«Однажды пронесла свою картину на выставку Бэнкси в Амстердаме, сфоткала и после этого продала»

Наиля Айзатуллова: «Мне кажется, самое важное — не зацикливаться только на искусстве, тем более оно создается о жизни, никак не об искусстве»

«Я живу, чтобы создавать»

— Наиля, о вас говорят как об одной из самых самобытных молодых художниц Татарстана. У вас нет кумиров, вы не опираетесь на стилистику чужих работ. Как удалось выработать свой авторский стиль, такой солнечный, светлый и жизнелюбивый?

— Думаю, изучать и вдохновляться наследием прошлого нужно. Мне нравятся работы многих художников, например Василия Кандинского. Мне кажется, самое важное — не зацикливаться только на искусстве, тем более оно создается о жизни, никак не об искусстве. Я просто искала свой путь, изучала и изучаю по сей день архитектуру, дизайн, живопись, философию, психологию, биологию — все, что нравится и цепляет. Я быстро включаюсь, когда мне интересно. Наверное, к своему стилю художник приходит работая, исследуя мир, общаясь с людьми, знакомясь с разными культурами. Не могу сказать, что я точно пришла к своему стилю, но люди узнают мои работы. Сейчас я больше всего черпаю вдохновение из природы, еще мне нравится подвергать логическому анализу все, что меня окружает, а также чувствовать и напитываться.

— В жизни вы такая же яркая и позитивная?

— Сложно сказать. Я, как и любой человек, не могу быть всегда позитивной или негативной. Суть этого заложена в моем никнейме NEJI201: NE — это «позитивная», JI — «негативная», а 201 на языке разметки HTML означает Created. Мой ник отражает человека, каждого из нас, ведь мы в течение жизни можем быть очень разными, это наша природа. Я всегда стараюсь существовать в балансе, быть более оптимистичной. Мне нравится радовать и заряжать людей своими работами, я живу, чтобы создавать. Уже давно поняла, что это моя судьба. Работа всегда рассказывает историю и говорит со зрителем, даже самая странная и абсурдная. В жизни не бывает плоского, одностороннего — все всегда имеет несколько точек восприятия, все зависит от смотрящего, от зрителя.

«Я люблю мир, и, мне кажется, я идеально подхожу для сферы, в которой работаю, а она — для меня. Знаю, как я могу делать мир лучше. Почему бы этим не заниматься?»

— Вы одновременно занимаетесь архитектурой, живописью, скульптурой, дизайном, инсталляцией… Создавать «все» — ваше творческое кредо?

— Нет, это выходит само по себе. Я люблю мир, и, мне кажется, я идеально подхожу для сферы, в которой работаю, а она — для меня. Знаю, как я могу делать мир лучше. Почему бы этим не заниматься?

Я начинала с детской архитектурно-дизайнерской школы «ДАШКА», очень хотела поступить на архитектора. Какое-то время занималась только архитектурой. Потом упор был на дизайн, сейчас — на живопись, инсталляции. Все время приходится выбирать, но из-за активного темперамента я часто делаю несколько вещей параллельно. Бывает очень сложно, раньше работала вообще без выходных, теперь научилась наконец-то проводить время без работы. У дизайна, архитектуры и живописи разные задачи и подходы, нужно уметь переключаться. К примеру, я пишу картину, и вдруг во мне просыпается архитектор. Он настойчиво твердит: здесь должно быть все ровно и четко, как в чертеже. Важно осознать, почему возникла эта мысль, понять, что другой тип деятельности хочет наложиться на нынешнюю работу, и в целом иногда интересно использовать разные подходы. Но разносторонность в творчестве иногда помогает, а иногда может запутать.

«Я всегда стараюсь существовать в балансе, быть более оптимистичной. Мне нравится радовать и заряжать людей своими работами, я живу, чтобы создавать. Уже давно поняла, что это моя судьба»

«Свою первую картину продала в 16 лет»

— Сегодня в Татарстане немало молодых перспективных художников. Есть ли у вас свой секрет того, как стать известным и востребованным?

