Алексей Кудрин и Александр Новак
Алексей Кудрин и Александр Новак

МЫ ЧУЖИЕ НА ЭТОМ ПРАЗДНИКЕ ЖИЗНИ

Два сообщения, которые привлекли внимание. Первое — заявление Кудрина, в котором он сообщил, что цена нефти на уровне приблизительно 30 долларов может держаться достаточно долго — годы. Второе — министра Новака, в котором он сказал, что Россия не будет сокращать объемы добычи нефти.

Сообщения прямо связаны между собой, хотя и высказаны разными людьми и по разным поводам.

Вообще, от лозунгов и пророчеств, особенно оптимистичных и радужных, которые выдавались чуть ли не в ежедневном режиме, до властей постепенно начинает доходить, что всё это ж-ж-ж неспроста. Даже совсем безнадежный больной после сотни ударов головой в стену способен понять, что дверь должна находиться в другом месте. Даже Медведев был скуп на оптимизм, хотя, возможно, ему просто принесли, что читать, и посоветовали, с каким выражением лица.

Бравурные обещания потерпеть пару месяцев, затем полгодика, затем — «через два года все вернется и будет как прежде» — сегодня начинают меняться в сторону серьезного увеличения срока нынешнего весьма непростого положения. Однако думаю, что все еще более интересно: речь идет об окончании этого праздника жизни насовсем. Для нас точно. И у такого предположения есть ряд оснований.

Для того, чтобы обосновать столь тяжелое для нынешней российской номенклатуры, которая умеет, по выражению Рэма Вяхирева, лишь отнимать и делить, нужно, пожалуй, писать целую книгу. Вопрос довольно многогранный и многофакторный, он затрагивает весьма длительный временной интервал. Ситуация создавалась годами, развивалась последовательно, причем никто ничего не скрывал. Если кто-то не хотел увидеть, к чему все идет — то вопросы только к нему. Беда в том, что даже сейчас в российском руководстве не готовы видеть всю картину целиком и до конца.

Самая интересная часть, конечно — период «до». Это тема для профессионалов и специалистов, причем по возможности неангажированных и способных к переоценке любых убеждений под давлением реальности и фактов. Речь идет о том, что нужно заново переосмыслить ту самую и набившую оскомину сланцевую революцию в США, понять, в чем уникальность и неповторимость американской модели, почему она не может повториться в другой или других странах.

МОГУЧИЙ СЛАНЕЦ

До того, как сланцевая революция выдала на-гора результат, который стал в итоге существенным дестабилизирующим фактором, сломавшим существующий нефтяной рынок, этот рынок функционировал хотя и с определенными отклонениями, но довольно предсказуемо.

Рынок физической нефти, сделки на котором занимают буквально 2-3% от общего объема всех сделок с нефтью, являлся и является основой. Несмотря на свою мизерность, именно он создавал прочную и стабильную основу для спекулятивных, фьючерсных, форвардных и прочих сделок, а также для выпуска различных производных деривативов, которые суммарно и составляют рынок «бумажной» нефти. Естественно, и на рынке «физической», и на рынке «бумажной» нефти существуют различные компенсирующие механизмы, предохраняющие его от потрясений в случае различных отклонений и флуктуаций. Однако в основе всего — именно физическая, реальная нефть. Баланс спроса и предложения был и остается ключевым параметром этого рынка, и вот с ним последние годы стало все совсем неважно. Рынок «бумажной нефти» с лагом примерно в год-полтора вынужден начинать учитывать негативные процессы с «физической нефтью» — и то, что мы видим сегодня, — это реакция на те события, которые произошли и утвердились окончательно приблизительно три года назад.

Еще несколько лет назад баланс регулировался почти рефлекторными решениями стран ОПЕК, которые суммарно контролировали примерно треть всей мировой добычи, а потому принятие ОПЕК решения о сокращении или увеличении добычи буквально на полмиллиона-миллион баррелей в день (причем все прекрасно понимали и знали, что сами члены ОПЕК будут втихаря, но нарушать принятые квоты) было вполне достаточно для того, чтобы баланс оставался на приемлемом уровне колебаний. Что-то выбивающееся за этот уровень спокойно «проглатывалось» в море «бумажных» сделок.

Эту часть куда как более подробно могут изложить профессиональные участники рынка — я даже знаком с несколькими из них, которые способны на очень понятийном уровне изложить весьма непростую механику сделок и ценообразования, равно как и манипулятивные возможности, способные создать существенные колебания цен — и даже на весьма продолжительное время. Тем не менее, никакие манипуляции не способны держать весь мировой рынок на искуственно поднятом или опущенном уровне продолжительное время — для этого требуются фундаментальные факторы, которые так или иначе, но упираются в тот самый баланс спроса и предложения.

