Андрей Паршев: углекислый газ – это жизнь, теория глобального потепления ненаучна

Человечество всегда хотело управлять климатом. Начиная от крестьянина, участвующего в молебне о дожде, до капитана клипера, царапающего мачту ногтем ради попутного ветра Фото: pixabay.com

Магия и критерий Поппера

2021 год ознаменовался значительной активизацией лоббистов так называемой климатической повестки, то есть борьбы против изменения климата — изменения, имеющего, по их убеждению, антропогенный характер.

Человечество всегда хотело управлять климатом. Начиная от крестьянина, участвующего в молебне о дожде, до капитана клипера, царапающего мачту ногтем ради попутного ветра. И были в человеческой истории времена, когда люди были уверены, что они могут управлять погодой. Например, древние майя и ацтеки (народы, жившие на территории нынешней Мексики) считали, что если правильным образом и в правильное время принести в жертву достаточное число пленников из соседних племен, то боги пришлют дожди и защитят урожай от природных катаклизмов. Это не всегда срабатывало по каким‑то неясным причинам — может быть, главный жрец сделал разрез каменным ножом неправильно или еще что, — но иногда получалось. Дожди приходили вовремя, урожай маиса был хорошим… Все ли ацтеки, а тем более — пленники, верили в действенность этих процедур? Может, и не все, но публично сомневаться в правильности такой теории было, видимо, небезопасно.

Сейчас примерно такие же времена. Считается, что если не проделать некоторые магические процедуры (список их обширен, в частности, если не запретить какой‑нибудь газовый трубопровод), то на человечество обрушатся неисчислимые беды и, может быть, средняя температура Земли повысится на градус, а то и на два. А если какой‑то политик или учёный скажет, что всё это — чушь собачья, то ему, возможно, не вырвут сердце на вершине пирамиды, но с перевыборами на новый срок или получением гранта на работу возникнут проблемы.

Для справки: в центре России температура может за сутки прыгнуть на 30 градусов, а разница между летним максимумом и зимним минимумом может достигать и 70–80 градусов. Сильно ли для нас изменится ситуация, если средние температуры подрастут даже на три градуса? Да мы и не заметим. Тем не менее считается, что повышение температуры всего на несколько градусов очень опасно.

Главной магической процедурой сейчас считается «декарбонизация». Карбон — это углерод. Это означает отказ от сжигания веществ, содержащих углерод, то есть угля, нефти и газа. И дров тоже. Потому что при сжигании такого топлива получается углекислый газ, а от него и ждут всяческих бед. Не спешите говорить, что это — отказ от огня вообще (200 тысяч лет человечества псу под хвост), нет, это не совсем так. Есть ведь и безуглеродные горючие, например водород. Правда, это очень плохое горючее, которое почти невозможно хранить и трудно добывать.

И сама природа использует метод сжигания углеродного топлива, только не высокотемпературный. Мы и другие живые существа этим живут — сжигая углеродсодержащие вещества в кислороде и выделяя углекислый газ. Так не нами придумано, и не сейчас, а сотни миллионов лет назад.

Отказаться от газа и угля вот прямо сейчас нельзя, замёрзнем уже в ближайшую зиму; но лет за 20–30 надо это сделать (кому «надо» — отдельный вопрос), заменив всё это дело электричеством, получаемым от ветра, воды и солнечной энергии. Можно ли этого добиться, непонятно, но, впрочем, уже сейчас предлагается штрафовать страны и предприятия за выбросы углекислого газа. А иначе…

Так вот, действительно ли углекислый газ так опасен для человеческой цивилизации? Почему мы, как те ацтеки, должны всерьез воспринимать эти угрозы и предлагаемые решения? Там были жрецы. А что у нас? У нас есть учёные, они все согласны с углеродной теорией рукотворного глобального потепления. И вот тут есть одно замечание, общего характера. Не все учёные согласны, но даже не это главное. Главное, что учёные здесь ни при чём. Теория глобального потепления не имеет отношения к науке, хотя внешне немного похожа.