— Думаю, зависит от человека. У каждого из нас свой путь, свой тип личности, свой бэкграунд и свое отношение к происходящему, поэтому универсального рецепта нет. Нужно просто ловить себя, быть трудолюбивым, развивать свои сильные стороны, не бояться ошибаться и делать дело, которое любишь. Тогда придет успех. Я приняла участие в первой выставке со своими фотоработами и картинами еще в 2014 году, до реконструкции Галереи современного искусства. Было здорово, хотя тогда я не осознавала себя художником, скорее архитектором или фотографом. Но свою первую картину продала в 16 лет. Ее, как ни странно, купили во «ВКонтакте», куда я выкладывала свои эксперименты под красивую музыку. У меня не было большой аудитории, но постепенно раскрутилась.

В это же время я начала работать фотографом, меня завораживала камера и фотография. В Сеуле я передвигалась со штативом все выходные, ловила закаты, город — все, что казалось интересным, даже сняла об этом небольшое видео.

— В детстве и юности вас больше привлекала архитектура, вы поступили в Казанский архитектурно-строительный университет. Почему архитектура?

— Мои интересы всегда поддерживала мама, и самое огромное спасибо, конечно, ей. Когда я проявляла интерес, мне разрешали и поддерживали. Мне всегда нравились здания, именно поэтому в свое первое далекое путешествие в Гонконг я отправилась в 2014 году, обучаясь на втором курсе университета. Я хотела увидеть настоящие небоскребы и ждала эту поездку целый год, копила деньги на нее. Тогда я отметила на карте все здания, которые мне нужно увидеть и обязательно сфотографировать. Мне было 19 лет, я бегала со штативом по городу, чтобы снять здания в ночи. Меня никто не заставлял, мне просто нравилось. Будучи подростком, я ставила будильник на время рассвета, чтобы заснять его и посмотреть. Потом к зданиям добавились природа, животные, другие культуры.

Однако любому творческому человеку нужен наставник. В «ДАШКЕ» мне очень помогла Резеда Хакимовна Ахтямова. Она научила меня творить, опираясь не только на логику, но и на чувства. Для меня произведение искусства и есть симбиоз логики и чувств. Можно задействовать что-то одно, но это не совсем то, чего мне бы хотелось. На практике в Сеуле я работала под руководством архитектора Мун Хуна, благодаря ему, кстати, поняла, что можно быть и архитектором, и художником одновременно. На практике в Роттердаме моим серьезным наставником стал архитектор Морис Нио — руководитель архитектурной студии. Его обучающий подход вдохновил меня творить дальше. В сравнении с занятиями в Казанском университете, это было совсем по-другому.

«На практике в Сеуле я работала под руководством архитектора Мун Хуна (в центре), благодаря ему, кстати, поняла, что можно быть и архитектором, и художником одновременно»

— Чем отличается обучение архитектора в Казани от обучения в Сеуле или Роттердаме?

— У нас часто молодых авторов душат и не дают им даже попытаться мыслить по-своему. С первого по последний курс мне попались два преподавателя, которые унижали студентов как лично, так и публично, такие действия всегда роняли любой авторитет ниже возможного. Был один преподаватель, который мог 30 минут доказывать, почему женщинам не место на архитектурном факультете. Были и очень добрые и отзывчивые учителя, которые давали свободу. На стажировках к моему мнению прислушивались, реализовывали его, общались со мной на равных. Это всегда очень мотивирует.

Наверное, поэтому, когда я сама начала преподавать, то понимала, как нужно, а как нельзя, ведь я столкнулась с разным опытом лично. Конечно, сейчас ситуация улучшается, но еще года два назад в Казани все было совсем зажато. Молодым авторам и вообще всем людям необходимо выезжать за рубеж, учить языки, изучать мир дальше своего города. Общаясь с новыми людьми на другом языке, изучая иные культуры, ты очень расширяешь свой кругозор и сам меняешься. Жаль, что с путешествиями у нас сейчас сложно.

— А как вы изменились после зарубежных поездок?

— Стала более смелой, открытой. И, наверное, перестала бояться своей чудаковатости (улыбается).

«Общаясь с новыми людьми на другом языке, изучая иные культуры, ты очень расширяешь свой кругозор и сам меняешься»

— Какие галереи вы посещали в Роттердаме? Что произвело на вас наибольшее впечатление?

— В музее Боймансаван Бёнингена я впервые увидела живьем инсталляцию Яёи Кусамы «Бесконечная зеркальная комната» (1965) и стала ее частью. Ты будто погружаешься в пустоту (в закрытое пространство), и эта визуальная составляющая рождает звучание. Я была в полном восторге и ходила туда 3 раза. В том же музее меня сразила работа Олафура Элиассона Notion Motion. В помещении около 300 квадратных метров полы покрыты досками, а под ними плескалась вода. Пол скрипел, я бегала по доскам, и мои шаги вместе с движениями воды проецировались на стену. Это было потрясающе и очень масштабно.

Мне повезло оказаться в Роттердаме еще и потому, что после войны архитекторы решили поэкспериментировать и построили там много откровенно сумасшедших зданий. На одной из площадей города находится «Марктхал», спроектированный архитектурной студией MVRDV. Думаю, его авторы вдохновлялись нереализованными идеями советских архитекторов-авангардистов. Это крытый рынок из обрезанной цилиндрической формы, который снаружи является многоквартирным домом. Внутри очень красиво, много вкусных местечек, а на потолке можно увидеть окна выходящих квартир, видны жилые помещения. Я специально ходила мимо «Марктхала» 2 раза в день — когда шла на работу и обратно, иногда каталась на роликах вокруг этого здания, чтобы его почувствовать.

В музее Боймансаван Бёнингена недавно построили шикарное книгохранилище в виде огромной зеркальной чаши с парком на крыше. В Роттердаме есть кубические дома, которые потрясают своей архитектурой и напоминают мне живопись Эшера, вся эта смелость очень органично вписывается в город и подкрепляется эстетикой. В Казани тоже есть смелая архитектура, но иногда мне кажется, что на смелости она и заканчивается. Однако я верю, что столица РТ будет меняться к лучшему и она готова прилагать к этому усилия.

«Пока я «бумажный» архитектор, у меня есть несколько интересных проектов. Я не перестаю трудиться над новыми, но пока нет ничего реализованного именно от меня и моей команды, пока работала только в составе других студий и команд»

«Есть проект музея современного искусства Татарстана с арт-резиденцией»

— Удалось ли вам добиться успеха на этом поприще? На вашем персональном сайте представлены картины, скульптуры, инсталляции, но нет ни одной архитектурной работы.

— Пока я «бумажный» архитектор, у меня есть несколько интересных проектов. Я не перестаю трудиться над новыми, но пока нет ничего реализованного именно от меня и моей команды, пока работала только в составе других студий и команд. Есть проект музея современного искусства Татарстана с арт-резиденцией, где смогут жить не только художники, но и туристы. Обычно все проекты либо черного, либо белого цвета. Также в планах начать реализовывать проекты частных домов. Самое приятное, что, обращаясь к проектированию частного дома, я могу продумать в нем множество вещей одновременно — например, кроме самой архитектуры, дизайн интерьера и предметы искусства. Это невероятно интересно. Я не знала, что окажусь в этой точке.

— А ваша личная дизайнерская студия еще работает? На каких концептуальных основах вы строите свою работу в этой области?

— Я принимаю заказы по графическому дизайну, иллюстрации, дизайну интерьера. Физического помещения пока нет, я временно отказалась от него. Хотела расширять ее весной, но отложила по известным причинам. Возможно, скоро вернусь к этой идее. Сейчас чаще работаю одна, хотя на подхвате есть два помощника. Проект каждый раз рождается индивидуально, но, как правило, люди, обращающиеся ко мне, хотят чего-то яркого, необычного и запоминающегося. При этом мой дизайн достаточно строгий и минималистичный, а не «сумасшедший», как мои картины. Мне нравится сотрудничать с «Домиком хоббита», с которым мы разрабатывали упаковки сладостей и рекламные баннеры для улицы Баумана. Было интересно работать над обложкой и иллюстрациями для книги Мориса Нио по архитектуре. Также я оформляла афиши, бренды и интерьер, сделала обложку для альбома белорусской группы участников «Евровидения» Naviband.

