«Набравший денежную силу Китай начинает пытаться вести себя как второй мировой гегемон — достаточно вспомнить инициативу «Один пояс — один путь» Фото: pixabay.com

Разве не говорит легенда: «И слово его приносит смерть тем, кто будет противостоять истине»?
Ф. Херберт, «Дюна»

О ТОРГОВОЙ ВОЙНЕ ЗАГОВОРИЛИ В НАЧАЛЕ 2018 ГОДА С ПОДАЧИ ИМЕННО ЧТО ТРАМПА

В истории мира уже случалось так, что по слову одного из его владык — да даже необязательно и владык — происходили тектонические сдвиги. Речь, понятно, не об объявлении той или иной войны, не написание зажегшей сердца книги, это как раз дело-то в некотором смысле привычное. Речь о слове. «Те, кто любит меня — за мной», — говорит Жанна из Домреми, алая дея войны, и воспрявшая Франция гонит прочь британцев. I have a dream, — произносит Мартин Лютер Кинг, и на выходе получается активнейшая эмансипация черного населения США. «Жребий брошен», — заявляет Гай Юлий Цезарь, переходит реку Рубикон, и эти слова оборачиваются гражданской войной в Риме. Примерно это же мы увидели после того, как неделю назад, 5 мая, президент США Дональд Трамп посредством «Твиттера» сообщил urbi et orbi о грядущем уже через пять дней повышении таможенных тарифов на продукцию КНР, которое и произошло, — и о его последствиях мы сегодня и поговорим.

Напомню историю вопроса.

О торговой войне заговорили в начале 2018 года с подачи именно что Трампа. Он внезапно обнаружил, что США в торговле со всем остальным миром имеют весьма существенный дефицит (по итогам 2018 года он почти достиг $900 млрд), иначе говоря, что США покупают гораздо больше, чем продают сами, платя твердым долларом, залезая в долги и так далее. Более того, его стремление выправить эту ситуацию поддержал американский электорат. Торговый дефицит США с внешним миром, обычно воспринимаемый патриотической общественностью этого мира как «мы продаем наши товары и наши ресурсы за резаную бумагу» и «весь мир кормит американских дармоедов», он умудрился продать этом своему электорату как «они жируют за наш счет». При этом вся эта риторика не была пустым популизмом — за обещаниями выправить ситуацию последовали активные действия: повышение пошлин для различных стран и различных видов товаров, равно как и переговоры разной степени агрессивности с полученными планами и обещаниями покупать больше американских товаров, вернуть обратно вынесенные из США производства и так далее. Но здесь проблемным оказался китайский вопрос: на ситуацию с торговым дисбалансом наложилось общемировое восприятие Китая как растущей (в отличие от якобы угасающих США) сверхдержавы, способной поспорить с американским гегемоном. Мир с интересом (и некоторой опаской) стал ждать развязки ситуации.

Вообще говоря, торговый дефицит у развитой страны при торговле с развивающейся есть явление совершенно нормальное и естественное. Механизм этот понятен и описан неоднократно: производство переносится из развитой страны в развивающуюся, после чего имеет с этого все выгоды — сниженные издержки на оплату труда (рабочим в развивающейся стране можно платить куда меньше денег), либеральное экологическое законодательство, простой вывод прибыли. Конечный товар при этом получается заметно дешевле и продается обратно на богатый рынок развитой страны. При этом у само́й развивающейся страны по определению нет достаточно денег для того, чтобы закупить для себя в развитой стране эквивалентный по сумме набор товаров. Некоторые закупки, конечно же, идут, но они в значительной мере являют собой инвестиции в технологии, предназначенные для того, чтобы сохранять свое выгодное положение относительно прочих развивающихся стран, которые, увы и ах, постоянно бодаются между собой, конкурируя за внешнее внимание.

ПОТЕРИ БЫЛИ И «С ПРОТИВОПОЛОЖНОЙ СТОРОНЫ»

Здесь, однако, есть определенный нюанс, связанный с ключевой особенностью Китая — его величиной. Если в удельном отношении Китай экономически довольно слаб, подушевой ВВП там в 8 раз меньше американского, то в валовом отношении эти две экономики, безусловно, вполне сравнимы между собой. Китай уже более 30 лет является основной мировой фабрикой, он принимает производства со всех концов света, он продает товары и наслаждается торговым профицитом, он накапливает деньги, он инвестирует в производственные мощности; он, накопив достаточно резервов, пытается занять лидирующие позиции в том, что видится «технологиями завтрашнего дня», в частности в искусственном интеллекте. Обобщая, можно сказать, что Китай всеми способами пытается избавиться от своего «проклятья» развивающейся страны. Путь взаимодействия с развитым миром, когда-то бывший магистральной дорогой в модернизацию и уходом от архаики, теперь видится как гиря на ноге. Кроме того, набравший денежную силу Китай (еще раз напомню о сравнимости валовых размеров экономик КНР и США) начинает пытаться вести себя как второй мировой гегемон: достаточно вспомнить инициативу «Один пояс — один путь».

О побочных эффектах выбранного пути — накоплении долгов на всех уровнях, от фирм и муниципальных образований до регионов, равно как многочисленных признаках фальсификации статистики, подрывающих доверие ко всей этой истории, — я уже писал неоднократно. Важно здесь другое: Китай, избравший совершенно определенное направление, наткнулся сейчас на Трампа, который, навряд ли осознавая всю глубину этих материй, просто и безыскусно намерен лишить Китай своего главного «топлива» — постоянного притока американских денег. Не думаю, что дело здесь в особой агрессии, синофобии и так далее, но именно что в восприятии текущей ситуации как несправедливой: «Наш торговый баланс дефицитен, надо исправить». Трамп и исправляет — как может.