Вспомним, чем же отличается современная наука, на достижениях которой построена современная цивилизация, от наук античной и средневековой? Она — «бэконовская», то есть построена на принципе проверки теории экспериментом. И эксперимент должен быть повторяемым, в любое время и в любом месте. Оказалось, что такая схема работает, благодаря ей мы имеем современные физику и химию и всю машинерию, которая и определяет уровень цивилизации. Эксперимент может быть и наблюдательным: например, если комета вернулась через расчетные 73 года — значит, расчёт был верным.

Да, есть науки, где эксперимент поставить нельзя, но на них обычно практическая деятельность и не основывается.

Но XX век дал ещё и дополнительный критерий научности. Предложен он был Карлом Поппером, философом вообще‑то, но это не важно. А критерий такой: теория должна быть… «фальсифицируемой». Термин неудачный, это не совсем точный перевод, лучше сказать — «в принципе опровергаемой». То есть теория должна предполагать существование эксперимента, который может эту теорию опровергнуть. Тогда она научна. Если такой эксперимент не может быть поставлен — значит, теория ненаучна. Хотя она может даже быть правильной!

Как пример: нельзя поставить эксперимент, опровергающий существование бога, то есть высшего существа, создателя всего сущего, обладающего собственной волей. Может быть, бог есть — но научно доказать его существование или несуществование нельзя. Поэтому все теологические, а также и атеистические теории существуют, но существуют за рамками науки.

То же самое относится и к теории рукотворного глобального потепления. Есть объективные данные — средняя температура на Земле немного, но растёт. Также растёт и процент углекислого газа в атмосфере (измеряется он в основном над Гавайскими островами). Он увеличивается — считается, что за три десятка лет он вырос с 0,03% до 0,042%. Это довольно достоверный факт.

Вообще, много ли это? Не очень. Мы и не заметим, если концентрация вырастет даже в 10 раз (для этого надо выпустить в атмосферу сотни миллиардов тонн углекислого газа). Согласно действующим ГОСТам, предельно допустимой концентрацией в рабочей зоне считается 0,5% или 9,2 г/куб. м (норматив для угольных шахт), а опасной концентрацией считается более 5% (92 г/куб. м), и то лишь потому, что двуокись углерода тяжелее воздуха в полтора раза и может накапливаться в слабопроветриваемых помещениях у пола и оказывать вредное воздействие на здоровье. Впрочем, сейчас, на основании исследований, опасными концентрациями начали считать всё свыше предельно допустимой (0,5%), но и такую концентрацию в атмосфере человечество создать не может физически. Для этого надо выпустить в атмосферу в 12 раз больше углекислого газа, чем содержится там сейчас. Столько у нас нет.

То есть проблема углерода не касается самочувствия и здоровья людей, мы в любом случае не задохнёмся. Предполагается, что угроза в другом — что от содержания углекислого газа прямо зависит температура Земли и что температура эта растёт даже из‑за небольшой прибавки углекислоты в атмосфере. Также считается, что к концу XXI века температура атмосферы у поверхности Земли вырастет на несколько градусов. Но это лишь предположение, потому что и сейчас есть годы потеплее, есть похолоднее, Северный морской путь то освобождается ото льдов, а то, бывает, показывает злой характер, и десятки судов оказываются в ледовом плену (как осенью 2021 года). А ведь содержание углекислоты в атмосфере, заметьте, при этом одно и то же. И вообще состояние погоды чрезвычайно разнообразно во всех регионах нашей планеты.

