«Западный тренд мира и существование такой России — две вещи несовместные. Она либо должна выйти из тренда, чтобы жить, либо должна умереть», — говорит публицист Сергей Кургинян в своем полуторачасовом обращении по теме украинской спецоперации. Создатель движения «Суть времени» разбирает причины появления нацизма на Украине, объясняет цели Запада в этой истории, а также дает прогноз на окончание специальной операции. Приводим стенограмму выступления мыслителя.
На протяжении всех этих лет инструкторы НАТО постоянно работали с украинской армией
По существующим более-менее правдоподобным данным, до начала нашей спецоперации Вооруженные силы Украины составляли 261 тыс. человек. Из них 41 тыс. — гражданский персонал, т. е. собственно военный состав украинской армии до начала нашей спецоперации был порядка 220 тыс. военнослужащих. Кроме регулярной армии, в составе тех сил, которые могли и хотели активно противостоять в конфликте, имелась пресловутая нацгвардия Украины. Количество нацгвардейцев, которые должны были стать и на самом деле стали ядром того украинского войска, противостоящего спецоперации, — ориентировочно 50 тыс. человек. Итого 270 тыс. человек. Помимо этого, сопротивление могли оказывать и оказывали худо-бедно 23 бригады так называемой территориальной обороны. Примерный состав каждой бригады — 3 тыс. человек, в среднем пять батальонов по 600 человек, иногда больше, а иногда меньше. Это еще 75 тыс. вооруженных людей, способных противостоять российской спецоперации. Итак, мы уже насчитали 345 тыс. человек, способных к военному противостоянию нашим действиям. Добавим к этому корпус резерва, состоящий из управления данным корпусом, трех танковых, двух пехотных, двух механизированных и двух артиллерийских кадрированных бригад. С началом конфликта проведена мобилизация на Украине, в ходе которой последовательно призваны оперативные резервы первой и второй очереди — всего не менее 150 тысяч. Итого — около полумиллиона человек, способных противостоять нашей группировке, осуществляющей спецоперацию.
В какой степени противостоять? Кто из них обладает высокой мотивацией и каким-то боевым опытом и способностями, а кто, так сказать, используется в качестве пушечного мяса, — это отдельный вопрос. Но поскольку через так называемое АТО, через эту карательную, омерзительную операцию в Донбассе было пропущено достаточно много людей, то говорить, что все пушечное мясо, никак было нельзя. И, кроме того, на протяжении всех этих лет инструкторы НАТО постоянно работали с украинской армией и стремились повысить качество тех военнослужащих, которым была уготована с самого начала роль ударного боевого отряда в войне с Россией, причем в войне на уничтожение.
Зачем нам преуменьшать возможности противника? Это и не к лицу, и не дает нам возможность правильно понять ситуацию и так же правильно спланировать будущее.
«С началом нашей спецоперации проведена мобилизация на Украине, в ходе которой последовательно призваны оперативные резервы первой и второй очереди — всего не менее 150 тысяч»
Можно брать их измором, но это означает, что измором берутся мирные люди
По указу президента РФ от 17 ноября 2017 года №555 «Об установлении штатной численности Вооруженных сил Российской Федерации», военнослужащих по РФ — чуть более миллиона. В этот миллион (еще раз подчеркну, что приводимые данные не претендуют на абсолютную точность и являются официальными) входят призывники и контрактники. Министр обороны России на одном из пленарных заседаний общественного совета при минобороны сказал, что численность контрактников более чем в 2 раза превышает численность призывников. Получается, что контрактников примерно 600 тысяч. Больше-меньше, я совершенно не претендую здесь на точность.
Формируя ограниченный контингент для спецоперации, наше министерство обороны никоим образом не могло включить в него всех контрактников в России. А РФ не может и не должна оголять все остальные рубежи своей страны, которые всегда носят не до конца мирный характер. Она подобного и не сделала. Осуществление операции, спецоперации я имею в виду, в отдельно взятом регионе предполагало этот самый ограниченный контингент. Наши различные полуофициальные, но вполне высказывающиеся публично отечественные военные эксперты вряд ли сильно ошибаются, утверждая, что в конфликте на Украине участвуют не более трети наших контрактников. Это было бы разумно.
Кто-то из таких вполне компетентных экспертов утверждает, что в операции принимают участие 125–150 тыс. российских контрактников, кто-то настаивает, что их аж 200 тысяч. Но, по-моему, никто не называл цифру более 200. А значит, наш ограниченный контингент, участвующий в боевых действиях, примерно в 2,5 раза меньше, чем тот разнокачественный контингент, который Украина может использовать для противодействия нашей спецоперации. Вместе с тем выбранная украинцами или навязанная нашей замечательной армией этим самым украинцам тактика основана на оборонительных боях в городских агломерациях и укрепрайонах, где они сидят в котлах. Но они же там сидят и воюют. А обычно при такого рода боевых действиях необходимо трех-, а лучше пятикратное преимущество атакующей стороны перед стороной обороняющейся.
Мне справедливо возразят, что тут все дело состоит в том, какова техническая вооруженность тех, кто противодействует нашему военному контингенту, и что у России техническая вооруженность намного выше. Это так и есть, не спорю. Коль скоро мы рассматриваем тяжелое вооружение — самолеты, вертолеты, тяжелую артиллерию, ракеты и т. д. Во всем остальном украинские военные оснащены не хуже россиян. Но, конечно, умелое использование преимущества военной техники тяжелой не может не дать результаты, и оно дало этот результат, причем гораздо больший, чем лично я ожидал. Но поскольку речь идет о штурме укрепрайонов или сходных с ними городских агломераций, промышленных зон и т. д. и т. п., и причем о таком штурме, при котором надо беречь и своих военных, что совершенно правильно, и мирное население украинское, что абсолютно правильно тоже, то преимущество в тяжелой технике, оставаясь по-прежнему, хочу подчеркнуть, решающим, теряет абсолютное значение. Т. е. это не военный контингент в голом поле, где можно накрыть это все сверху и все завершить в течение получаса, а люди, сидящие в бетонированных зданиях или даже в каких-нибудь промышленных или обычно жилых помещениях каменных, дополнительно укрепленных, которые не вылезают в открытую схватку, а ведут сугубо оборонительное действие. Как по ним можно работать? Как можно, так и работают. Вгрызаются иногда в 4-метровый железобетон, например, в Авдеевке или где-нибудь еще. Аккуратно наносят удары по каким-нибудь жилым домам, насколько это вообще возможно в жизни, понимая при этом, что мирным населением прикрываются, а также осознавая, что так оголтело бросаться в эти штурмы, класть немерено своих нельзя, а морально — недопустимо.
Соответственно, возникает темп ведения боевых действий, картина в целом того, как именно распределены воинские контингенты на территории Украины, огромной, между прочим, территории. А коли так, то из тумана различных военных или околовоенных фантазий начинает выступать некая очень относительная (подчеркну, я тут не претендую на абсолютность), но правда о происходящем. А она состоит именно в том, о чем я только что сказал. Наш ограниченный контингент по численности меньше того контингента, с помощью которого украинцы противостоят нашей спецоперации. При этом еще раз повторю: украинцы ведут сугубо оборонительные бои в котлах. Окопавшись в мощных укреплениях, прикрываясь живыми щитами из мирных людей. Можно, конечно, брать их измором, но это тоже означает, что измором берутся живые люди, сугубо мирные, которых не выпускают по гуманитарным коридорам. Между прочим, практика, не имеющая аналогов в военной истории.
«При этом еще раз повторю: украинцы ведут сугубо оборонительные бои в котлах. Окопавшись в мощных укреплениях, прикрываясь живыми щитами из мирных людей»
Украина — это страна, которая проиграла все
Ну а раз так, то мне все-таки хочется спросить: прошу прощения, в каком галлюцинативном бреду могла родиться мысль о том, что при таких соотношении сил и характере боевых действий спецоперацию на Украине можно провести то ли за неделю, то ли за две недели? Кто эти люди, сначала утверждавшие подобное, а потом заявившие, что наш ограниченный контингент плохо воюет? Ну если вы и создали сами себе какую-то фантазию, пусть, может быть, даже и высокопоставленные, а потом сравниваете свою фантазию с реальностью и говорите: «Она же не совпадает», — то, может быть, стоит вам просто отказаться от фантазий, ознакомиться с цифрами и ответить на вопрос: а как это вы все планировали осуществить за неделю-две на огромной территории?
Возможно, что на самом деле чья-то ставка делалась на то, что при первых ударах власть рассыплется, военные сдадутся, а мирное население будет приветствовать братские войска с цветами. Но если такая химера владела чьим-то сознанием, то я не могу называть подобное сознание до конца адекватным. Ведь проблема даже не в том, что имеет место такое соотношение сил, — есть и что-то другое.
Украина — это страна, которая проиграла все. Она проиграла историческое самосознание, экономику, увязла в чудовищном воровстве, не создала ни военно-промышленный комплекс, ни соответствующее оснащение армии, она чудовищно себя ведет в культуре, средствах массовой информации, где угодно. Это тотальный провал, такое failed state. Но есть одно направление, на котором Украина ведет себя с темной, зловещей гениальностью. Это направление идеолого-информационное. Украина — это моноидеологическое государство, взявшее на свое вооружение чудовищно темную бандеровскую идеологию. Но данная темная, мерзкая, гнусная, античеловеческая, чудовищная ультранацистская идеология была блистательно разработана ее создателями, доведена, если так можно выразиться, до технологических карт. И ее взяли на вооружение один к одному. Вот они что-то брешут, что там нет Бандеры — ну кто-то в это верит?
Причем оказалось, что для реализации идеологии, ее соединения с информационной сферой имеется в наличии около миллиона достаточно убежденных людей. Это огромное количество, понимаете? Дело не только в том, что украинское руководство решилось взять на вооружение эту неслыханную античеловеческую пакость, еще раз подчеркну, блестяще разработанную нелюдью, которая ее сочинила, вот именно для власти, для конкретной реализации разработала. Дело в том, что для осуществления такой пакости у них были не только великолепные карты, я имею в виду технологические, созданные этой мразью всей бандеровской, которая очень цепко рассуждала о том, что мы будем делать, когда придем к власти, и дорвалась, но и идеологический актив. Может быть, это люди неумные, фанатичные или безумные, но они движутся в одном мерзком, нацистском идеологическом фарватере и их всех востребовали для превращения идеологических химер в реальную жизнь идеологическую. Их востребовали, и они оказались достаточно когерентны, для того чтобы это сделать. Ревностных, может быть, туповатых, может, каких угодно еще адептов этой идеологии поместили чуть ли не в каждый детский сад и чуть ли не в каждую школу, едва ли не в каждый взвод украинской армии, во все органы управления. Это и есть натурально, без дураков идеологическое государство. А поскольку вдобавок там все время вертелись циничные пиарщики в большом количестве, то они соединили данную идеологию со своими фокусами, своими образами, своей поганой ложью, со всем чем угодно и придали всему энергетический характер. Это было сделано с темной, зловещей гениальностью. Я отвечаю за собственные слова.
Не надо преуменьшать возможности противника, каким бы мерзким этот противник ни был. Чем он более мерзкий и зловещий, тем точнее надо оценивать его возможности. Это было сделано, раскручено упорно и инвариантно на протяжении последних 8 лет в ультрарадикальном, фактически тоталитарном варианте. А до того еще на протяжении 30 лет это все разминалось в виде таких как бы проб пера — «Украина — це не Россия» и т. д., Ющенко, там много было героев, которые в большей или меньшей степени это все разминали. Да и Янукович недалеко ушел. И у этого была какая-то почва в национальном самосознании. Ну была!
«Мы же помним немецкий рейх. Он ведь развернулся-то по-настоящему, скажем так, в 1934-м, а уже в 1943-м все это наткнулось на объективные данные о том, что фюрер проигрывает — сначала Сталинград, потом Курскую дугу»
Россию размагничивали, а противника намагничивали
Я не утверждаю, что данная идеология привела к тому, что все одинаково взбесились. Это не так. Всегда останутся здравомыслящие люди, которые в условиях такого террора лягут на дно. Всегда остаются люди, действительно убежденные, симпатизирующие России. Но мы же помним немецкий рейх. Он ведь развернулся-то по-настоящему, скажем так, в 1934-м, а уже в 1943-м все это наткнулось на объективные данные о том, что фюрер проигрывает — сначала Сталинград, потом Курскую дугу. Значит, в таком совсем живом, смачном виде это все просуществовало 9–10 лет. Срок, вполне сопоставимый с тем, в течение которого бандеризация Украины осуществлялась в идеологическом информационном ключе очень успешно. Она возымела действие. Да, там очень много нелюдей, садистов и всего остального, но они могут убивать и умирать. С гораздо бо́льшим удовольствием они пытают, это всегда было свойством бандеровцев, отличительным свойством по отношению к немецкой нелюди, которая все-таки в большей степени была готова не только пытать, но и умирать. Бандеровцы упоенно занимались пытками и всем прочим. Это все пропитало каждую пору украинского общества.
А у нас царствовало нечто другое — некая такая расслабуха, умеренно местами патриотическая, местами, так сказать, либерально-космополитическая. Россию не готовили ни к какой войне целенаправленной идеологически и информационно. Ее готовили к мирному процветанию, существованию в некоем таком условном, очень проблематичном потребительском кайфе. И в этом смысле ее размагничивали, а противника намагничивали, что совершенно логично в условиях, когда хотят, чтобы Россия проигрывала, а чтобы те, кто ее атакует, — выигрывали. Вот их и накачивают соответственно. Эта машина накачки была соединена впервые в мировой истории с мощью так называемых респектабельных западных государств, очень немалой мощью. Образовалась фантастическая гремучая смесь, которая, между прочим, много чего сулит в дальнейшем. Возник такой зачаток фашизма, очень недалекого в каком-то смысле от нацистского.
«И когда начинаются ахи-охи по поводу того «да какой нацизм! Да боже ради, посмотрите, какая кровь у Зеленского», — это очень трогательно выглядит»
Нацизм всегда заключался в теории элит, в ее рамках нет единого человечества
И когда начинаются ахи-охи по поводу того «да какой нацизм! Да боже ради, посмотрите, какая кровь у Зеленского», — это очень трогательно выглядит. Ну совсем глупо. Уже с 1946 года нацизм сильно менялся. Вопрос всегда был не в том, какой народ выбран в качестве объекта ненависти и уничтожения. Тут есть одна закавыка, которую тоже можно обсудить, но только одна. Вопрос всегда заключался в теории элит и в том, что в рамках этой теории нет единого человечества. Там есть полноценные — это те, кто господствует. Там имеются какие-то промежуточные и есть совсем недолюди, которых можно уничтожать, как кур или свиней. Ну какое нужно поголовье, такое и нужно.
Это очень необходимая XXI веку идеология. Поскольку она все равно тесно связана с древним гностицизмом, всеми этими Василидами, Валентинами и т. д., никуда данная связь не денется, она идет сквозь века, то, конечно, там есть одно обстоятельство. Оно состоит в том, что, в принципе, никогда такая теория расщепления вида гомо сапиенс не может существовать без проклятия в адрес создателя этого кино, которого, естественно, все люди с древнейших времен и поныне называют демиургом, считают злым, подлым и т. п. И в большинстве древних произведений, конечно, еврейским. Подчеркиваю, это демиург, который не есть высшая сила. Хулиганище, мерзавец, создавший космос, гравитационную вселенную, вампиризм форм и бог знает что, а нужно вернуться в такой вот абсолют, в котором подобного просто нет. И с каким бы видом этой всей дифференциации вида гомо сапиенс вы ни имели дела, если вот только они это начали, то у них там где-нибудь в загашнике потаенном всегда есть и необходимость все уничтожить, потому что это все подло, гадостно, как сама жизнь.