«Мне нравится сотрудничать с «Домиком хоббита», с которым мы разрабатывали упаковки сладостей и рекламные баннеры для улицы Баумана»

— Сейчас у вас в приоритете искусство. Когда именно вы почувствовали себя художником?

— 7 лет назад после персональной выставки в «Штабе» (резиденции креативных индустрий — прим. ред.). Это было неожиданно и прикольно. Спустя несколько лет, после выставки в Галерее современного искусства «Шум города», я специально провела в «Штабе» еще одну выставку, чтобы зафиксировать время, отдать дань пространству и людям, которые меня направили. Такую вот создаю романтику.

В этом году я окончила живописные курсы при Казанском художественном училище имени Фешина. Хотелось еще больше узнать об академической живописи и понять, провести экспериментальное исследование о том, может ли художественное образование «убить» художника. (Особенно из КХУ меня часто спрашивали, как придумывать «свое» в условиях жесткого академизма.) Ради эксперимента и исследования даже устраивалась на работу поваром, так что все это для меня очень важно. Как видите, я жива (смеется), но училась на курсах всего полгода и не могу судить о ситуации объективно. Скажу одно: с любым давлением можно бороться. 

— Необходимо ли художнику профессиональное образование? Сегодня в современном искусстве есть много талантливых самоучек.

— Смотря кому. Оно может и помогать, и мешать. Ведь искусство — это не только техника, но и мысль, рассуждение, идея. Не считаю, что каждый художник обязан закончить художественное училище и академию. Он должен сам понять, нужно ему образование или нет. Тем более современное искусство вообще не предполагает того, что человек должен уметь рисовать.

«Было интересно работать над обложкой и иллюстрациями для книги Мориса Нио по архитектуре. Также я оформляла афиши, бренды и интерьер, сделала обложку для альбома белорусской группы участников «Евровидения» Naviband»

«Для меня «красиво» иногда не значит «идеально»

— В целом современная казанская живопись возвращается к реализму, так как на него выше зрительский спрос. У вас же в приоритете часто оказывается внешняя абстрактность, коллажность и даже сюрреалистичность. Сознательно стремитесь преодолеть эту тенденцию?

— Не сознательно. Подростком я приходила со своими картинами в галереи города, там говорили, что возьмут работы, только если я буду делать их в стиле реализма. Помню, что мне советовали отправиться в Европу. Вот и отправилась, вот и вернулась. Если художник будет подстраиваться под то, что понятно и интересно зрителю, куда он вообще сможет прийти? Я люблю эксперименты. Однажды на персональной выставке у меня было несколько инсталляций, я специально не подписывала их в выставочном пространстве, чтобы зритель (если захочет) остановился, подумал, что такое инсталляция, какой она может быть. Почему это инсталляция, а это не инсталляция.

Мне нравится, что мы все такие разные, у каждого из нас свой жизненный опыт и свой сет внутренних символов, поэтому на одни и те же вещи мы смотрим по-разному. Можно облегчить человеку жизнь, дав аннотацию, но тогда он, может, и не прочувствует работу с позиции себя, своих эмоций и лишится уникального опыта. Я за то, чтобы зритель сам исследовал искусство и больше был ребенком. Любознательность — классная черта, она помогает выживать в тяжелые времена.

Изучая произведение искусства, мы можем проецировать его на свою жизнь. Первыми всегда приходят эмоции, например «нравится – не нравится», «радостно – грустно». А уже потом человек, если хочет, начинает анализировать. Можно остановиться на эмоциях, и это тоже хорошо. Иногда под настроение мы хотим пофилософствовать, а иногда — нет, и ограничиваемся чем-то легким, простым. Мои работы можно воспринимать и так и сяк. Наверное, поэтому они похожи на людей.

«Первыми всегда приходят эмоции, например «нравится – не нравится», «радостно – грустно». А уже потом человек, если хочет, начинает анализировать»

— Одно из ваших любимых выразительных средств — цвет. Вы используете яркие краски, неожиданные контрасты и, кажется, боретесь с устоявшимися законами эстетики. Это так?