Так вот насчёт критерия Поппера: все эти события (холодные годы, чрезмерное замерзание Ледовитого океана) не считаются опровержением теории о зависимости глобального потепления от концентрации углекислоты. Холодная зима? Значит, климат «пошёл вразнос» из‑за глобального потепления. Был даже художественный фильм, в котором на Землю обрушивается катастрофическое оледенение… из‑за потепления! И вообще, оказывается, ничего нельзя придумать, что могло бы опровергнуть эту теорию. Но ведь это означает, что она — ненаучна, не в том смысле, что она неверна, а в том, что она научными средствами не проверяется. Возможны разные интерпретации того, что наблюдается, соответственно возможны и разные теории. Например, рост концентрации углекислоты (объективно наблюдаемый) может быть причиной роста средней температуры. А может ведь быть и наоборот — процент углекислоты в воздухе растет из‑за температуры. В воде океанов растворено углекислоты в десятки раз больше, чем есть в атмосфере, и при потеплении она, естественно, выделяется из воды. Не может наша цивилизация выделить больше углекислого газа, чем выделяется из морской воды при потеплении.

И вообще на Земле очень много углекислоты. Из нее отчасти состоят распространённые минералы — известняк, мел, доломит, и её в известняках в тысячи раз больше, чем содержится сейчас в атмосфере. Если нагреть эти породы как следует, то они выделяют углекислый газ, именно это и происходит при производстве цемента. Это производство даёт примерно столько же углекислоты, как и отопление. Готовы ли мы отказаться от цемента и бетона, а заодно и от кирпичей и минеральной ваты?

Содержится углекислота и в морской воде, и просто в земной коре и даже глубже: при извержениях вулканов в атмосферу попадает этого газа столько же, сколько производит вся цивилизация. Тем не менее считается, что ключевой фактор — только уголь («карбон»), используемый человеком.

И даже тот эксперимент, который предлагается поставить в мировом масштабе (перестать сжигать топливо), ничего не докажет. Потому что даже при изменении земной температуры (предположим, земляне перестали сжигать газ и уголь, и на Земле похолодало на пару градусов) нельзя будет с уверенностью сказать, что это следствие Парижских соглашений. Потому что климат и так непостоянен.

Климатические качели

Меняется ли климат? Несомненно. В последний миллион лет климат на Земле постоянно менялся, по одному и тому же алгоритму: на 100–150 тысяч лет воцарялся ледниковый период, затем климат теплел, наступал период «межледниковья». Те, кто жил в то время, видели реальное, настоящее «глобальное потепление». Ледники Севера и Юга, похожие на нынешнюю Гренландию, таяли, освобождая огромные территории Евразии, обеих Америк, даже Новой Зеландии. Вода, огромными реками, снося всё на своём пути, вливалась в океаны, которые поднимались на десятки метров. Берега морей затапливались на многие километры, некоторые острова и низменные равнины полностью уходили под воду. И в таком состоянии Земля потом находилась 15–30 тыс. лет. Всякая южная живность заселяла Европу, в Темзе купались бегемоты. И это всё было без влияния всякой цивилизации — без теплостанций и цементных заводов! Из-за чего? Неизвестно.

Но потом снова что‑то происходило, и снова с полюсов к экватору двигались ледники, вбирая в себя выпадающие на них снег и дожди, уровень океана понижался, а Европа становилась непригодной для жизни, кроме крайней южной кромки. В Европе возникала огромная полярная шапка, край её проходил, в частности, по Московской области. В крымской тундре неандертальцы охотились на северных оленей — и так было 100 тысяч лет.

И такие климатические качели происходили не раз и не два — это нормальное состояние климата в последний миллион лет (график 1). Палеонтологи насчитывают восемь ледниковых периодов, причём последние четыре цикла неплохо изучены, с точностью чуть не до года — благодаря исследованиям российских учёных в Антарктиде. Они на станции «Восток» пробурили ледниковый покров, который образовался из спрессованного снега, причём ежегодные слои хорошо различимы — и по составу льда и вмороженных в него пузырьков воздуха можно многое сказать.

Последний ледниковый период завершился 12 тысяч лет назад. Потом наступило потепление, сформировавшее знакомый нам мир, Северная Европа и Русская равнина освободились ото льда, их постепенно покрыл растительный покров, а уровень морей и океанов поднялся на 50–70 метров. И мы живём как раз в условиях межледниковья, которое, несомненно, когда‑то кончится. Когда — через три тысячи лет или в следующем году — мы не знаем. Это будет катастрофой для всех, кто будет в это время жить, — ну так что же, это не первая и не последняя такая катастрофа.