Все уничтожить — это раз. Необходимость найти то звено, которое сопротивляется уничтожению, и ненавидеть ту силу, которая создала эту гадость всю под названием жизнь, космос и т. д. И тут рано или поздно все равно, еврейский народ может не сомневаться, он натолкнется на некую модель, в которой ему отведена соответствующая роль. Но это может происходить более или менее уклончиво, находиться на первом месте или браться на закуску. Проблема сложная.
Дело в том, что подобное на Украине реализовано. Это большое европейское государство с большой армией, какими-то ресурсами, населением соответствующим, которое встало на данный путь.
«Противодействие обернулось санкциями, начавшими все более и более подрывать сложившийся порядок вещей, омерзительную глобализацию и все остальное, она стала распадаться»
Жизнь в западном мире будет постепенно ухудшаться
Теперь давайте подумаем. Оно уже по самые-самые в этом. Вся брехня, что подобного нет, что «какая денацификация? Что вы несете?», — это совсем жалкий лепет. Противодействие обернулось санкциями, начавшими все более и более подрывать сложившийся порядок вещей, омерзительную глобализацию и все остальное, она стала распадаться. В результате этого распадения… Все же не ограничивается ценами на нефть и горючее. Где горючее — там продовольствие, товары и т. д. Плюс житницы эти, которые либо отсечены от мирового рынка, как Россия, либо просто находятся в некондиционном состоянии, как Украина. Кроме того, различные металлы, очень важные сельскохозяйственные удобрения и т. п. О чем тут речь? О том, что жизнь будет неравномерно ухудшаться. Она станет ухудшаться в западном мире, и все об этом говорят: затяните пояса, наденьте свитера и т. д. Она будет гораздо более сильно ухудшаться в третьем и четвертом мире. При этом не только будет чуть-чуть голодно и холодно, я не хочу преувеличивать, но станут закрываться заводы очень многие, а значит, начнется безработица. Плюс ухудшение уровня жизни и все прочее. Это будет вызывать соответствующие реакции у западного населения. А для того чтобы доставить ему еще больше радости, побегут не только миллионы украинских беженцев, что уже само по себе не так уж слабо, но и люди из третьего-четвертого мира волнами. А это усилит антимигрантскую раздраженность, которая помножится на ухудшение образа жизни. Как вы думаете, к чему подобное приведет? И к чему приводит уже сейчас? Кто-то надеется, что при этом уцелеют центристские или либеральные правительства? Ой ли? Начнется что-то другое, и это другое, всегда беременное нацизмом, соединится с украинской наработкой.
Когда я сказал об идеологической гениальности и прочем, я имел в виду мерзость, пакость невероятную соответствующих лиц. Но эти же люди несут всякую ахинею о том, что это век украиноцентричный, т. е. нацистско-центричный, понимаете? Это такой катализатор глобального процесса, смысл которого совершенно ясен. При существующих моделях капитализма и при всех их модификациях, инклюзиях все равно нельзя дать ответ на один вопрос: зачем столько людей, если их меньшее количество все произведет, а ничего, кроме производства, нет? Вот при коммунизме восхождение, там новый человек… Так зачем вот эта тетенька? Она в производстве не нужна, она писает, какает, ест, одевается, она зачем? Для чего их столько? Нужно же иметь какую-то легитимацию для того, чтобы сократить это поголовье. А чтобы сократить, надо назвать быдлом, скотом, недочеловеками. Без подобного оправдания уничтожать неудобно. И это прекрасно понимали и немцы, и бандеровцы, и все кто угодно.
«Милые, а вы чего хотели, когда мягенько как-то так относились к распаду СССР? Разве этот распад сам по себе не был кровавым?»
Если рушатся все остатки Ялтинско-Потсдамского мира, то неизбежно нацизм становится главным выгодоприобретателем
Теперь налицо неравномерность развития при вот этой фазе шизоимпериализма, шизокапитализма и всего прочего сегодняшнего. Все равно неравномерность развития остается. Вот как написал о ней Гильфердинг (Рудольф — австрийский экономист-марксист — прим. ред.), как потом Ленин это подхватил, как это реализовалось в Первой мировой войне, так реализуется и поныне. Значит, в пределах данной неравномерности есть молодые капиталистические страны, а есть старые. Старые — это Америка, а молодая — Китай. В Первой мировой войне старой была Великобритания, а молодой — Германия. Значит, Соединенные Штаты, ощущая, как именно растет Китай, должны принимать меры или отказаться от гегемонии, а от нее они никогда не откажутся. Ни хозяева их, ни общество не откажутся, а если бы эта гегемония была отнята, то все перескочило бы с первого места, которое сейчас даровано этому все равно обожравшемуся и находящемуся в соответствующем ментальном и физиологическом состоянии населению, оно бы откатилось, я думаю, на пятое-четвертое. Это резко бы сократило халяву и привело бы к очень большим бурям, которые правящий класс Америки никогда не допустит, как не допустит он исчезновения гегемонии. Значит, мы имеем дело с ситуацией, при которой, хочешь не хочешь, американцам придется как-то выяснять отношения со стремительно растущей Китайской Народной Республикой. И они это записали во всех доктринах, и нас туда пристегнули. А как они подобное будут делать, кто-нибудь мне может объяснить? Вот кто это станет делать?
Наверное, это будут делать австралийцы, которые разведут очень-очень много кенгуру, кенгуру схватят тяжелое автоматическое оружие блестящее, созданное американским техническим гением, и начнут истреблять китайцев. Вряд ли кто-то рассчитывает на такую утопию, правда? Поэтому давайте Австралии подводные лодки или не давайте, вот так затачивайте или по-другому, хоть вооружайте ядерным оружием, но это Австралия. И все. Так кого же надо натравить-то на Китай? Своими руками не хочется. Либо Индию — дорога проторенная, но индийцы упорно не хотят. Они понимают, к чему их готовят. Они с радостью готовы любить Соединенные Штаты и брать оттуда все, что США дают, как были готовы к подобному китайцы примерно лет 30–40 назад. Но они совсем не хотят [выгребать] каштаны из огня этим самым американцам и британцам, которых они, может быть, и ценят, но ненавидят. Память о колониализме — вещь суровая. И тогда остается один кандидат на Дальнем Востоке, юго-востоке, — это Япония. Для самурая резать китайцев — дело привычное. Может, самурай чуть-чуть и оброс жирком и заленился, но его можно привести в состояние снова. Но тогда этой Японии надо дать и армию соответствующую, и ядерное оружие на всю катушку.
Это все значит сокрушить Ялтинско-Потсдамский мир. Теперь тут же не одна Япония, тут сразу Германия говорит: а мы уже, знаете, так боимся русских, что $100 млрд дали на создание нового бундесвера, и что же, он тоже будет неядерным? А кому он тогда нужен? Значит, тогда и Германия, и Япония должны как бы быть вынуты из темницы Ялты и Потсдама. Их надо отмыть, отряхнуть, дать им возможность стать не преступными державами, совершавшими черт-те что в ходе Второй мировой войны и потому все время кающимися, а державами хорошими, например воюющими с Россией, с русскими, а также с китайцами. Но тогда если рушатся все остатки Ялтинско-Потсдамского мира, то неизбежно нацизм становится главным, так сказать, выгодоприобретателем. Чем глубже этот Ялтинско-Потсдамский мир, тем нацистам хуже.