Текущий кризис, конечно же, влияет на спрос на нефть. На него же влияют и внедряемые технологии энергосбережения, изменение топливно-энергетического баланса в пользу иных энергоносителей, однако прежний механизм выравнивания баланса спроса и предложения способен был удерживать его на все том же приемлемом уровне колебаний вокруг точки равновесия.

Всё изменилось после того, когда сланцевые технологии в США стали не просто реальностью, а реальностью, изменившей всё.

В недавнем ежегодном послании Обамы Конгрессу он сообщил о том, что семилетние плоды масштабной энергетической программы привели к серьезному результату: сокращению импорта нефти на 60%. Это не означает, что все эти 60% замещены сланцевой нефтью — Обама много говорил о нетрадиционной энергетике, ветровой и солнечной, а также технологиях энергосбережения. Однако примерно половина из этих 60% — то есть треть импорта США — заместили именно сланцевые технологии.

Однако не только это стало причиной мощного возмущения на нефтяном и энергорынке. Специфика самих технологий сланцевой добычи такова, что процедура «открыть-закрыть кран» для сланцевого месторождения гораздо проще и менее болезненна, чем для «традиционного». Месторождение в силу особенностей технологии добычи не так просто законсервировать, да и потери при этом неизбежны, поэтому раз уж месторождение разрабатывается — у него есть оптимальный уровень добычи, который стараются выдерживать. Можно увеличить добычу, можно уменьшить — но отклонения от оптимального режима не слишком велики без серьезных последствий.

Для «сланца» это не так. Небольшой дебет скважины и быстрое исчерпание запасов в этом случае работает «в плюс». В США созданы технологии, позволяющие бурить скважины и подготавливать их к последующей добыче практически в конвейерном режиме. Сланцевые нефтяные поля — это даже не сотни и не тысячи, это десятки тысяч вышек. Каждая из них дает не слишком большой объем добытой нефти, и срок ее работы гораздо короче — но у любого недостатка он же является и достоинством, если использовать его с умом и толком.

В конечном итоге Соединенные Штаты добились того, что баланс спроса и предложения стал хронически перекошен в сторону предложения. Возникла принципиально новая и ранее не виданная ситуация: теперь даже если ОПЕК примет решение о снижении объемов добычи, это снижение будет в кратчайший срок восполнено американским «сланцем». Да, он не идет на экспорт — пока. Но он заместит выпавшие объемы на американском рынке — то есть ОПЕК добровольно своим решением отдаст свою долю рынка в Америке. И если ОПЕК в следующий, и следующий раз вновь примет решение о снижении объемов добычи — с лагом в месяц-полтора все вернется на прежний уровень дисбаланса.

Всё. Прежний механизм мёртв, и саудиты поняли это если не раньше других, то точно одними из первых. И второй год ОПЕК (и в первую очередь Саудовская Аравия) категорически не идет на снижение объемов добычи — это сейчас не работает. Такое решение приведет лишь к тому, что при сохранении дисбаланса и продолжения автоколебательных процессов на рынке «физической», а теперь уже и «бумажной» нефти все сократившие добычу просто сдадут свои рынки. Именно поэтому на все жалобные просьбы президента Венесуэлы Мадуро ОПЕК отвечает твердым «нет». Именно два года назад Саудовская Аравия, оценив обстановку, приняла решение кардинально изменить всю стратегию поведения на рынке, стремясь либо вернуть его к прежнему механизму балансирования, либо создать принципиально новый — однако использовать умерший она более не намерена.

Вот именно с этой точки и начался переходный период, в котором сегодня живет нефтяной рынок, однако после того, как он завершится, ни о какой дорогой или даже приемлемо дорогой нефти речи уже не будет.

ВАРВАРСКАЯ, НО ЭФФЕКТИВНАЯ

В чем особенности этого переходного периода и по каким двум принципиальным сценариям может быть создан новый механизм балансирования спроса и предложения?

Стратегия Саудовской Аравии, к которой она перешла, прямо скажем, совсем не от хорошей жизни, звучит примерно так: «Держать рынок!» Это совсем не то, что пропагандирует наше руководство: «Нам бы день простоять» — просто потому, что Россия в данном случае лишь следует за реальностью, как бычок на поводке по пути на мясокомбинат, а вот саудиты эту самую реальность меняют — причем осознанно и с рациональными, а значит, просчитываемыми, подходами.

Версии, которые высказываются относительно целей Саудовской Аравии, довольно разнообразны. Первая, самая очевидная, но скорее всего, наименее верная — это попытка создать неприемлемые условия для функционирования сланцевой отрасли США, а значит — ее банкротства и «схлопывания». В принципе, если бы это было возможно — то версия могла быть вполне приемлемой. Однако саудиты не могут не знать, что за десятилетие развития технологий сланцевой добычи динамика снижения себестоимости конечного продукта достигнута весьма впечатляющая. К примеру, еще в начале нулевых только рост цен на нефть позволил начать разрабатывать в промышленном масштабе битумные пески в канадской Альберте — и сегодня себестоимость добываемой нефти там снизилась с 80 (а по некоторым данным и выше этой цифры) долларов до 40. По другим месторождениям ситуация приблизительна та же — падение себестоимости добычи составило примерно два раза. Однако главная особенность сланцевой нефте- (и газо) добычи заключается в том, что она изначально строилась, как составная часть цепочек добавленной стоимости, позволяя самой добыче балансировать на грани или даже за гранью рентабельности, компенсируя убытки распределением прибыли всей цепочки от производства и продажи конечного продукта переработки. В этом и заключается уникальность американской сланцевой добычи: возможность создания таких цепочек существует только в США и Китае. В Европе, в общем-то, тоже, однако жесткое экологическое законодательство не позволяет повторять саму схему добычи — скажем откровенно, варварскую и чрезвычайно грязную по последствиям.

Все остальные страны и регионы неспособны даже в теории повторить американский опыт — для этого требуется мощная и развитая промышленная индустрия, которая может включить сланцевые углеводороды в схемы самой глубокой переработки. В России, к примеру, уничтоженная промышленность не вытянет задачу работы по эффективному использованию даже традиционных углеводородов — этим и объясняется падение газодобычи последних лет. Ничего иного, кроме выкачивания из недр и воровской продажи за рубеж, эти люди не умеют, не хотят и не будут делать.

В общем, воевать против американского «сланца» саудиты не будут. Не по их чину задача. Однако проблема остается. У сланцевой добычи есть свои пределы роста и максимальная «ёмкость» добычи. Прикидочно она составляет примерно 5-7, а в пределе — до 10 млн баррелей нефти, которые и «нависают» над рынком «физической» нефти. Именно поэтому Саудовская Аравия не может сокращать свою добычу: даже если она вообще прекратит добывать нефть, через три-четыре года максимум американцы (в основном они) захватят бывший саудовский рынок, и еще останутся в небольшом резерве. Ситуация изменилась принципиально, а потому и требуются принципиально иные решения.

Задача очевидна: нужно восстановить баланс спроса и предложения на рынке «физической» нефти с учетом сланцевого фактора. А значит — необходимо убрать с рынка эти самые 5-7, а еще лучше — 10 млн баррелей. Кто это будет — совершенно безразлично. Ничего личного — это бизнес.

ПРИГОВОРЕННЫЕ

Саудиты не делают никакого секрета из своих намерений. Они делают ставку на выбивание «слабых звеньев» в списке конкурентов, причем эти звенья уже названы практически в открытую. Саудовские руководители заявляют, что низкие цены — не для отсталых варваров, использующих архаичные технологии нефтедобычи. Кто эти варвары и что такое «современные технологии» нефтедобычи в понимании саудитов?

Низкая цена на нефть поставила перед всеми производителями ключевую проблему борьбы за себестоимость. В ней, этой борьбе, приобретает особое значение так называемая нефтеотдача — то есть отношение извлекаемых запасов к геологическим. Для каждого месторождения в зависимости от сорта нефти этот коэффициент индивидуален, однако его повышение позволяет заметно снижать себестоимость добытой нефти. Я уже приводил исследование «Эрнст энд Янг», в котором компания прогнозирует к 2020 году рост объемов добытой нефти по этим технологиям до 300 млн тонн нефти в год, причем три четверти от этих объемов будут добывать США, Саудовская Аравия, Кувейт и (как ни странно) Китай. 300 миллионов тонн — это примерно 6 миллионов баррелей в сутки. Две трети добычи самой Саудовской Аравии.