А насколько, кстати, меняется при таком переходе средняя температура на Земле? Считается, что не так уж и сильно — примерно на шесть градусов. Причём нынешний период тёплого климата не такой тёплый, как в предыдущие межледниковья, когда Западная Европа была покрыта магнолиевыми лесами. Может быть, перед очередным оледенением будет ещё не очень сильное потепление. В прошлые периоды такое случалось — без всякой цивилизации.

В чём причины этой цикличности? Мы пока не знаем. Впрочем, с учётом того, что 95% тепла Земля получает от Солнца — дело, скорее всего, в нём. Косвенно это подтверждается многолетними наблюдениями. В XVII веке в Европе (и во всём мире) случилось небольшое похолодание, всего на несколько десятков лет, когда на зиму, в частности, замерзали голландские каналы. Так вот, тогдашние астрономы заметили, что этот период был периодом «спокойного Солнца», когда на нём почти не было пятен. Это так называемый «минимум Маундера». По иронии судьбы этот «микроледниковый период» почти совпал со временем правления французского короля Людовика XIV, прозванного современниками Королём-Солнце. Во время «спокойного Солнца» излучается меньше энергии, но каков размах колебаний этого важного параметра — пока неизвестно.

Человек не имеет никакого отношения к наступлению и отступлению ледниковых периодов, да и малых потеплений и похолоданий. Если доведётся побывать в Лондоне и погулять по туристической зоне вдоль Темзы, там можно почитать на информационных стендах историю «ледовых рынков», когда на замёрзшей реке шла оживлённая торговля. Последний такой рынок был в 1814 году, а после этого Темза перестала замерзать. Задолго до конференции в Киото…

Климат ведь меняется не только на Земле. Например, на Марсе: «за период с получения последних сведений от „Викингов“ в 1977 году и до момента получения первых данных с зонда „Марс Глобал Сервейор“ в 1999 году температура марсианской поверхности поднялась на 0,86 °C». Связать это потепление с вырубкой амазонских лесов вряд ли получится даже у Греты Тунберг. Так что, скорее всего, это связано с изменениями излучения Солнца.

Фейки о климате — инструмент геополитики и большого бизнеса

Нынешняя климатическая вакханалия ведёт отсчёт от конференции в Киото, на которой и был принят пресловутый «Киотский протокол». Мало кто знает, что от нашей страны там тоже была делегация и что наш представитель этот протокол отказался подписывать (вообще редкий случай на подобных неполитических мероприятиях). Нашим представителем был ведущий геофизик, академик АН СССР К. Я. Кондратьев. Причина его отказа была проста: теория искусственных климатических изменений является ненаучной. Не антинаучной, но ненаучной. Нельзя ее проверить, нельзя доказать или опровергнуть. К сожалению, она была не первой широко распространённой ненаучной теорией.

На моей памяти впервые об изменении климата горячо спорили ещё в 70‑е годы прошлого века. Сейчас уже мало кто помнит, но в 80‑е годы общественность была взбаламучена проблемой «озоновых дыр». Дескать, опасная часть спектра солнечного излучения — ультрафиолет — задерживается в верхних слоях атмосферы газом озоном, а он оказался под угрозой. Тогда была выдвинута гипотеза, что газ озон в атмосфере разрушается — по сложной цепочке реакций, фреонами из аэрозольных баллончиков. Фреоны содержат галогены (хлор и фтор), которые поднимаются в верхние слои атмосферы и запускают этот самый процесс разрушения. Автор гипотезы получил Нобелевскую премию. Первый случай, когда премия вручалась за непроверенную гипотезу. (Гипотеза отличается от теории тем, что она не доказана, это буквально «предположение».)

Но, может быть, она хотя бы правдоподобна? Но дело‑то в том, что у гипотезы были слабые места: например, из морской воды выделяется огромное количество этих самых галогенов, это естественный процесс. Тем не менее озон в атмосфере продолжает существовать.