«В том, что сейчас изложу, я абсолютно убежден, и не сегодня стал в этом убежден, а гораздо раньше, лет этак 35 назад»
Украина являлась советской и никакой, ее не было
Теперь мы видим еще более яркие свидетельства того же самого, масштабы процесса, который идет. В том, что сейчас изложу, я абсолютно убежден, и не сегодня стал в этом убежден, а гораздо раньше, лет этак 35 назад. У меня в связи с подобным возникает вопрос. Поколению, тем, кто его предрассудки наследует. Милые, а вы чего хотели, когда мягенько как-то так относились к распаду СССР? Разве этот распад сам по себе не был кровавым? Разве не приснились Сумгаит, Фергана (в конце 1980-х в этих городах СССР случились погромы, вызванные межэтническими конфликтами, — прим. ред.) и все прочие удовольствия? Он же уже на момент, когда все разваливалось, был кровавым. Разве не стал еще более кровавым, когда это все по-настоящему развалилось? Разве не выяснилось, что грузины хотят резать, так сказать, абхазов и осетин и что молдаване желают расправляться с Тирасполем (столица непризнаной Приднестровской республики — прим. ред.), а прибалты — изгонять русских и устанавливать полуфашистский режим неравенства людей с унтерменшами, что по соответствующим траекториям пошел Юг, а уж Кавказ тем более? Разве это все не стало ясно? Разве подобное не было ясно уже до распада и не стало ясно сразу же, как он начался, и дальше это все не шло по нарастающей? А почему оно шло по нарастающей? Друзья мои дорогие, потому что ни одна из этих освободившихся от гнета русского империализма и коммунизма суверенных республик не являлась государством. Вы поймите, Франция была и есть государство, и Великобритания, и Испания. Германия — молодое государство, но тоже существует как государство. И даже все эти там Польши, Чехии, Италии, у них что-то есть, какой-то инстинкт, высшее понимание того, что они государство. Это очень быстро переходит там в нацизм, еще что-то, но оно есть. У данных обрубков Советского Союза не было и не могло быть ничего такого, у них нет истории государства. У них нет опыта населения в плане несения креста государственности на своих плечах. Этого нет вообще. То, что касается Армении или Грузии, там какие-то воспоминания о Тигранах, царицах Тамарах, Давидах Строителях и т. д., но это вспомнила бабка, как девкой была. Остальное время своего существования эти территории находились под Османским, Персидским игом, от которого их спасла Россия. Азербайджан являлся просто частью таких восточных империй, сатрапий или, как их еще назовите, султанатов.
Средняя Азия, кроме там каких-то Эмиратов, она ничем не была. Русские давали там все, включая язык, письменность и т. д. Украина была советской и никакой, ее не было. Это трудно передать, что такое опыт несения креста государственности. А это русский опыт. В Прибалтике, как исторически значимой территории, где данный крест на себе несли, ну Литва входила в Великое княжество Литовское, да, а дальше? А там был Тевтонский орден и всякие бароны и все прочее. Это же все факт. От него никуда не денешься. Значит, оказавшись суверенными на халяву, просто так, бац, по факту, эти обрубки империи должны были как-то жить. В обрубках начался регресс. Единственное место, где как-то все удержали, — это Беларусь и Лукашенко, но там такого регресса не было, потому что регресс начинается тогда, когда дико расплевываются с советским и русским прошлым.
Вдобавок к этому было сказано и в России, и везде, что мы построим капитализм за пять лет, с 1991-го по 1996-й. И никто не сказал очевидную вещь, что это будет криминальный капитализм. А какой еще? Академик получал чуть больше 1 тыс. рублей. Он может купить Красноярскую ГЭС? Да кто ее может купить? Либо общаки, либо какие-нибудь такие спецструктуры, которые покруче общаков. Они и купили все. Началось чудовищное ограбление. Деградация всех индустриальных моментов жизни, ибо все эти моменты жизни данным народам несли русские. Начались гонения на русских, сгон с земель. Это все бесплатное удовольствие, да? Вот так можно? В результате вместо всех этих государств, повторяю, кроме Лукашенко, который пошел другим путем — уважение к советскому прошлому, такое дозированное, ясная связь с Россией и на подобном фоне все-таки сохраненная модернизация и какое-то упорядочение жизни, «красавица Беларусь», он же действительно ценит то, что там было осуществлено. Везде в других местах началось черт-те что и сбоку бантик. И на Украине, как на самом мощном обрубке, это все вспухало самым чудовищным образом, отсутствие государственного опыта, необходимость фальсифицировать историю, накачка антирусской [повестки], а значит, уже и русского опыта нет, нет связи с русской культурой, просто возник монстр. Этого монстра стали накачивать там оружием, ненавистью. Какое это имеет отношение к нормальному государству? Кто тот странный человек, который считает, что достаточно получить суверенитет, и все? Чего вы ко мне лезете, я теперь суверенный.
«Я ценю Ленина, считаю, что он собрал державу после того, как ее пустили в пыль»
Если делим Советский Союз, то делима и Украина, а как же?
Теперь об этом суверенитете. В настоящий момент жизни мира и России я рассматриваю с таким глубоким чувством тревоги, скажем так мягко. Мне совершенно все равно, чем легитимируется там проведение некоторых вещей, которые я поддерживал и поддерживаю. Я ценю Ленина, считаю, что он собрал державу после того, как ее пустили в пыль. Не капиталисты, а с февраля 1917-го по октябрь. И, конечно, их предшественники царские, которые довели все до ручки и обязаны были отвечать за такой печальный исход. Т. е. заново как-то собрал, с ошибками, без ошибок, вот он собрал, и все. И умер. Потом страна дособиралась Сталиным, в величайшую войну. Но если нужно все это отстраивать с царя Гороха или там от Российской империи, да ради бога, о чем речь. Ленин совершал ошибки? Ну совершал. Одна из этих ошибок — Украина? Ну Украина, дальше что? На это очень трудно опереться за пределами историографии какой-то, философии. Т. е. в правовом и прочем смысле именно, а вот на другое-то опереться можно. Говорят, что раз он там написал «О праве наций на самоопределение», то вот этим правом и воспользовались. Расскажите Сталину, как надо пользоваться правом нации на самоопределение, Коммунистической партии в момент, когда она не дошла до маразма.
Османская империя распалась, и там не было права наций на самоопределение. Она не распалась? Австро-Венгерская империя не распалась? А Британская империя не распалась? А Китайская империя не распадалась несколько раз без всякого права нации на самоопределение? Так в нем ли дело? Хотя, конечно, оно отягощало ситуацию с распадом России, но не более того. Потому что на последнем этапе существования Советского Союза было проведено несколько действий. Первое — создана вполне себе демократическая власть — Съезд народных депутатов России. Те, кто постарше, помнят, как сидели перед телевизором и смотрели безумно яростные дискуссии. Там друг друга поносили, утверждались разные истины, Сахаров орал на Горбачева и т. д. Это была абсолютно демократическая власть. Данная власть приняла закон о выходе союзных республик из состава СССР. Вдобавок она была подкреплена референдумом о необходимости сохранить Советский Союз. Значит, выход республик из состава СССР мог осуществляться только на основе закона, принятого демократическим Съездом народных депутатов СССР. А согласно этому закону так выходить было нельзя. Нужно было сохранить всех, кто хотел сохраниться. Никакого Тирасполя, который об этом заявлял много раз, и, уверяю вас, бо́льшую часть Украины. Знаете, есть такое правило, когда Канаду начали расчленять, выделять из нее Квебек, было сказано: если делима Канада, то делим и Квебек. Есть делим Советский Союз, то делима и Украина, а как же? Почему нет? И если бы все эти выходы осуществлялись по закону, то Южная, Восточная Украина, Тирасполь оказались бы в пределах СССР. А поскольку там еще были оговорены правила с союзной собственностью и прочим, а также равноправие всех народов, населяющих выделяющиеся республики, то я сомневаюсь, что кто-нибудь захотел бы выйти по закону.
Это все понимали. Значит, задача была в том, чтобы выйти не по закону. И для этого нужно было каким-то чудовищным, антиправовым образом, бредовым, ликвидировать Съезд народных депутатов СССР, который являлся высшей властью. Сослались на то, что кто-то выкатил танки, ГКЧП, а какое это имеет отношение к существованию государства? Я знал этих людей (ГКЧП), для меня они были слишком мягкими и очень порядочными. Предположим, кто-то считает их абсолютными преступниками, негодяями и всем прочим. Ну и что, ну их надо было расстрелять. Но Съезд народных депутатов СССР не мог прервать своего существования, а он прервал по идиотской, бредовой причине под названием ГКЧП. А далее на основе этого прерывания было осуществлено преступное, мерзкое, пакостное распадение СССР в Беловежской Пуще. И люди, которые попали в это как кур в ощип, вдруг оказались на территории других государств, а они жили в республиках и не тужили, и совершенно не считали, что они в других государствах. Дальше обрубки начали дергаться, набухать кровью, затем эта кровь стала все более черной и нацистской, потом возникло то, что есть сейчас. Нет полноценно законных исторически, юридически и политически государств в виде вот этих отпавших частей Советского Союза, назовете его «империей» — прекрасно, для меня империя — со знаком плюс, это наднациональное демократическое государство. Вот нет ни политических, ни исторических, ни психологических, никаких оснований для их полноценного существования. И они так не существовали. История их постсоветского существования чудовищна, и самая чудовищная ее страница, по-видимому, все-таки Украина.
«Я просто знаю, что расчленение и американские вертолеты на территории — неизмеримо более скверно. Россия — это гнилое бревно, которое подпирает дверь, а в дверь эту ломятся псы ада»
Я надеюсь на то, что огромное давление Запада на Россию приведет к революции сверху и что элита ротируется
А поскольку мировой процесс востребовал нацизм снова, как ради того, чтобы обеспечивать американскую гегемонию, а куда денешься без Японии и Германии, как и для того, чтобы сокращать человечество и делать все остальное, то нужно было найти точку опоры. Как Архимед говорил: дайте мне точку опоры, и я переверну все на свете, весь мир. Так вот, этой точкой опоры стала Украина. Не Прибалтика, которая маленькая, половина населения уехала, а половина там как-то прозябает по-хуторски, а именно Украина как нечто крупное и такое, во что стоит вкачивать этот нацистский бред. Когда в Германию его вкачали, что, она тут же вся, увидев советские войска, офигела и сказала: советский брат, спасибо за освобождение? Немцы воевали в Рейхстаге, в Берлине. Потому что нет ничего более страшного и мощного одновременно, чем античеловеческая нацистская идеология, вкачиваемая в население всерьез, полностью. Когда была подписана капитуляция и вошли оккупационные войска проводить денацификацию, вот тогда немцы поняли, что фюрер был не ахти. И то не все. А до этого не понимали. И они сражались на всех рубежах, уже осознавая, что подобное бессмысленно. Потому что это идеология.
Я считаю, что можно перейти к главному — к несовершенствам всего, что происходит сейчас. Для начала все-таки скажу пару слов о себе, поскольку тема эта экзистенциальная, и тут личностный фактор нельзя вынести за скобки. В 1993 году, в апреле, на референдуме ограбленный российский народ поддержал Ельцина. Вот это так случилось. Из данной песни этих слов не выкинешь. Это вам не 1991-й — все растерялись, какое-то ГКЧП… Уже ограбление произошло, уже стало ясно все. На самом деле и в 1996-м его все поддержали, этот криминальный грабительский капитализм, чудовищную аморальность, культурный и социальный регресс. Решающим был 1993 год. Мне было страшно тяжело. Я прекрасно понимал, что ни в какую цивилизованную так называемую страну не уеду, мне предлагали это еще американцы в конце 1980-х, говоря о том, что там большая зарплата, коттедж, и, главное, чтобы ни слова по-русски, я цитирую. Я сказал: зачем мне нужны все эти прелести, если я ни слова не могу писать о русском? Просто усмехнулся, пожал плечами. И, конечно, никуда в это просвещенное сообщество не уехал, потому что, во-первых, оно мне отвратительно, а во-вторых, я понимал, что довольно быстро там надо будет работать против своей страны. Но, я не знаю, какие-нибудь там Кордильеры, Гималаи или что-нибудь совсем экзотическое, с таким запиранием в скит, где ты читаешь философскую, метафизическую литературу… В какой-то момент этот греховный соблазн у меня был, когда я увидел, как проголосовали за Ельцина, но длился очень недолго, может быть сутки. А потом я понял, что без России жить не могу, что я, помимо всего прочего, русский деятель культуры, я хочу писать и ставить спектакли на русском языке, что, как бы мне это общество ни было несимпатично, это мое общество, и что раз так, это надо защищать.
Нужно признать, что это совершило метафизическое падение, о котором я и сказал сразу же, что все будет двигаться отвратительнейшим способом на этой бандитской, чудовищной, разрушительной основе, но это надо поддерживать, чтобы оно было. Это чудовищно трагически сложный выбор, и он материализовался в Чечне, где Ампилов начал орать, что нужно поддержать Басаева против Чубайса. Мой выбор был один — государство и общество надо спасать, понимая, насколько это все, мягко говоря, не ахти. Вот нужно, и я начал подобное делать, и последовательно фактически всю свою жизнь занимаюсь только этим. У меня нет иллюзий по поводу того, насколько это скверно. Я просто знаю, что расчленение и американские вертолеты на территории — неизмеримо более скверно. Россия — это гнилое бревно, которое подпирает дверь, а в дверь эту ломятся псы ада. Да, я надеюсь на то, что огромное давление Запада на РФ приведет к революции сверху и что элита ротируется и все это сдвинется в сторону, адекватную российскому историческому бытию. Но я прекрасно понимаю, насколько от этого далеко. Поэтому, когда мне говорят: а вот здесь фигово, я говорю: батюшки, какие ж люди-то! Они, видимо, считали, что будет хорошо. А я так никогда не считал. Никакой формально политической деятельностью типа депутата Госдумы или чего-нибудь еще я никогда не хотел заниматься, мне несколько раз это предлагали, я каждый раз отказывался. Я хочу быть театральным режиссером, деятелем культуры, общественным деятелем, и все. Просто я хочу, чтобы это было. И в тот момент, когда это начинает находиться под угрозой, я включаюсь. И все.
«У Путина был, и я думаю, что до сих пор остается, некий идеал создания европейской сильной страны, с армией, суверенитетом, европейскими нормативными принципами и всем остальным, такой консервативный. Это его идеал, это идеал Петербурга»
Зачем нам вся индустрия лекарств? Да мы их приобретем в просвещенных странах
Я это не идеализирую, никогда не буду прославлять, потому что считаю, что в основе всего лежит некая порочная схема. Данную порочную схему я называю «вхожденчество». Это не мелочь, не хухры-мухры, не маленькая деталь, от которой можно избавиться, а огромное, масштабное явление. Россия, это государство, эта политическая система, этот правящий класс да и все общество потребительское были так сконструированы — для вхождения в так называемую мировую, а на самом деле западную цивилизацию. Пределом этого вхождения желанным было вхождение в Европу полноценное, в Брюссель, и в НАТО. Планировалось это, сколько бы я ни убеждал, что подобного никогда не будет. Если нельзя, но очень хочется, то можно. И это называется вхожденчество. Под это было создано все. Говорилась простая вещь — я тут хотел бы останавливаться на простейшем — если у нас есть столько сырья и мы его можем продавать на свободном глобальном рынке, то зачем нам эта автаркия, все свое машиностроение, да мы купим, что нам надо. Зачем нам вся индустрия лекарств? Да мы их приобретем в просвещенных странах. Зачем нам все другое? А поскольку мы все равно хотим идти следом за этим светочем под названием «западная цивилизация», неким путем, который называется мейнстримом, единым магистральным путем, которым человечество топает, как говорил герой Галича, к своему светлому концу, то все надо приводить к такому знаменателю. Банковскую систему — мы же хотим входить. Все компоненты этого вхождения, истребление всего, что мешает входить и рассматривается как лишнее. Это осуществлялось на протяжении всех 30 лет постсоветской жизни, а началось еще раньше, при Андропове фактически, мягенько, а потом приобрело характер шабаша. Беловежье — один из пунктов этого шабаша, 1993 год; 1996-й — это все то же самое. Это неизменный, постоянный курс потребительского общества европейского государства такого потребительского, полупрозябающего типа. Там элита, деньги, яхты, то-се, пятое-десятое, и постоянное желание хоть как-то войти в это все поглубже. В данном смысле никакой разницы между эпохой Ельцина и эпохой Путина не было.
