Юлия Зиганшина: «Петь с отдачей надо и для жующей публики»

Юлия Зиганшина

«ОНА ПЕРВОЙ УВИДЕЛА «МОАБИТСКИЕ ТЕТРАДИ»

— Юля, насколько я знаю, вы очень дорожите своей семьей, своими корнями. Хотелось бы подробнее узнать, например, о вашей легендарной бабушке.

— Родом я из Казани, я точно, например, знаю, что прадед мой жил в этом городе, так что мы коренные казанцы. Моя бабушка была первой дочерью в семье, родной сестрой народной артистки РФ Рашиды Зиганшиной. Выходит, я ее внучатая племянница. Бабушка была человеком очень творческим, она и писала, и музицировала, одну ее пьесу даже ставил самодеятельный татарский театр. Но судьба ее так сложилась, что она была военным переводчиком, и в 50-е годы именно в ее руки попали «Моабитские тетради» Мусы Джалиля. Она первая перевела их на русский язык. Тетради, естественно, были написаны на татарском, они пришли в Казань, тогда было неизвестно, что в них написано, поступки Мусы Джалиля до конца были еще непонятыми. Бабушка сделала первый подстрочник. Это такая история, которая трогает мою поэтическую душу.

— А что бабушка вам об этом рассказывала?

— Нет, она ничего не рассказывала, она говорила об этом вскользь. Бабушка была человеком закрытым, она мало что рассказывала о своей работе. Она была суровым человеком. Об этом факте мы мамой узнали совершенно случайно и были просто поражены, поскольку мы-то люди эмоциональные.

— А ваши родители, они чем занимались?

— Моя мама по первому образования инженер, по второму — журналист. До недавнего времени она занималась журналистикой, она универсальный человек, и журналист, и корректор, и редактор, и дазайнер, а еще она пишет стихи. Она как раз человек эмоциональный и открытый. Мои родители в разводе, и в моей жизни случилась такая «Санта-Барбара», потому что папу я не видела с 10 лет. И вдруг через 20 лет раздается телефонный звонок, и папа вновь появляется в моей судьбе. Он живет в Самаре и очень интересно нашел меня. Был Грушинский фестиваль, там продавали кассеты, это было еще время кассет. И ему сказали: «Купи кассету, кажется, там записи твоей дочери». На этой кассете был контактный телефон нашего музея Боратынского, папа позвонил туда, узнал мой телефон и перезвонил. С тех пор, уже больше 10 лет, мы общаемся, и я очень рада, что в моей жизни появился папа. Он оказался очень интересным человеком, и, не видя его столько лет, я обнаружила, что мы невероятно похожи. В каких-то жизненных позициях и принципах я абсолютно его дочь, при этом оставаясь дочерью мамы. У папы замечательная семья, прекрасная жена, все мы дружим, и мама к этому позитивно относится. Когда бываю в Самаре, всегда останавливаюсь у папы.

— Что из семьи родителей вы взяли в свою семью?

— У нас семейная история очень сложная, у нас в роду все женщины сильные, даже чересчур. Потому личная жизнь и у бабушки, и у мамы не складывалась. Но, узнав папу, я увидела, что мама и папа — они абсолютно одинаковые. Так что шансов быть вместе у них не было. Они очень сильные оба по энергетике. Мама молодец, несмотря на эту силу, она меня, мне кажется, правильно воспитала в том смысле, что мужчина в семье главный. Эти наставления помогли, и мне кажется, что я гибче, чем мама и бабушка.

— Как вы познакомились с будущим мужем?

— Очень интересно познакомились. Я играла когда-то в казанской группе «Уленшпигель», что делаю и сейчас иногда, а Алексей был другом этой группы, он жил в Москве. Мы были в Москве на записи, он приехал в студию, и мы познакомились, стали общаться, потом вместе записывать альбом его песен.

— И он переехал в Казань?

— Да, когда мы поженились, переехал. Как правило, бывает наоборот. Наши чувства с Алексеем выросли из дружбы, из сотворчества.

«В КАЗАНИ МОЖНО НИКОГО НЕ ОТТАЛКИВАТЬ»

— А не было у вас желания переехать в Москву, там ведь пробиться проще?

— Проще. Но ни тогда, ни сейчас я не чувствую в себе сил для переезда. Москва — город очень жесткий. Может быть, это моя слабость. Иногда, может быть, и есть сомнения, но, с другой стороны, надо понимать, какие цели ставишь в жизни. Если пробиться и добиться популярности, то надо ехать в Москву. Но в Казани больше возможностей для медленного, но при этом верного развития, здесь все можно делать не суетясь, никого не отталкивая и не расталкивая.