— Есть циклы, где я стремлюсь к гармонии цвета, но в одной из серий — «Эстетика» — сознательно переворачиваю эстетические законы. В основе каждого полотна лежит сюжет, идея, кадр из жизни, истории или текста, часто я использую аутентичные текстуры, сплетаю «старое» и «новое». Последняя картина, «Звонок», даже у меня вызывает противоречивые и противные чувства. С точки зрения эстетики она реально «не очень» — все эти броские сочетания розового и зеленого, нетривиальные формы, нарушающие структурную гармонию… Но при этом ощущается интересное противопоставление и рождается странная неидеализированная эстетика, похожая на жизнь.

— Можно ли в ваших картинах провести грань между красотой и уродством? Что для вас красиво, а что нет?

— Эта грань не может быть четкой. Ведь что есть «красиво»? С какой точки зрения — дизайна, архитектуры, живописи? У каждого человека свое чувство прекрасного, и оно формируется под влиянием разных вещей. Для меня «красиво» иногда не значит «идеально», а иногда оно должно быть таким. Например, в «Звонке» есть своя гармония, даже, казалось бы, в отсутствующей гармонии цвета.

«У каждого человека свое чувство прекрасного, и оно формируется под влиянием разных вещей. Для меня «красиво» иногда не значит «идеально», а иногда оно должно быть таким»

«Детям и взрослым полезно читать сказки»

— Вы одна из главных казанских художниц и дизайнеров-анималистов. Повлияли ваше увлечения, путешествия по Африке или, может быть, детские хобби?

— Все вместе. Раньше поводом для путешествия могло стать здание, теперь — животные и природа. Я поистине влюблена в коралловый риф и его обитателей. Безумно нравится смотреть за тем, как они живут, я бы хотела жить там, где могла бы постоянно этим заниматься. Могу доехать до деревни Кизимкази в Танзании, потому что там живут дельфины. Я ездила на остров Себу, чтобы под водой встретить 10-метровых китовых акул. Мне нравится наблюдать за явлениями природы, за дождем, солнцем, небом, всем, что меня окружает. В детстве я любила смотреть передачи о животных, да и сейчас люблю их. Дома у меня жила кошка, также я всегда хотела собаку — два года назад она у меня наконец появилась. Как-то в детстве, когда мне не хотели покупать собаку, я завела черную мохнатую гусеницу. Много времени проводила в наблюдении за муравьями.

Часто животные на моих полотнах — это символы, люди, аллегории. На картине «Животные» пересекается и работает как одно пространство несколько горизонталей — суши, воды и неба. В картине замерло всем известное противостояние добра и зла (того, чего не существует на самом деле), а также белая птица, символизирующая свободу, водоем с существом, напоминающим зайца, который пытается абстрагироваться от добра и зла. 

— В детстве вы мастерили игрушки животных и зашивали в них себе послания. Расскажите о самых необычных записках из прошлого и о том, как они помогают вам сейчас.

— У меня есть только одна такая записочка. Я зашила ее в ежике и в прошлом году по этому детскому образцу была создана гигантская инсталляция «Жираф в лесу» для выставки «Точка отсчета» в «МЕГЕ». Пока я не готова раскрыть того, что там написано, но, вскрыв записку, поразилась, как мы 10-летние похожи на нас нынешних. Часто детей не воспринимают всерьез, и зря: они очень умные. Детство остается с нами навсегда. А тот ежик внешне очень похож на мою собаку.

Гигантская инсталляция «Жираф в лесу» для выставки «Точка отсчета» в «МЕГЕ»

— Многие ваши картины и инсталляции основаны на переплетении русских народных мотивов и сказок, для Казани это опять-таки редкость. Почему вы к ним обращаетесь?

— Я люблю сказки. Это тоже дань детству: благодаря сказкам я научилась читать. Дедушка, читая мне на ночь, всегда засыпал под конец. Меня пятилетнюю это злило — я не понимала, чем закончилась история. Освоив азбуку, я начала брать в домашней и городской библиотеке (она была на первом этаже дома) сказки — русские, татарские, европейские. Они меня вдохновляли. Я уверена, что детям и взрослым полезно читать сказки. Летом написала свою сказку в абстрактном стиле, хочу издать ее на русском и татарском языках. Это история о Черном жирафе и других обитателях (животных), живущих в мире абсурда. Сейчас работаю над текстом и делаю к нему иллюстрации.