У Путина был, и я думаю, что до сих пор остается, некий идеал создания европейской сильной страны, с армией, суверенитетом, европейскими нормативными принципами и всем остальным, такой консервативный. Это его идеал, это идеал Петербурга. Империя будет, могущество будет, пусть только сунутся, но при этом вот какая разница, немцев сюда, все приводим к данному стандарту и т. д. Да, Путину удалось упорядочить воровство. Он его поприжал и упорядочил, поэтому какой-то бюджет и все прочее. Но это все та же система генезиса первоначального накопления, взятого из криминальной сферы. Она же никуда не делась. Какие-то наиболее одиозные деятели исчезли, а это все осталось. И мы топали и топали туда. Это сотни тысяч людей, исступленная вера в это, все институты, приведенные к этому. Вдумайтесь в это. В всем был один трагический нюанс. Запад, который так любили, которым так желали стать, так хотели быть вась-вась и облизывать его со всех сторон, приговорил российское государство. Оно ему не нужно, в данном мегатренде ему нет места, это приговоренная страна. А Путин, например, страну любит, он хочет ее видеть вот такой, европейской, чтобы все было вот так, он ее любит. Он считает, что он марафет наводит, благо какое-то и все прочее. А Запад, под стандарты которого это все загонялось, ненавидит Россию люто. Он вот сейчас обозначил насколько. Чудовищно, немыслимо ненавидит. Поэтому я понимал и понимаю сейчас, что вхожденчество столкнется с подобной ненавистью, оформленной в качестве войны. И она оформилась в виде этой войны, когда Россию пристегнули к лагерю авторитарных стран вместе с Китаем. Стало ясно, что колокол звонит по ней, все. Поскольку последовательно — и Путин это прекрасно понимает: начиная с Чечни, он говорил об этом неоднократно — Запад делал все для добивания России, несмотря на то что она стала типа демократической, делали все что угодно, и все равно добивали последовательно, потому что она не должна жить. Понадобилось сдерживание этого добивания сначала в Крыму и Донбассе, теперь вот другим образом…
«Западный тренд мира и существование такой России — две вещи несовместные. Она либо должна выйти из тренда, чтобы жить, либо должна умереть»
Вам нужна политическая система, которая выдерживает давление танка, и давление, эти тонны, создаст Запад
Я понимал, что люди, которые хотят иметь совсем другую Россию, чем та, которую я люблю, рано или поздно будут вынуждены понять, что Россия жить в этом мире не будет. Западный тренд мира и существование такой России — две вещи несовместные. Она либо должна выйти из тренда, чтобы жить, либо должна умереть. А сказано было: нет, в тренде-то мы останемся, но жить будем, и все, кто нам в этом помешает, познают силу наших мышц. Это ошибка, которая станет очень мучительно сказываться на нашем будущем. Теперь, как только все возникло, это вхожденчество и т. д., начали строить соответствующую систему, начиная с признания Южной Осетии и Абхазии. На всех совещаниях, в том числе и высокопоставленных, я говорил то, что сейчас повторю один к одному.
Вот у вас стол. Он выдерживает определенную нагрузку. На нем очень хорошо писать. Даже если я на него сейчас залезу, начну плясать, он не сразу рухнет, а может, вообще не рухнет. Но на него нельзя поставить тяжелый современный танк. Для того чтобы поставить тяжелый современный танк, надо создать бетон вместо стола, а чтобы писать, рисовать и даже плясать, нужен этот стол и не требуется бетонный постамент. Он продавит потолок, под него надо будет подводить фундамент. Так вы скажите, под какие условия вы выстраиваете политическую систему, политический класс, а в общем-то, и общество? Ну скажите это! Спрашивал я достаточно высоких администраторов в зале совета безопасности сразу после признания Южной Осетии и Абхазии, и это, наверное, в каких-нибудь стенограммах зафиксировано. И с тех пор я подобное повторял неоднократно. Нет, нам нравится эта система, мы станем сидеть за столом, но на стол поставим танк, а в общем-то, может быть, и не будет танка. В 2014 году оказалось уже совершенно ясно, что ответом на то, что сделано, явится холодная война. «Нет, холодной войны не будет». Ну хорошо, не будет и не будет, ее и сейчас нет, и в дальнейшем не произойдет. Что за кино? А кино простое, если нельзя, но очень хочется, то можно. Хочется быть вхожденческой страной. Построена замечательная вхожденческая страна. Каждый раз, когда вижу московские тротуары, вспоминаю «Три сестры» Чехова: «Я посажу цветочки, и будет пахнуть». Ну может быть, это кому-то нравится. Мне главное — жить в России, вот так — пожалуйста. Я найду место, способ и все прочее. Но так будет нельзя. Вам нужна политическая система, которая выдерживает давление танка, и давление, эти тонны, создаст Запад. Он вас станет убивать. Вы будете его любить и хотеть в него входить, а он вас — убивать, вы начнете огрызаться, тогда он будет вас еще больше убивать. И, насколько бы он ни являлся гнилым, тухлым, слабым, это все равно Римская империя эпохи Диоклетиана какого-нибудь, Нерона, не знаю кого, поздняя, эпохи упадка. Она так просто не сойдет. Для того чтобы выдержать ее давление, нужен бетонный постамент, т. е. другая система. Внутренняя должна быть идеология. Эта идеология должна обладать и страстностью, и каким-то уровнем консенсусности. Всего этого как не было, так и нет.
«Я действительно считаю, что истерические вопли во время военной кампании, смакование каких-то всегда огромных (читайте Толстого) недостатков ведения кампании и так далее — это, как говорила моя бабушка, нехорошо-о-о»
Есть еще люди, которые понимают, чем чревато невыполнение перегретых обещаний
И тут все это накладывается сейчас на одно из по-человечески мне симпатичных качеств Путина. Путин не Калигула, не Нерон, не Атилла. Он в меру доброжелательный, в меру сильный европейский политик. Он не Сталин. Ну какая-то барышня что-то не то там квакнула по телевидению и заявила, что она против спецоперации на Украине и все прочее. Барышню чуть-чуть поприжали, но она не дает сейчас признательных показаний, что она агент японской, итальянской разведок. Этого же нет. А потому что есть какая-то человечность, какое-то понимание, что инакомыслие возможно.
Вообще это достаточно мягкая субстанция, которая, как только начинает сильно угрожать государству, становится сразу жесткой. Но внутри этого дела возникает опять же проблема людей. Нельзя просто так взять и тех людей, которые должны были обеспечить вхожденчество и жили вхожденчески, переориентировать на то, чтобы они сделали прямо обратное. Они не могут и не хотят. У них другие рефлексы. Вот все так входило-входило, а потом взяло — и раз! Разорвалось! А теперь эти обрывки-то шевелятся. У нас нет прямых таких совсем иступленных вхожденчеств, потому что сейчас все понимают: а куда входить-то? В запретных Чайковском и Достоевском бог знает чего — этот бесконечный ненавидящий мир. Но у нас есть вместо таких линейных вхожденцев те, кто притаился. Я не называю это «пятой колонной». Во-первых, потому, что это не пятая колонна, а во-вторых, потому что это хуже, чем пятая колонна. Это люди, которые мечтают вернуться в данное вхожденчество. Мечтают. Я их называю «обратимщиками», потому что они мечтают, чтобы процесс на Украине был обратимым, чтобы все вернулось назад.
И это минималисты, потому что все понимают: для того чтобы это стало обратимым, все нужно сделать по минимуму. Это огромные группы в обществе, которые как целое, как народ, сейчас восприняло вот этот резкий поворот сугубо положительно, создало политическую волну этой поддержке. Эта волна огромна, она не имеет ничего общего с 2014 годом или, допустим, с временами Абхазии или Осетии. Это совсем другая волна, не крымская. Она огромная. Но это волна ожиданий. Но есть еще, черт возьми, специалисты в стране, которые понимают, чем чревато невыполнение перегретых обещаний, общественных ожиданий, когда они нагреты до предела, а вдруг кажется, что ни не будут выполнены. Это очень тяжелый процесс. Чем выше эта волна… Может быть рейтинг 100-процентным, иступленным, — если ожидания, под которые это возникло, не выполнены, то я бы это уподобил спортсменам, которые занимаются серфингом и плывут на гребне волны. Пока человек на ней держится, все замечательно, а как только соскакивает — все… А я не хочу этого соскакивания, поскольку считаю, что, как только оно возникнет, то будут не правые, не левые, не «красные» проекты, не какие-нибудь монархи, а появится американский вертолет над расчлененной территорией. Я так считаю, об этом говорил. Мне не нравится такая действительность, но это не значит, что я не буду ее защищать.
Значит, то, что сейчас возникло, есть рефлексы этого минимализма и обратимости. Они исходят из всей структуры существующей политической системы общества и т. д. Это не личные свойства господина Мединского и господина Абрамовича. Это все вот это. Его разорвали, а оно шевелится, понимаете? А оно 30 лет таким делалось. В это все вложено и [об этом] говорилось: создавайте смешанные капиталы, смешанные семьи, идите туда, это наше будущее… А оно теперь вот так дергается и не понимает, пытается назад вернуться. Эта фраза министра иностранных дел о том, что перебесятся они — и мы вернемся. Сейчас похолодает, поголодают — и мы вернемся в эту идиллию. А если вернемся, то давайте какой-нибудь мирный договор. Ну какой-нибудь.
Это оказалось произнесено… Во-первых, я считаю, мирные переговоры надо вести. А почему нет? Они носят технический характер. Об обмене пленных нужно договариваться? Да. О гуманитарных коридорах? Да. Обо всем необходимо договариваться.
Но произошло-то другое. Вдруг оказалось, что перегретому обществу сообщили: будет какой-то шаг назад. Какая-то дипломатическая операция по принципу «шаг назад». Уйдем, что-то сделаем.
Поэтому я действительно считаю, что истерические вопли во время военной кампании, смакование каких-то всегда огромных (читайте Толстого) недостатков ведения кампании и т. д. — это, как говорила моя бабушка, нехорошо-о-о. Это нехорошо-о-о. Даже когда подобное делают граждане России, это вдвойне нехорошо-о-о. Когда это делают граждане стран, которые могли бы тогда, если уж, так сказать, граждане рекомендуют нам некий военный радикализм, сами исповедовать этот радикализм: занять заново Синай, Сектор Газа. Как говорится, начни с себя.
А теперь другая сторона той же медали. А разве хорошо исполнять то, что было исполнено в Стамбуле? Это же тоже нехорошо. Кто такой заместитель министра обороны, который заявляет, что мы по политическим причинам будем куда-то отводить войска? Об этом может заявить только Верховный главнокомандующий. Где он? Он торговал оружием всю жизнь — пусть и торгует. Вы хотите перегруппировывать войска? Это ваше право, вы короли. Мы создали слишком много точек. Наша не слишком большая военная группировка оказалась диффузной — ну соединяйте эти точки, концентрируйтесь последовательно на тех или иных направлениях. Это ваше право. Зачем этот политический понт от лица людей, которые на него не уполномочены?
«Нам не нужна сейчас дискуссия с Рамзаном Кадыровым. Кто бы что ни говорил, Рамзан Ахматович — герой. У него совершенно другой уровень поддержки в России, чем был несколько месяцев назад. И это очевидно»
У Кадырова совершенно другой уровень поддержки в России, чем был несколько месяцев назад
Теперь у меня вопрос о том, что именно происходит с заявлением господина Мединского. Он озвучил слова украинцев. Вроде бы ничего особенного, но это случилось не в той интонации, не в том стиле, с неким крещендо, которое совершенно явно связано с желанием сделать процесс обратимым, минимализировать все. Уж кто этого всего хочет, так это господин Абрамович.
Спросите: а вы подобного не хотите? Чтобы о чем-нибудь приличном мы договорились с украинцами? Хочу! Понимаете, я хочу. Как говорят в таких случаях, хотеть не запретишь. Я этого хочу. Я только спрашиваю: о чем вы хотите договориться? Государственная Дума, Совет Федерации и лично президент признали Донецкую и Луганскую области в полной территории, которая у них есть, и сейчас мы там пробиваем «Пионами» бетонные четырехметровые доты. Мы из этого уже не выйдем. Если начнем выходить (не знаю, кто хочет этого), то полетит кувырком вся существующая политическая система, вся! Теперь нам нужно, чтобы украинцы это признали, хотя бы это. А они признают?.. Что заявляет по данному поводу от имени президента пресс-секретарь? «Без признания этого, этого и этого мы никаких мирных соглашений подписывать не будем…» Что говорит президент, если верить главе итальянского государства, который сказал, что никаких условий не созрело, не о чем договариваться и т. д.? Он вроде бы говорит то же самое, а атмосфера опять подана такая, что «Путин слил». И это сумма нескольких сил. Это атака с право-патриотической стороны — такая же, как была тогда у того авантюриста, который орал, что «Путин слил», а потом сам побежал неизвестно куда, как трусливый заяц. Это такая же атака, ремейк. И это желание всех вхожденцев сделать ситуацию обратимой. А они не знают как, просто очень хочется. Это союз данных сил, которые рано или поздно замкнутся на теле власти и политической системы. И подобным уже сильно пахнет.
Нам не нужна сейчас дискуссия с Рамзаном Кадыровым. Кто бы что ни говорил, Рамзан Ахматович — герой. У него совершенно другой уровень поддержки в России, чем был несколько месяцев назад. И это очевидно. Нам зачем такие полемики? Для чего снова изобретать каких-то «турбопатриотов»? Вы кем их называете? Тех, кто орет, что «слил»? А сами вы действуете хорошо? А вы действуете в русле ожидания большинства населения, которому вот так нужны в условиях начавшейся заварухи изоляционизма и всего прочего? Вы не понимаете, что это вам нужно? Вы зачем с этим расплевываетесь? Мне совершенно все равно, где находится какой-то господин Ургант. Мне это неинтересно. Мне интересно, зачем это нужно превращать в политические события?
У меня был замечательный пес, очень дорогой мне. Шумер его звали, среднеазиатская овчарка. Очень норовистый. Когда я ему орал: «Нельзя!» — он жрал пироги со стола. Если кричал «Опасно!» — когда он хватал какой-нибудь фломастер, то он выплевывал. Он понимал разницу между словом «нельзя» и «опасно». Так вот, то, что происходит, — опасно. (…) Никто из Херсона не уйдет, это невозможно. Но предположим, что возможно. Ну предположим. Достаточно отстаивания признания суверенитета и всего прочего — полные территории Донбасса, т. е. Мариуполя и т. д., и Луганска. Это достаточно. А Зеленский это подпишет? В каком-нибудь кошмаре, под дулом пистолета или в наркотическом опьянении подпишет? Вы же понимаете, что нет, они дурят голову именно для того, чтобы устроить вот эту операцию — «Клещи». Панику «слил» — и вопль: «Давайте минимизируем!» Он должен сойтись, обеспечить политическую деструкцию, которая нужна всем этим очень хитрым и изощренным украинским бандитам и их английским кураторам. Это не какое-то соглашение, а провокационная игра. Ну так вы скажите спокойно, что предоставлены наконец условия, что-то есть, чего-то нет. И не будоражьте общество! К этому нет никаких оснований. Вы данные условия принять не можете — вы, приехав, это сказали, Песков подтвердил, и всем это очевидно! Значит, Зеленский это не подпишет.
Предположим, что подпишет. Рада поддержит? Его не убьют тут же? А зачем ему это? Объясните мне. Зачем это украинской стороне? У нее звездный час, она получила десятки миллиардов долларов, она будет их упоенно разворовывать. Украина в центре общественного внимания, так это очень любят. Уже кричат, что весь новый век будет украиноцентричным. Они все это едят, как мед. Им в глубочайшем смысле с прикладом положить на украинские города. Им нужна Нобелевская премия и аплодисменты встающего конгресса. Они получили все, что хотели. Зачем им от этого отказываться? Ради чего? Любой договор с проблематизацией территориальной целостности Украины должен быть поддержан референдумом. Его будут проводить вместе со спецоперацией? Значит, надо будет уйти — тут же все займут вновь.