— Говорят, что у вас любовь к романсу началась с фильма Эльдара Рязанова «Жестокий романс», это так?

— Да, это были романсы в исполнении Валентины Пономаревой. Тяга к романсам у меня, конечно, была и раньше, но так почему-то получалось, что я никогда ни один романс не могла выучить наизусть. Я легко учила любые тексты, но романсы у меня «не ложились». Наверное, на тот момент это было для меня что-то чуждое, непонятное. И так сложилась, что любовь к старинному романсу пришла ко мне через современный романс. В этом фильме звучат современные романсы в исполнении Пономаревой, думаю, что именно ее исполнение меня так развернуло к этому жанру. Я помню эту свою гонку за пластинкой, которая мне была нужна непременно, потому что я уже решила, что буду это петь, учить слушать. И потихоньку с этого момента началась моя дружба с романсом.

— Как я понимаю, музыке вы до этого учились?

— У меня первое образование музыкальное, я виолончелистка, закончила училище, но это классическое образование. Классическая музыка и романс — это очень разные вещи. Романс впитывает в себя многое, и театр в том числе, и мелодекламацию, это иное направление в музыке. Классическое образование — оно другое, но если бы я не имела его, мне кажется, я бы не смогла петь.

— Юля, но интрига романса чаще всего — это любовные переживая. Редко когда романс бывает о счастливой любви. Они есть, но доминирует минор. Я понимаю, что у вас, слава Богу, все в жизни хорошо. Откуда я вас знания об этих переживаниях?

— Мне кажется, петь о том, что ты пережил, намного труднее. Если ты поешь о реальных чувствах, лучше будет, если они уже «отойдут подальше». Их нужно пережить. Петь об этом сразу же невозможно. Об актуальных чувствах петь невозможно, но это сейчас и происходит на нашей эстраде. Человек упивается в своих чувствах, он весь в них, но эти эмоции не преодолевают рампу. Чтобы передать чувства, ситуацию нужно отработать. У меня в жизни был такой опыт, это была программа, посвященная Шульженко и Герман. Когда мы первый раз показывали эту программу, все прошло замечательно, пока я пела репертуар Шульженко. Когда я перешла к песням Анны Герман, мне казалось, что все хорошо, что я сейчас расскажу об этих чувствах. На видео я потом обнаружила, что упиваюсь этими чувствами, а наружу выходит менее половины эмоций, которые я бы хотела передать. Потом я уже провела работу над ошибками. Эти чувства надо переварить, если поешь песню и тебя душат слезы, то есть опасность, что все, что в тебе сейчас происходит, ты зрителю не отдашь.

— Ну это как раз по Станиславскому, который говорил, что плакать должен не актер, а зритель.

— Те чувства, о которых я пою, я их, слава Богу, не пережила, но у артистов работает «память сердца», опыт предыдущей жизни, если хотите, наблюдательность. Просто сердце должно работать.

«МНЕ ВАЖНА СВОБОДА»

— Такой неделикатный вопрос: вы свободный художник?

— Не совсем. Я работаю в КФУ на кафедре русского языка как иностранного и веду спецкурс по русской песне. Я уже много лет там работаю, и там лежит моя трудовая книжка. Естественно, что прожить на зарплату преподавателя трудно, но я еще концертирую. Не могу сказать, что это заработок плохой, нет. Слава Богу, есть возможность зарабатывать. Дело в другом — когда будет концерт, я этого не знаю. Я могу в течение месяца почти каждый день выступать, а может быть абсолютно пустой месяц. Лето, например, пустой период. Не знаю, зависит ли от моей воли эта регулярность, возможно, надо делать какие-то шаги.

— А нет желания пойти работать в филармонию?

— У меня было такое желание раньше, но как-то не сложилось, не сумели мы договориться с городской филармонией. У любой работы есть свои плюсы и минусы. Работа — это обязательства, а мне важна свобода. Я помню случай, когда у нас был салон романса, у нас выступала одна замечательная певица, и она сказала, что перед тем, как дать согласие на выступление, она должна была спросить разрешение на работе. Я поняла, что если я перед каждым концертом буду брать разрешение на выступление, то меня это не устроит.

— Вы много гастролируете, даже выступали в Америке, что это была за поездка?

— Это был не тур, а фестиваль, на которой меня пригласили. В Америке есть много разных фестивалей, и среди них есть самый большой, на который меня и пригласили. Он очень своеобразно устроен, это своего рода ярмарка певцов, артиста туда могут пригласить один раз в пять лет и на него должны посмотреть импресарио. Все это проходит недалеко от Нью-Йорка, я туда прилетела, все сложилось очень хорошо, но проблема была в другом. Я не совсем формат в бардовской песне. Мне не нужны домашние концерты, как в основном бывает в бардовской песне. Мне нужны большие залы. Но такого человека, организующего концерты в болших залах, среди людей на фестивале не было. Будет — хорошо, пригласят. Не будет — ну и не будет.

— Эти домашние концерты, они для русскоязычной публики?

— Да. Хотя иностранцы не очень заморачиваются в смысле текста. Они слушают голос, музыку. Получают от этого удовольствие. Не знаю, как сложится с Америкой, я просто рада, что там побывала, а время покажет.

«ЛЮБЛЮ ЗАЛЫ, ГДЕ МЕНЯ ЖДУТ»

— Сколько дней в году вы гастролируете?

— Трудно сказать, думаю, что большую часть времени все-таки провожу в Казани. Хотя поездок много.

— Есть в Казани любимые залы?

— Я люблю выступать там, где меня хотят слушать. Дай Бог, чтобы в этом месте была хорошая акустика. Сейчас в Казани, к счастью, с аппаратурой все хорошо. Сложный зал у нас — ГБКЗ, когда рассчитывали акустику, имелись в виду оркестр, хор и орган. И они там звучат замечательно, но солисты.... Особенно то, что связано с текстом. Там нужно дикцию отрабатывать на 300 процентов. Там текст непонятен ни у певцов, ни у ведущих. Если я пою в ГБКЗ, то знаю, что это надо делать иначе, чем в другом зале. А что касается любимых залов, люблю НКЦ «Казань», Дом актера.

— А любимые места в городе? Вы на какой улице выросли?

— На Карла Маркса, 49. Остановка «Улица Гоголя». Это до сих пор мои любимые места, скучаю по ним, прохожу мимо и стараюсь заглянуть во двор, но там сейчас стоят железые ворота, и не каждый раз можно туда попасть. Вообще люблю ходить по казанским дворам. Я, наверное, все-таки советский человек и скучаю по тому времени. Слава Богу, сейчас в интернете можно найти много старых открыток и фотографий, меня все это очень трогает. И очень я радуюсь, когда в Казани можно бывает сохранить какой-то старый дом. Очень жду, когда после реставрации откроется усадьба Боратынских. Это мой любимый музей.

— Почему?

— Мне кажется, это единственный в Казани подобный уголок позапрошлого века, я там начала петь романсы. Моя первая программа прошла там. С тех пор и впредь буду петь в этом доме часто.

— Но там крошечный залик...

— А что делать? Сейчас мы ждем, когда после реставрации откроется сам дом, и мы все туда переедем. Более того, когда мы отмечали 180 лет со дня приезда Пушкина в Казань, набилось столько народа, что мы во флигеле просто не поместились. И мы приняли решение, что все идем в этот еще не отреставрированный дом, и вся программа шла там, а зрители просто стояли. Так что первая программа там уже прошла.

«В ДИСК МЫ ВПИХНУЛИ 26 ПЕСЕН»

— Ваш репертуар — это старинные романсы? Ведь сейчас романсы практически не пишут.

— Пишут, но мало. Я пою еще и лирические песни, мой муж, например, романсы пишет. Я пою и песни ретро, у меня недавно вышел новый диск — это мировые хиты в переводах на русский язык. Не все песни всемирно известные, но очень красивые. В этот диск мы впихнули 26 песен.

— Как я понимаю, ваш кумир — Валентина Пономарева?

— Как сказать... Я стараюсь не творить себе кумиров. Не люблю фанатизма. Пономарева — это женщина, которую я обожаю. Я обращаюсь к творчеству трех женщин — Пономаревой, Брегвадзе и Шульженко.

— А вы знакомы с романсовым творчеством русских эмигрантов?

— С некоторыми да.

— Например?

— С творчеством Алеши Дмитриевича. Этот человек, который меня просто поразил, когда я его услышал. Это такая школа!

— А его сестра Валя Дмитриевич?

— Немного меньше. Конечно, она была колоритная. Есть люди, которые сыграли огромную роль в развитии жанра романса, они раздвигали рамки, но были аккуратны. Потому что еще один шаг — и свалишься в пошлость. Грань в романсе зыбкая. Алеше Дмитриевичу это удавалось, его последователям — нет. Я нечасто слушаю эмигрантов, Боже упаси, я никого не осуждаю за отъезд, но... Когда я была на фестивале в Америке, на этом же фестивале был Александр Городницкий. Его там спросили: «А у вас никогда не было желания уехать из России?» На что он ответил: «А как я буду смотреть в глаза своим зрителям?» Меня так это удивило и поразило, это было так неожиданно.

— Ваш слушатель — это кто?

— Больше это все-таки слушательница. Мне кажется, что это люди, которым «за...». Я имею в виду не возраст, а опыт, по-моему, романсы — это все-таки вид искусства для людей, которые в этой жизни уже что-то поняли и почувствовали. Хотя у всех людей это происходит в разное время. Кто-то понял в 15 лет, а кто-то и в 60 не понял. Но в среднем такое понимание приходит после 30 лет. Но у меня есть в числе моих потрясающих слушателей есть замечательная пара: это Ольга Иглина — председатель клуба любителей оперы нашего театра и ее супруг. Когда я выстраиваю репертуар, когда я представляю, как буду петь для публики, мысленно вижу их. Я словно обращаюсь к ним, они всегда в зале. Мне повезло, что у меня есть такие слушатели. Конечно, зритель бывает разный, я не претендую, чтобы нравиться всем, но те люди, которые пришли не просто послушать, а сопереживать, у которых есть интерес к романсу, они для меня самая интересная публика.

«ДОЛЖЕН БЫТЬ ФЕСТИВАЛЬ ИМЕНИ АРШИНОВА»

— В свое время в Казани был очень сильный клуб самодеятельной песни — Стас Аршинов, Владимир Муравьев, другие интересные люди. Что сейчас происходит с клубом?

— К сожалению, там не все хорошо. Ушел Стас Аршинов, это большая потеря для города, для авторской песни, потому что он был лидером, который вел за собой огромное количество исполнителей. Был клуб «Апрель», всемирные слеты бардов, Аршинов сделал великое дело — он перезнакомил бардов мира, они до сих пор общаются. Аршинов расширил границы. Сейчас есть другой фестиваль, он организовался параллельно, это «Поющий берег». Его организаторы живут в Германии и организуют фестивали каждый год в новой стране. Как там все проходит, не знаю, на этом фестивале не была. В Казани с этим сложнее, у нас нет пока личности, которая была бы авторитетной, с одной стороны, и достаточно обладающей энергетикой и финансовыми возможностями — с другой. Стас был таким.

— А вам не хотелось бы самой этим заняться?

— Нет, этому надо посвятить жизнь, бросить концертировать. Мне кажется, что Стас столько сделал, и мы должны его помнить. По-моему, в Казани должен быть клуб его имени, фестиваль его имени. Но нет человека, который бы этим занялся. В том, чту нас сильные барды в Казани, — в этом наша сила и наша слабость. Они концертируют и не могут заниматься ничем другим. Совмещать невозможно, Стас же совмещал, у него были, конечно, какие-то еще дела в этой жизни, но он мог успевать все. На его похоронах был огромный венок от клуба «Рубин», Стас принимал участие ив жизни этого клуба. Мой муж ходит на футбол, и он видел на фанатской трибуне растяжку со словами «Прощай, Стас!». Это был человек невероятных масштабов, в его жизни было много чего, он не мелочился никогда, но был внимателен к мелочам. Ни одну мелочь он не упускал. И он был невероятным генератором идей, он не мечтал, а ставил цели. После его очередной порции идей мы ему говорили: «Нет, это невозможно!» У него все сбывалось, все происходило, все идеи воплощались в жизнь.

«ИСПЕКЛА ШАРЛОТКУ И ПОПАЛА НА КУЛИНАРНЫЙ САЙТ»

— Ваш ребенок, ему сколько лет?

— 10 лет моей дочке, скоро 11 будет. Она занимается музыкой и играет в любопытном театре. Он при детском ботаническом саду, в нем есть экологический театр «Радуга», там ставят спектакли про зверушек, про растения. От нас театр далековато, но дочка очень захотела там играть. Соня знает все роли в спектаклях, но она лишена звездности.

— Насколько я знаю, вы не только пением занимаетесь, у вас есть еще и интересное хобби.