— При этом зрителю непросто уловить в ваших работах национальные татарские мотивы.

— Они есть, но я хочу, чтобы их было больше. А еще планирую восстановить свой литературный татарский, до 9-го класса он у меня был очень сильным. Недавно хотела пойти на курсы, но не нашлось подходящего времени, а онлайн-занятия не для меня — хочется полного погружения. Люди, которые сегодня изучают татарский язык, помогают его сохранить. Жаль, что с каждым годом мы все больше забываем родной язык, я тоже виновата в этом и хочу все исправить.

«Однажды я пронесла свою картину на выставку Бэнкси в музей современного искусства Moco Museum в Амстердаме, сфоткала и после этого продала. Это был восхитительный эксперимент»

«Зачастую я не знаю, что происходит с моими работами после покупки»

— Вы уже выставлялись в Казани, Саратове и Москве, мечтаете делать выставки по всему миру. Уже есть какие-то подвижки в этом направлении? Посылали ли вы свои работы на онлайн-конкурсы, контактировали ли с крупными российскими и западными галереями?

— Я двигаюсь в этом направлении. К одной из своих картин — «Сад Бестиарий» — я подошла с позиций дизайна, это был эксперимент, о котором не знал даже ТСХР (творческий союз художников России — прим. ред.). Вся работа над текстами и подход, по которому создавалось полотно, ставят вопрос: что есть искусство и какие принципы (подходы) могут его формировать? «Сад Бестиарий» отличается от других моих работ. Я создавала его по принципу дизайнерского подхода с примесью маркетинга. И все получилось даже лучше, чем предполагалось. Люди озвучивали эту картину, разговаривали с ней так, как это было задумано. Я намеренно разделила на целевые аудитории каждую линию, на которой находился персонаж, и сделала так, чтобы он триггерил определенного человека из определенного времени. Человек, выросший на «Шреке», кричит: «Шрек!» Его триггерит, ему знакомо, ему спокойно. Картина объездила несколько городов России, но без меня, поэтому это было не так ощутимо, что у меня проводились выставки в других городах. Возможно, в следующем году я расширю географию выставок, но хочу к этому основательно подготовиться. Пока занимаюсь другой работой.

— У кого из известных коллекционеров есть ваши работы?

— В основном мои работы приобретают обычные люди, а не коллекционеры. Последнюю картину, «Здесь нет никакого смысла», купили на подарок начинающему коллекционеру. Мне так сказали, не знаю, кто это. Однажды я пронесла свою картину на выставку Бэнкси в музей современного искусства Moco Museum в Амстердаме, сфоткала и после этого продала. Это был восхитительный эксперимент. В ноябре впервые поучаствую в аукционе в Самаре от галереи «Виктория». Другую мою картину — «Русалка» — приобрела английская галерея. Зачастую я не знаю, что происходит с моими работами после покупки. Это печально, стараюсь просить фотоотчет, не хватает времени для этого.

Сейчас поставлять картины за рубеж стало еще сложнее. У меня есть коллекция тиражных открыток, которые я реализую уже 7 лет. Раньше они продавались даже в Роттердаме, но сейчас есть только в Москве и Казани, в частности в галерее «БИЗОN».

«В основном мои работы приобретают обычные люди, а не коллекционеры. Последнюю картину, «Здесь нет никакого смысла», купили на подарок начинающему коллекционеру»

— Ваша последняя по времени выставка была в июле в Национальной библиотеке РТ, следующая состоится в 2023 году. Над чем вы сейчас работаете?

— Работа над книгой отнимает много времени, потому что в этом деле я еще настоящий новичок, хотя первые свои стихи и рассказы начала писать примерно в 12 лет, и, если раньше мне нравился жанр детектива или драмы, сейчас это сказки. Параллельно работаю над несколькими картинами, над небольшим обучающим курсом по моей авторской технике коллажа, благодаря которому человек сможет лучше понять себя, он сможет создать собственные произведения, наполненные будто бы записью его жизни, научиться рассказывать свои или любые другие истории необычным инструментом.