«Понимаю, что даже Мариуполь было зачистить очень трудно, это продлится еще неделю-полторы, и после этого понадобится что-то делать со всей этой донбасской группировкой противника, а она здоровенная»
Нельзя пожертвовать общественными настроениями в угоду перегруппировке
Я совершенно не против того, чтобы действительно ограниченный контингент перегруппировывал силы. Понимаю, что даже Мариуполь было зачистить очень трудно, это продлится еще неделю-полторы, и после этого понадобится что-то делать со всей этой донбасской группировкой противника, а она здоровенная. Это вообще все трагедия. Я вижу, что происходит на южном направлении, где никто ничего не останавливает. Прекрасно понимаю, что все обстановки, о которых говорилось в центре, — перегруппировки и все прочее. Зачем этому придавать значение, которого нет? Потому что подобного кому-то хочется? Но это просто нельзя, это опасно, смертельно опасно! Есть общество! Нельзя пожертвовать общественными настроениями в угоду перегруппировке. Вы эти настроения удержите, а перегруппировки проводите так, как хотите. Это ваше право, военных руководителей. Все разговоры о том, что армия провалила операцию, — гнусная брехня. Армия проводит операцию в условиях, когда у нее контингент меньше, чем у ее противника, и она должна сражаться в катакомбах и укрепрайонах. Она ее проводит замечательно. Я не понимаю, как это происходит. Знаю, кто такие контрактники. Мне всегда казалось, что они хуже чем-то, что проявляют. Значит, внизу-то все в порядке. Зачем такие верхушечные игры? Это что?
Замечательный президент Академии наук СССР Анатолий Александров говорил: «Думаю, ядерную энергию можно использовать только в военных и мирных целях. Но, оказывается, можно еще и в личных». Кто там хочет эту энергию использовать в личных целях? Так нельзя, это опасно! Подобные сотрясания воздуха нужны для того, чтобы кто-нибудь сохранил свою собственность? Для чего? Или это «клещи», о которых я говорил?
Теперь дальше. Это эрозия политической системы и чего-то большего — политического класса. Он непригоден для того, чтобы разрывать это все, потому что он весь вхожденческий, каждой молекулой своего бытия! Вы хотите, чтобы те же самые люди, которые великолепно покупают где-нибудь товары, завышают цену, берут откаты и все прочее, стали развивать национальную промышленность? Они не могут! А хотят они только одного — чтобы вернулась та идиллия. И не они одни. Потребительское безыдеологическое общество, вся эта система создает русскую трагедию. И тут возникает вопрос… Люди-то свои, нормальные — я что, спорю? Мне какая разница, нормальные они или нет. Я внук жертвы 1937 года. Я что, так хочу сейчас каких-нибудь разборок? А вы мне скажите, как строить эту политическую систему? Русской философией хотите заниматься? Это по приказу можно сделать, по призыву? Я что, не вижу, как подобное осуществляется? Где контингент? Там есть миллион людей. Где этот контингент здесь и где его место в процессе? Где его консенсус, его качество? Я говорил в 2014 году, что это надо начинать немедленно. Нельзя на охоту ехать и собак кормить. Ложка нужна к обеду. Это не делается мгновенно. Что было сказано? Все в шоколаде, никакой холодной войны и ничего другого не случится. А что будет? Что-то подписанное человеком, который с момента подписания станет нелегитимным? А зачем он подпишет? Чтобы лишиться Нобелевской премии, бабок, этого позерства, которое ему офигенно нужно? И что получить?
«Нам придется рано или поздно призвать резервистов для службы на территории Российской Федерации для своей безопасности и перекинуть весь контрактный контингент туда»
Нам придется рано или поздно призвать резервистов для службы
Теперь идем дальше. Этого не произошло, никто ничего не подписал и т. д. И за 6 месяцев наша армия, которую надо усилить… Нам придется рано или поздно призвать резервистов для службы на территории Российской Федерации для своей безопасности и перекинуть весь контрактный контингент туда. Но, думаю, даже если подобного не сделать (это мой максимализм, личные суждения, не имеющие никакого отношения к тому, что сейчас является политической стратегией власти), данная группировка добьет какой-нибудь донбасский котел к июлю. Перекинется под Николаев и Одессу, все это примерно в июле или августе сделают, и, развернув весь южный фронт, начнет двигаться на север. До каких территорий — вопрос отдельный. Один из крупных руководителей наших Вооруженных сил сказал, что мы думали и все-таки поняли, что всюду… Это вообще очень спорный вопрос, но я понимаю, что значит «всюду», потому что весь обрывок Украины, который оставим, — львовский и прочий — тут же будет начинен оружием и станет нападать. В НАТО все будет нормально. Поэтому твердо неизвестно, что здесь надо делать, и я совершенно не хочу быть правовернее папы римского, решать что-то за лидера страны, Верховного главнокомандующего. Живите как угодно, но этот южный фронт создастся и начнется движение туда. Примерно за 2–3 месяца оно доползет до нужных пределов, и что-нибудь там могут… Вот так это в реальности существует — натужно, с ошибками, упорно, занудно брать. И возьмут. Теперь это уже поняли и американцы, и англичане, и все, что возьмут.
Что дальше? Нужно это каким-то способом во что-то превращать в условиях денацификации и всего прочего, только без веры в дружбу народов и т. д. Это игра вдолгую. Так что, кто думает иначе, неправ. Как только дадите откатиться назад — снова будете воевать. По данному вопросу есть горячие головы, которые кричат, мол, это Стамбул, Хасавюрт. Но это не так. Ну что такое был тогда Хасавюрт? Лебедь что-то подписал, считали, что Ельцин умрет и генерал станет главой государства, будет чудить все свои мерзости вместе с Басаевым и кем-то еще. Его выкинули. В итоге он погиб.
А была Вторая чеченская, где сделали то, что сделали. И у нас сейчас дружественные героические чеченские части проводят спецоперацию на Украине и просят о том, чтобы это все было доведено до конца. Очень убедительно. Это история. У истории есть своя воля. От нее можно уклониться и получить палкой в лоб, потом придется в нее, и так снова. Это важнее… Волюнтаризм не срабатывает. Ни решение отдельных лидеров, ни решение классов и групп общества ничего не значит. Есть страны, и они уничтожаются. Если страна будет жить, то жить так, потому что есть скелет в шкафу в виде этого [украинского] главаря преступного, и о его преступности придется говорить, о нелегитимности. Говорить мягче или жестче, но придется, потому что есть русская судьба и потому что территория Украины оккупирована врагами России, этим мерзким нацистским западничеством и иностранными силами. И русская судьба состоит в том, чтобы на этой территории жить, созидать и братски заботиться о всех народах, входящих в то, что я называю империей. Сверхнациональное идеократическое государство — «Союз нерушимый республик свободных сплотила навеки великая Русь…» Ибо крест истории нес русский народ вместе с другими народами прежде всего. Он является Солнцем, вокруг которого вращаются все остальные планеты. И планетам хорошо, когда есть Солнце — у него гравитация и температура правильные. В этом и есть русская судьба и воля истории, а еще в том, чтобы глобальный нацизм не победил и чтобы человечество продолжило свой путь, человек восходил и благо победило погибель, а достойные люди — недостойную чудовищную нелюдь, которая сейчас вся нацелилась на Россию. Не русский Голиаф сражается с украинским Давидом, а русский Давид — с международным Голиафом. В этом структура нынешнего мифа и нынешней судьбы.
До встречи.
Сергей Кургинян
Вступай в Армию Победы!
Научим, поможем, поддержим!
До 2 000 000 рублей единовременно при заключении контракта в Татарстане. Звоните и
записывайтесь
8 (800) 222-59-00
Реклама. РОГО ДОСААФ РТ. 18+
Внимание!
Комментирование временно доступно только для зарегистрированных пользователей.
Подробнее
Комментарии 9
Редакция оставляет за собой право отказать в публикации вашего комментария.
Правила модерирования.