При этом особенность ситуации заключается в том, что он делает это ровно таким же архаичным способом, как и упомянутые в начале статьи персоны — разве что с поправкой на современные технологии связи. Я напомню, что с начала декабря прошлого года, с саммита G20 в Буэнос-Айресе, началась вся эта эпопея с переговорами Китая и США относительно заключения всеобъемлющего торгового договора, отражающего актуальные условия и изменившуюся (относительно безразличия прежних лет) позицию США. Более того, последние несколько месяцев пресса регулярно сообщала, что в переговорах достигнут прогресс, что Китай принял на себя такие обязательства, сякие обязательства, а еще говорит об этом и о вот том, и так далее и тому подобное, и что до достижения консенсуса осталось совсем чуть-чуть. В общем, на фоне таких победных реляций один твит Трампа выглядел жестким диссонансом — и такими же оказались и его последствия.

Если по-простому, то в Китае просело все. Рухнули фондовые рынки — по итогам торгов в понедельник 6 мая индекс Шанхайской биржи Shanghai Composite упал на 5,7%, Shenzhen Composite потерял 7%, на 3% просел индекс биржи Гонконга, и в целом это было максимальное дневное снижение за последние три года. Провалился вниз курс юаня к доллару. Реакция государства не заставила себя ждать — крупные госфонды принялись активно выкупать рынок, не допуская полномасштабного краха, а ЦБ КНР заявил о готовящихся дополнительных мерах стимулирования экономики, дополнительные средства банки получат в результате снижения норматива обязательных резервов, для малых и средних кредитных организаций он будет снижен с нынешних 10–11,5% до 8%. Тем временем объем корпоративных дефолтов в КНР за первые четыре месяца этого года оказался более чем втрое бо́льшим, чем год назад.

Потери были и «с противоположной стороны». Рынки восприняли эти слова Трампа как предвестник очередной кризисной волны, как знак того, что она ближе, чем кажется, — и тоже ушли вниз. Просела нефть, просели валюты иных развивающихся стран, просели американские же фондовые рынки. Впрочем, паника вскоре улеглась, и американские фондовые рынки отскочили вверх, чему способствовал очередной твит Трампа про то, что было бы неплохо повторить ситуацию 1999 года. Напомню, что тогда азиатский финансовый кризис 1997 года с последующим дефолтом России 1998 года побудили ФРС под руководством Алана Гринспена в 1998 году трижды снизить ставку. Это спровоцировало взлет американских фондовых индексов до новых рекордных значений — что, как это ни удивительно, закончилось крахом «пузыря» интернет-компаний в 2001 году.

ВСЯ ЭТА СИТУАЦИЯ ОЧЕНЬ СИЛЬНО НАПОМИНАЕТ ИСТОРИЮ С ЯПОНИЕЙ В 80-Е ГОДЫ ПРОШЛОГО ВЕКА

Резюмируя все вышесказанное, хотелось бы высказать три суждения.

Во-первых, китайской экономике де-факто в очередной раз указали на ее место. Набор слов — и государство вынуждено экстренно вмешиваться, исправляя ситуацию. При этом Китай не стал проявлять гордость — прерывать переговоры, равно как и заявлять о тех или иных ответных мерах, после чего их реализовывать. На мой взгляд, это показывает, что Китаю нормализация отношений с США нужна куда больше, чем самим США, — но проблема для Китая в том, что нормализация по-американски будет для него весьма болезненной.

Во-вторых, Трамп, похоже, целенаправленно игнорирует мировые последствия своих реплик. Введение пошлин, вероятная отмена переговоров, дальнейшая эскалация торговой войны (вполне реалистичный сценарий на данный момент) прямо обернутся ускорением прибытия очередных кризисных явлений, которые, в первом приближении, будут идти по привычному сценарию. Падение рынков, включая сырьевые, падение валют развивающихся стран (включая рубль), бегство капиталов в актив-убежище (американские казначейские облигации) — все эти вполне прогнозируемые события Трампу малоинтересны, что, в общем-то, вполне логично.

В-третьих, вся эта ситуация очень сильно напоминает историю с Японией в 80-е годы прошлого века. Разрушенная войной Япония стала сателлитом США и одной из первых (наряду с Германией) стала на путь инвестиционного взаимодействия развитых и развивающихся стран — и росла на этом долгие послевоенные годы, накапливая деньги, модернизируя экономику, обходя США и становясь в позицию развитой страны уже для иных государств, к примеру, для Южной Кореи. Это вызывало закономерные опасения в США и привело к тому, что в 1985 году было заключено так называемое Plaza Accord — соглашение, сообразно которому Япония резко ревальвировала иену. Стоимость японского экспорта закономерно выросла (а повышение тарифов на импорт ведет ровно к этому же), его конкурентоспособность снизилась, поступления денег стали сокращаться — и все это закончилось закономерным крахом 1991 года, от последствий которого (тех самых «потерянных десятилетий» отсутствия экономического роста) Япония не может оправиться до сих пор. При этом Страна восходящего солнца тогда была в заметно лучшем положении, чем Китай сейчас. Так в 1988 году японский ВВП составлял 58% от американского (китайский ВВП сейчас составляет 63% от уровня США), но удельный ВВП Японии даже превосходил аналогичный показатель США, а госдолг был мизерным.

Возникает при этом еще один вопрос: а что было бы, если бы на месте Трампа стоял кто-либо более мягкий в отношении торгового баланса и пошлин? Скорее всего, то же самое, но несколько более отдаленное во времени. Впрочем, это лишь теория, ибо ситуация такая, какая она есть. По информации на текущий момент, благодаря твиту Трампа очередной кризис стал заметно ближе по времени. Поняли. Приняли. Живем дальше.

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции