаются данный образ развивать. В этом его вклад, безусловно, велик. Но одновременно следует учитывать, что никакой «Другой России», кроме той, в которой мы живем, не существует. Есть только эта, одна Россия, в которой мы живем все вместе. И это был ложный образ, который повлиял на, с одной стороны, радикализацию протестного сообщества, а с другой — так сильно его дезориентировал, что сделал абсолютно беспомощным. За что Эдуарду Лимонову отдельное «спасибо». 

Жалко, конечно. Он неплохим был человеком…

Сергей Сергеев — профессор кафедры политологии КФУ, доктор политических наук:

— Эдуард Лимонов запомнился мне и как писатель, и как политик. Но первые его произведения, написанные в эмиграции в 1970-е годы, у меня, честно говоря, «не пошли». Возможно, из-за рваной хаотичной структуры повествования, отсутствия сюжета, может быть, по моральным причинам. А когда Лимонов уже вернулся в Россию, он привлек мое внимание как один из представителей внепарламентской оппозиции и как один из деятелей контркультуры. Такие его произведения, как «Моя политическая биография», «Другая Россия» или «Книга мертвых», я прочел с куда большим интересом. Это публицистика, политический манифест или художественное произведение? Думаю, что и то, и другое, и третье. Это синтез. На мой взгляд, Лимонов на рубеже тысячелетий вошел в число пяти наиболее заметных и значимых современных писателей, пишущих на русском языке (наряду с Пелевиным, Сорокиным, Петрушевской и Улицкой). Но это мое субъективное мнение, конечно. 

Что касается созданной Лимоновым Национал-большевистской партии (она была запрещена в России в 2007 году как экстремистская), в 1990-е она была одной из многих радикальных «карликовых» организаций. Но к концу 1990-х годов она стала более заметным явлением, потому что собрала вокруг себя различных деятелей контркультуры: в свое время там были Егор Летов, Сергей Курехин, Алина Витухновская и другие. Конечно, большинство идей национал-большевиков мне было совершенно чуждо, но в то же время своей смелой и дерзкой деятельностью они тогда «обратили на себя зрачок» России, если не мира. Но если бы во главе партии стоял просто политик, а не писатель с контркультурной репутацией, тогда эффект от выступлений национал-большевиков, думаю, стал бы намного меньше. Один из параграфов моей диссертации «Политическая оппозиция в современной России: федеральный и региональный аспекты» был посвящен национал-большевикам, Э. Лимонову и Е. Летову. При всем несогласии с Лимоновым и нацболами я не могу не признать, что они были заметным явлением. В эпоху, когда большинство оппозиционных организаций — и парламентских, и внепарламентских — вело себя как мышки в носочке (хотя было больше возможностей и говорить, и действовать), сторонники Лимонова своими поступками бесцеремонно нарушали этот молчаливый консенсус. И многие из них поплатились за это. Выступив со слоганом «Сталин, Берия, ГУЛАГ!», чтобы потроллить демократическую оппозицию, национал-большевики — вот ирония истории! — сами испытали на себе тяжесть репрессивных мер государства. 

Лимонов был очень противоречивым человеком и политиком. Он начинал свою политическую карьеру в 1990-е среди националистов, правых, и первоначально его партия не очень выделялась на фоне других правых радикальных организаций. Но потом он совершил резкий разворот влево, к анархизму, и эти годы — начало 2000-х — были, наверное, его звездным часом. Потом Лимонов совершил еще один поворот — в сторону союза с оппозиционными демократическими силами. А последний свой поворот он совершил в 2014 году. Тогда Лимонов фактически солидаризировался с официальной внешней политикой РФ. В это время он уже стал менее интересен. Годы брали свое, он был уже стар и болен. Увы, теперь уже ничего нового он не напишет. Requiescat in pace, Эдуард Вениаминович, покойся с миром.

Андрей Морозов — издатель и редактор газеты «Казанский Телеграфъ»:

— Эдуард Лимонов приезжал в Казань по моему приглашению в 1996 году. Это было что-то вроде рекламной кампании моей газеты «Казанский Телеграфъ». Мы погуляли по городу — ему очень, помню, понравилась крепость. Он давал интервью, пресс-конференция была в издательстве. 

Не скажу, что у нас сложились дружеские отношения, но Эдуард никогда не отказывался от интервью, я бывал в его партийном «Бункере», у него дома. В быту, как я заметил, он был очень неприхотливым, обстановка — спартанская, и никакого снобизма в общении.
К сожалению, таких писателей с гражданской позицией в России сегодня практически не осталось. Он не только внешне напоминал Льва Троцкого, но и своей кипучей деятельностью — кроме книг, писал для журналов, издавал газету «Лимонка». Его партия являлась радикальной, раздражала власть, поэтому ее и запретили. Какая еще партия была способна проводить такие акции, как его, в защиту 31-й статьи Конституции?

Ему ставили в вину, что многие молодые члены партии оказывались за решеткой, дескать, он портил им жизнь. Мне он объяснял так: это можно считать политическим опытом. К тому же он и сам не избежал тюрьмы.
Я не во всем разделял его политические взгляды, но мне импонировало основное: Россия без Путина. Не конкретного человека, а системы, ведь Путин давно уже стал системой. Еще мне нравился его трезвый взгляд на оппозицию, которую он не любил, и Навального, его он тоже не выносил, что совершенно справедливо, на мой взгляд.

Однажды я попросил его подарить новую книгу, и он сказал, что у него дома нет своих книг. Меня это очень удивило. Лимонов был на моей памяти единственным писателем, у которого не имелось своих книг. «Я же их писал не для того, чтобы они дома лежали», — сказал он. 
Мне кажется, как писатель и поэт Эдуард Лимонов останется на Олимпе русской литературы. На книге своих стихов он написал мне  так: «От автора этих благородных стихотворений». Я думаю, что благородство было свойственно и ему лично, оно ведь не только в происхождении, но в честности и прямоте, а подобного у него не отнять, нравится это кому-то или нет.