— Я очень люблю декорировать вещи, состаривать их. Что-то смотрю в интернете, что-то в журналах. Красить аккуратно у меня не получается, я что-то подтираю, и этот стиль состаривания вещи выходит. Декорирую подносы, ключницы, зеркала...Это меня увлекает, хотя требует времени и сил.

— Насколько я знаю, вас однажды одевал Вячеслав Зайцев.

— Да, была такая история. Я стала лауреатом конкурса «Романсиада», а конкурс каждый год выпускает большой календарь, на каждом листе было фото какого-то лауреата. Нам сказали, что надо приехать на съемки в Москву. Съемка проходила в Доме моды Зайцева на проспекте Мира. Но я все еще не понимала, что этим будет заниматься сам маэстро. Я села к гримеру, и вдруг вбегает Зайцев. На каждого посмотрел, подошел ко мне и сказал: «Волосы назад, осень». И все. Мне открыли лицо, накрасили в осенние цвета, сделали прическу с косичками. Зайцев снова прибегает и говорит: «Нет, не то, уберите косички». И мне сделали четыре косы и уложили в пучок. Всем девочкам, а они были фигуристые, он раздал свои платья. Моя фигура не подходит под стандарты, свое платье я не хотела уже надевать и надела только корсет и нижнюю юбку. Зайцев говорит: «Хорошо, у меня как раз только что пришла новая ткань». И, как в «Алых парусах», начал отматывать ткань и обматывать меня. Это было удивительное чувство, я была картиной в его руках. Он бегал, смотрел, что-то поправлял. Получилась красивая фотография. Как будто это уже была не я, а какое-то произведение искусства.

— А сейчас кто делает концертные платья?

— Мне долгое время шила костюмы женщина, у которой это хобби. Но она архитектор и понимает в чертежах. Сначала мы с ней все это обсуждали, но потом я просто приносила ткани, и она делала то, что нужно. Большинство ее костюмов я ношу. Сейчас я работаю с художницей Людмилой Волковой. Но я в поиске, не останавливаюсь, буду искать еще что-то. С какого-то момента мне стало не страшно экспериментировать. Если не стоит вопрос жизни и смерти, мне в этой жизни уже ничего не страшно, это прекрасное ощущение свободы.

— Когда вы выходите на сцену — это драйв?

— Конечно! Страха нет. Есть волнение. Подпитывают залом. Иногда волнуюсь, что забуду слова.

— А были такие случаи?

— Были, но как-то с годами я научилась быстро реагировать, подставлять что-то. Многие артисты поют с подсказками, я не скажу, что никогда так не сделаю, но буду держаться до конца. Когда человек поет с текстом, я ему меньше верю. Пропустил ли он все это через себя?

— Есть романс, про который бы вы сказали: «Вот это про меня».

— Пожалуй, нет. Мне кажется, таких романсов нет вообще, романс затрагивает одну сторону души. Настроение артиста переменчиво.

— Вам приходится петь на VIP-корпоративах?

— Конечно.

— И что там люди слушают?

— По-разному. Они тоже живые люди, романсы слушают, и бардовскую песню, и ретро. Это же наши люди, они выросли в нашей атмосфере.

— А как петь перед жующей публикой?

— Пою. Мне кажется, что это нисколько не унижает артиста. Вот когда артист говорит, что он перед жующей публикой может спеть спустя рукава, а вот на концерте он уже соберется, вот этим он себя как раз и унижает. Жует публика, не слушает, но петь надо так, как на самой большой сцене.

— Среди концертирующей публики в Казани есть борьба за зрителя?

— Сложно сказать. Борьба есть не среди наших артистов, а среди артистов вообще, потому что Казань настолько забита концертами, например, в месяц может быть 7 - 8 концертов романсовых. Это безумное количество. Есть меломаны, которые ходят на все концерты, но их меньшинство, люди все равно вынуждены выбирать. Это не казанская проблема, а проблема шоу-бизнеса в целом.

— При вашей загруженности вы еще и в кулинарную книгу умудрились попасть, это как?

— Я люблю готовить, не могу сказать, что готовлю много блюд, но то, что я делаю, это бывает вкусно. Люблю варить суп — тыквенный, рассольник. Однажды я была в Италии, и женщина, которая нас пригласила, профессор из университета Пармы, переводчица, у нее есть кулинарный сайт. Будучи у нее дома, я обмолвилась про шарлотку, она заинтересовалась. Я шарлотку испекла, она всем понравилась, и наша хозяйка выложила мой рецепт на своем кулинарном сайте. В кулинарии все написано для нас, надо только все аккуратно воплотить, не навредить.