Нельзя сказать, что в России нет и не применяются эти технологии — хотя они и дают всего 3% прироста добычи нефти против 10% в США, но они есть. Однако в России есть своя собственная уникальная проблема — гигантские расстояния. Если отгрузка нефти в большинстве стран-добытчиков нефти осуществляется чуть ли не с месторождения, для России добытую нефть нужно доставить к месту продажи ну очень далеко. Уже поэтому называемые цифры себестоимости «на месторождении» не должны никого утешать — транспортная составляющая поднимает ее до весьма приличных значений. Называется цифра в 25-30 долларов за баррель, что почти вплотную подошло к сегодняшней биржевой цене. 20 лет назад, в эпоху вдвое меньших цен, ситуация была тоже «на грани» — но тогда и доллар был несколько иным, так что вполне вероятно, что мы сегодняшние — это мы же 20 лет назад. Но ситуации есть еще куда ухудшаться.

В списке аутсайдеров — Венесуэла, Нигерия, Россия, Алжир и Мексика. Это — пятерка, предназначенная к выбыванию. Низкие цены делают невозможными инвестиции, разведку, восполнение запасов — а это означает, что при продолжающейся гонке на увеличение добычи с целью сохранить свой рынок наступит момент, когда добыча начнет снижаться — причем, если этот процесс начнётся, остановить его будет все труднее.

Венесуэла, конечно же — первая среди лучших с конца. Ее запасы легкой нефти почти исчерпаны, для разработки тяжелых сортов нефти требуются инвестиции — назывались цифры порядка 20 миллиардов долларов, значительную часть которых предполагалось получить у Роснефти. Однако сейчас у Роснефти самой ситуация не располагает к такого рода проектам. Крах Венесуэлы очень и очень возможен — причем в достаточно обозримые сроки.

За второе место будут соревноваться Мексика, Россия и Нигерия. Мексика уже вышла за уровень рентабельности, Россия и Нигерия близки, причем в Нигерии тяжелая политическая обстановка: война с Боко Харам. Кроме того, Нигерия — классическая олигархическая банановая страна с дичайшим расслоением по доходам, потрясающей нищетой основной части населения при столь же невероятной роскоши ничтожного меньшинства. Ну, как у нас, в общем: можно не расписывать. То же ворье и бандиты у руля на всех высших постах — а воры работают только в свой карман, другого они не знают. Собственно, поэтому мы в этом ряду рядом с Нигерией.

Саудиты предполагают, что их стратегия начнет приносить плоды в течение ближайших двух лет. А завершится всё еще года через два-три. Сократить этот срок можно: если еще сильнее уронить цены, вымывая последние резервы у конкурентов, которые будут заканчиваться быстрее, чем у более развитых производителей. Это означает примерно следующее: либо цены стабилизируются на нынешнем уровне, и тогда всё это продлится 2-3 года минимум, а возможно, и еще год-два. Либо саудиты пойдут ва-банк и уронят цены еще сильнее в расчете на более быстрое решение проблемы. Пока у них для этого есть резервы, причем в случае реального дефицита средств есть и вариант продажи доли «Арамко», о чем на днях сказал Мохаммед бин Сальман.

Собственно, это и есть основной на сегодня неясный момент текущей политики Саудовской Аравии — что именно будет предприниматься в отношении цены. Ее возможности влияния на рынок, естественно, не слишком велики, однако есть. И здесь серьезную роль играют внутренние противоречия в самой саудовской династии — там, как и положено в кризис, тоже все усугубляется, причем довольно стремительно. Война в Йемене, казнь Нимр аль-Нимра и обострение с Ираном — это отголоски войны внутри династии.

Тем не менее, можно с очень высокой долей вероятности предполагать, что никакие полгода-год тяжелой жизни нам не светят. При нынешней структуре российской экономики и нашей зависимости от нефтяных и газовых доходов нас будут давить до конца. Это 3-5 лет как минимум. Если, конечно, мы не начнем сыпаться раньше от других разрушительных факторов: войны, причем в двух мы уже участвуем с откровенно печальными перспективами, социальных кризисов, политических проблем, нашей собственной номенклатурной войны. Да и качество российского руководства таково, что оно создает все новые и новые проблемы в режиме нон-стоп, готовя заделы для новых. Так что 3-5 лет давления на нашу нефтянку — это если все остальное будет в относительном порядке. Но будет ли — вот в чем вопрос. Мы должны понимать, что одним из следствий реализации стратегии на перекройку нефтяного рынка, острием которой является Саудовская Аравия, а в реальности, конечно, в ней участвует гораздо больше субъектов, станет то, России в ее нынешнем виде точно не будет. Мировая энергетическая сверхдержава приказала долго жить, а ничего другого наше руководство так и не смогло предложить.

Эль Мюрид, 14.01.2016