Есть предположение, что вообще проблема надумана. Озон постоянно образуется при бомбардировке обычного кислорода солнечными лучами, но он нестабилен, и через некоторое время саморазрушается, превращается в обычный кислород. И если солнечного освещения долгое время нет, то и озон пропадает. Так вот, озоновые дыры зафиксированы… в приполярных областях во время полярных ночей, когда там не светит солнце. То есть ежегодное снижение количества озона там — процесс естественный.

Сейчас паника с озоном улеглась. Не похоже, что была какая‑то серьёзная опасность, и вообще сейчас наиболее популярна версия, что вся эта озоновая афера была инспирирована некими химическими концернами (они даже назывались), преследовавшими свою выгоду. Якобы они разработали более технологичные рецептуры для аэрозольных баллончиков, а чтобы вытеснить с рынка конкурентов, и заказали вот эту историю с озоновыми дырами. Подтвердить или опровергнуть эту версию невозможно, но практическим результатом стала частичная замена фреонов в аэрозольных баллончиках другими газами — углекислым и метаном.

И по иронии судьбы именно эти газы сейчас объявлены вредными, вызывающими парниковый эффект и, соответственно, глобальное потепление. При этом ионов хлора и фтора в земной атмосфере меньше не стало.

Была в 80‑е годы популярна и такая тема, как ядерная зима. Дескать, при взрыве всех ядерных арсеналов в воздух поднимется столько сажи и пыли, что они затмят солнце и на долгие годы уничтожат на Земле всякую жизнь. Гипотеза эта обосновывала благородную цель — сокращение, а может, и уничтожение ядерного оружия, поскольку применение его стало бы всеобщим самоубийством. Разработана она была одновременно группами американских и советских учёных. К сожалению, хотя распространялась теория главным образом в США, американские военные не ликвидировали свои ядерные арсеналы — а значит, не очень‑то поверили в ядерную зиму. Впрочем, некоторое сокращение ядерного оружия всё же произошло, и определённую роль в этом сыграло и запугивание ядерной зимой — однако американское общество было настроено воинственно и не склонно разоружаться, считая это слабостью. Так что же, эта угроза ядерной зимы была просто придумана, а не обнаружена? Это ложь во спасение? Да, вполне возможно.

Почему? А дело в том, что тогда же, в 70–80‑е годы, было показано, что человечество не может вызвать ядерную зиму — даже при взрыве всех ядерных арсеналов в воздух поднимется меньше пыли и сажи, чем образуется при взрывах вулканов или грандиозных лесных пожарах в Канаде и Сибири. Тайга там, случается, горит на площадях в сотни тысяч квадратных километров, а то и в миллионы! Но никаких заметных похолоданий они не вызывают. Ядерная война стала бы страшной трагедией для участвующих в ней стран, а также может вызвать тяжёлые последствия для всех землян (радиоактивные осадки, разрушение мировой экономики) — но никакой ядерной зимы не будет. Хотя эти утверждения совершенно не хочется проверять.

И вполне возможно, что и нынешняя эпоха с модными дискурсами глобального потепления и «зелёной экономики» тоже знаменуется распространением фейковых идей. Кроме того, что теория глобального потепления ненаучна, она к тому же очень подозрительна ещё по одному параметру, не относящемуся к климатологии. Возвращаясь к озоновым дырам: поскольку на этой полузабытой истории кто‑то получил реальную прибыль, а также расправился с конкурентами, то сразу и возникло естественное предположение — что вся эта озоновая паника была обычным бизнес-проектом. Так вот, не приносит ли гипотеза глобального потепления кому‑нибудь прибыль?

К сожалению, в современном мире такое явление распространено: «грантовая» наука и «независимые» СМИ позволяют разработать и распространить любую как бы научную идею, способную принести заинтересованным лицам те или иные блага. Хотя на заре глобального потепления основные подозрения заключались в стремлении развитых стран остановить промышленное развитие стран третьего мира, сейчас возникла и «финансовая» гипотеза: речь идёт об углеродном налоге — плате стран и экономических субъектов за выбросы углекислого газа сверх определённых квот. Платят те, кто экономически растёт (рост экономики невозможен без роста энергопотребления), а развитые страны сейчас растут не так бурно, как «новые» экономики.

Очевидно, что если кто‑то платит, то кто‑то эту плату и получает. И достаточно подписать какой‑либо документ, просто признающий теорию глобального потепления, чтобы оказаться в состоянии необходимости подписания уже других документов, с финансовыми обязательствами. И этот процесс сейчас наблюдается. Говоря по‑простому: Запад сейчас озабочен экономическим ростом таких «молодых гигантов», как Китай или Индия; он, этот рост, опасен не только геополитическими последствиями — Китай способен «перетянуть на себя одеяло» и, добившись высокого жизненного уровня для своих граждан, перераспределить материальные ресурсы мира. Это уже происходит сейчас, когда азиатские страны скупают на корню весь сжиженный газ, а Западная Европа не может его перекупить — дорого.

Это считается неприличным упоминать, но жизненный уровень определяется не уровнем доходов (это всего лишь цифра, такой уровень легко поменять простым изменением валютного курса), а среднедушевым потреблением природных ресурсов. И североамериканский или западноевропейский гражданин потребляет в десятки раз больше материальных ресурсов (нефти, алюминия, железа), чем житель третьего мира.

Мы, россияне, расходуем, правда, довольно много топлива, вполне на уровне западных стран. Мы, конечно, не греем воду для бассейна около дома, но отапливаться‑то надо, а то замёрзнем. Но вот по большинству других ресурсов мы ближе к развивающимся странам: например, алюминия мы потребляем в десятки раз меньше, чем немцы. Один мой знакомый американец процитировал своего дедушку, который ещё в 60‑х годах прошлого века ему сказал: «Поосторожнее с мировым рынком; он ведь означает, что нам придётся либо поднять весь мир до нашего уровня, либо нам спуститься до его уровня». Именно этого современные американцы и боятся — для них справедливое распределение ресурсов будет означать существенное падение жизненного уровня. Поэтому такую популярность приобрела идея, что за промышленный рост страны третьего мира должны платить странам первого мира (такую идею озвучила даже Грета Тунберг). И, надо сказать, жители третьего мира уже неплохо эту ситуацию понимают. И индусы, и китайцы.

Слова и дела

Мы не станем здесь более углубляться в вопросы, которые вызывают головную боль у серьёзных учёных, климатологов, геофизиков. Ясно одно: серьёзный учёный никогда не будет утверждать, что «это произошло из‑за того‑то и того‑то», если такое утверждение нельзя проверить экспериментом. Здесь проходит грань между научностью и ненаучностью: измышлять гипотезы можно и нужно, но теорией они могут быть только после независимой проверки. То же, чем забиты СМИ сейчас, даже и логичной гипотезой не является.

Совсем недавно прошло очередное заседание «двадцатки», которое, судя по всему, имело повестку, заданную западными странами (у них пока большинство в «двадцатке»). Это заседание плавно переросло в некий «климатический саммит», проходивший в Глазго, Шотландия.

Президент Путин, как и председатель Си, на саммит не поехали, и, видимо, неспроста. Но обращение наш президент зачитал, в тему: «Россия, как и другие страны, испытывает на себе негативные последствия глобального потепления — вот почему мы сталкиваемся с опустыниванием, с эрозией почвы. Особенно нас беспокоит таяние вечной мерзлоты, на которую приходятся значительные объёмы нашей территории. Отмечу, что и среднегодовая температура в России растёт быстрее общемировой более чем в 2,5 раза. За 10 лет она увеличилась почти на полградуса», — заявил президент.

Звучит, на мой взгляд, как тонкая шутка. Если немного посчитать, получается, что общемировая температура изменилась за 10 лет аж на 0,2 градуса — притом что колебания её от года к году гораздо значительнее. Что же это за фактор, который не влияет на годовую температуру, а на десятилетнюю — влияет?

Но это с нашей стороны лишь политическая риторика, финансовых обязательств, надеюсь, мы на себя не возьмём.

Верят ли сами эти мировые клоуны в то, что они несут в своих публичных выступлениях? По-моему, нет, просто отрабатывают повестку. Как можно стонать про глобальное потепление именно сейчас, когда Европа в ужасе от проблемы запасов топлива в зимний период? И суровые зимы в Европе в последние годы не редкость. Практичные европейцы на уровне здравого смысла отлично знают, что даже тёплой европейской зимой всё равно холодно, всё равно надо греться, и чушь про «энергоёмкие кондиционеры» на этом уровне никому не интересна — везде топливо запасается на зиму, а не на лето.

И вот ситуация зимы 2021–2022 гг.: в Европе цены на газ выросли многократно, до немыслимых раньше рекордных значений, и более чем на других региональных рынках (например, в США) в связи с сокращением запасов после прошлогодней холодной зимы, ограниченными поставками из России, а также из‑за исключительно низкого уровня ветряной и гидрогенерации. Поставки сжиженного природного газа также были очень ограничены в связи с ростом спроса в Азии.

И на этом фоне в один день лидер главной мировой державы Байден сначала упрекает Китай и Россию, что они сдержанно относятся к проблеме сокращения выбросов углерода, и тут же заявляет, что если ОПЕК и Россия не увеличат добычу нефти, то США их накажут. В один день!

Вот поэтому меня давно уже ничего не удивляет в мировой политике.

Углерод — это жизнь

Итак, не надо излишнего скепсиса насчет теорий об изменении климата: климат точно может измениться, и глобальные потепления и похолодания, несомненно, случаются, и к этому надо готовиться. А вот что вызывает скепсис, то это какое‑то влияние человеческой деятельности.

А есть ли у нас, у России, какой‑то свой интерес в сложившейся ситуации? Есть. Во-первых, когда самая холодная страна мира борется с потеплением — это немного странно. Каждый, кто пилил на зиму дрова для своего дома, это понимает на интуитивном уровне. А отопительный сезон в России — это сотни миллионов тонн топлива ежегодно, и эта цена ложится на общую сумму издержек нашей промышленности, снижая её, промышленности, конкурентоспособность. Но самое серьёзное даже не в этом, не в дровах для печки.

Ведь что такое углекислый газ? Это хлеб для растений, они им питаются, а значит, это и хлеб для нас, буквально. Чем больше углекислого газа, тем выше продуктивность и сельского, и лесного хозяйства (и это, кстати, доказано экспериментально российскими и китайскими учёными). А чем выше среднегодовые температуры, тем дольше вегетативный период (фотосинтез работает при температуре выше +5 °C). И больше испаряется морской воды в Атлантике — той воды, которая проливается дождями у нас, потому что почти все дождевые тучи приходят к нам оттуда, с Запада. А засухи — основная проблема сельского хозяйства юга России, а отнюдь не жара.

Когда‑то, очень-очень давно, атмосфера Земли состояла в основном из углекислого газа — как сейчас на Венере и Марсе. Но на Земле появилась жизнь, и она за сотни миллионов лет «съела» почти весь углекислый газ, переведя его в форму каменного угля или известняка, который весь состоит из мельчайших раковинок. И надо сказать, сейчас жизнь на Земле выглядит более скудной, чем тогда, когда этой «пищи для растений» было больше. И, по большому счёту, ведь когда‑то, в будущем, запасы нефти, газа и угля исчерпаются или их будет слишком дорого добывать. И тогда самым доступным возобновляемым источником энергии будет биомасса зелёных растений, во всех видах. А чтобы её было много — не мешало бы немного поднять содержание углекислоты, задать растениям корму.

Может быть, цель существования человечества в том и состоит, чтобы освободить погребённые запасы углерода из‑под земли, чтобы жизнь на нашей планете снова расцвела, как многие миллионы лет назад? Такую мысль высказал как‑то Кирилл Еськов, учёный и писатель, и эта идея не кажется мне неразумной.

Андрей Паршев

Журнал «Изборский клуб» №1 (99)