Евгения Даутова, «Спурт»: «У либералов в голове одно: мы все дауншифтеры, ничего не сможем»

Евгения Даутова: «Считаю, что в России надо строить социальное общество. Разве нельзя сделать свою страну лучше?»

«ГАЗОВИКИ ПОРУЧАЛИ СЛОЖНЫЕ ЗАДАЧИ»

— Евгения Валентиновна, если взять татарстанский рынок, то все владельцы и совладельцы продали свои банки: Венера Иванова, Тахир Гайнутдинов, Алевтина Галеева. То есть остались крупные федеральные банки типа Сбербанка и ВТБ либо наши полугосударственные супербанки, я к ним ТФБ тоже отношу. Что мотивирует не продать банк, даже в такой кризис, как сейчас?

— Те, кто продает свой бизнес, наверное, считают, что они все сказали в этой жизни. А я так не считаю. Я считаю, что, в принципе, главное в жизни — это дело, которому ты посвящаешь себя, и для меня еще далеко не все сказано. К тому же в кризис вообще ничего без необходимости лучше не продавать.

— А покупаете в кризис?

— Да, в 2008 году думали один банк в Уфе купить, даже заказали оценку, но это настолько тяжелая процедура согласования с ЕБРР... Пока мы думали, у парня порвалась ликвидность, он говорит: «Евгения Валентиновна, неделю терплю!» Наши друзья из Лондона говорят, мол, кроме нас, никто не купит, а я им: «Ребята, насчет России вы очень сильно заблуждаетесь. В России есть деньги: еще неделя — и его купят». Так и вышло.

— Вы возглавили Спурт Банк в незабвенном 1998 году, когда, казалось, все кругом рушится. Как это произошло?

— Я тогда работала советником [Рината] Губайдуллина (министра экономики и промышленности Татарстана — прим. ред.), возглавляла рабочую группу по созданию регионального банка развития, который занимался бы реальным сектором экономики, с привлечением кредитной организации из США. К сожалению, когда в 98-м году я прилетела из Вашингтона, наступили кризис и девальвация. Проект пришлось отложить, хотя идея была хорошая, запала мне в душу. Тогда не сложилось, может быть, в тех масштабах и так, как задумывалось, но мы узнали правила игры, это помогло нам позже с ЕБРР.

В том же 1998 году «Татгазинвест» приобрел Спурт Банк, меня пригласили его возглавить. Тогда были неплатежи, газовики поручали сложные задачи: надо было анализировать, какие предприятия санировать, какие — просто кредитовать. Мы набрали сильную группу аналитиков, кандидатов наук (я сама из науки пришла, поэтому это все мне близко) для решения этих задач. Банк в течение 7 лет был уполномоченным банком «Газпрома» в Татарстане. Кроме того, в тот период акционерами банка были «Татэнерго», «Казаньоргсинтез», «Нижнекамскнефтехим». С каждым из них были свои программы работы.

Время шло, появлялись новые задачи, менялись собственники наших акционеров, сами акционеры, корректировались концепции, но я считаю, что рыночный банк так и должен работать, а не вцепляться в одного акционера и трясти его, как грушу. Если партнер полезен на одном этапе — надо работать, ушла эта ситуация — ушли в другую «лигу».

Например, в 2000-е Спурт Банк много занимался оборонкой: у завода имени Горького, у КАПО были проблемы, и мы их кредитовали, предлагали свои планы санации, развития. Активно работали с КВЗ. Потом правила опять изменились: большие компании, в частности оборонно-промышленного комплекса, начали «уходить» под государство, пошло развитие государственных банков. Стало понятно, что неминуемо наступит расслоение по задачам. Надо было вновь менять парадигму развития.

— Так вы стали банком для малого и среднего бизнеса?

— Да, к тому времени мы достаточно успешно общались с иностранными банкирами, поэтому буквально «с улицы» пришли в ЕБРР (сегодня он владеет 28,25% Спурт Банка — прим. авт.) и обратились к нему с предложением: «Мы понимаем, что перед нами — путь к малому и среднему бизнесу, поэтому хотим работать с вами».

КАК НЕМЦЫ ПОДДЕРЖИВАЮТ СВОЙ ЭКСПОРТ

— Кстати, во всем Татарстане только у вас такой крупнейший международный акционер. Что это вам дало?

— Очень много. Во-первых, ЕБРР предложил длинные деньги для МСБ, а во-вторых, познакомил нас с Германским банком развития KfW. Совместно они поставили технологию кредитования МСБ в Спурт Банке. Параллельно то же самое они делали в Российском банке развития (сегодня — Российский банк поддержки малого и среднего предпринимательства, МСП Банк — прим. авт.), финансировали проекты Внешэкономбанка.

— О ЕБРР знают многие, а вот о Германском банке развития...

— Группа KfW в 9 раз больше, чем ЕБРР, это огромные знания и уникальная технология восстановления экономики с почти нулевой точки, ведь именно Германский банк развития реализовывал тот самый план Маршалла. Кстати, благодаря рекомендациям немецких партнеров первый кредит от МСП Банка в Татарстане получил именно Спурт Банк.

— Сколько вы получили?

— Общий лимит — порядка миллиарда рублей, а от европейцев — всего порядка 3 миллиардов.

— По тем временам 100 миллионов долларов...

— Да. Но кредит дали не просто так, а под определенные требования — кредитовать предприятия для реализации их программ энергоэффективности. Деньги по этой программе более дешевые, но необходимо было строго придерживаться правил. То есть в самый кризис 2008 года нам дали деньги, мы завозили остро необходимое медицинское оборудование, электропечи для пищевой промышленности, полиграфические станки, очень много станков по переработке полимеров...

Помню, договор о втором транше KfW мы в числе шести российских банков подписывали в Германии в присутствии Дмитрия Анатольевича Медведева и Ангелы Меркель. Так и появились связи с немецкими машиностроителями... Они дают тебе кредит и помогают сбывать свою продукцию — очень умная политика, многому можно поучиться.

— Словом, не просто так они давали свои деньги под 3 - 5 процентов...

— Да, поддерживали свой экспорт. С другой стороны, эта программа вывела нас на мировой финансовый рынок. KfW познакомил нас с Международным инвестиционным банком (МИБ), от которого мы также получили длинные деньги.

Но сейчас санкции, европейцы не могут нас финансировать, однако старые кредитные линии они не закрывают, из капитала не уходят и с надеждой ждут. Точно так же, как и мы.

«Благодаря рекомендациям немецких партнеров первый кредит от МСП Банка в Татарстане получил именно Спурт Банк»

«МНЕ СКАЗАЛИ: НЕОБХОДИМО ЛИЧНОЕ ПОРУЧИТЕЛЬСТВО...»

— Работа с иностранными финансами таит в себе риски. Вы не пострадали от девальвации?

— Нет. У нас жесткая программа хеджирования: деньги лежали на счетах, и мы их либо перевели в еврооблигации, либо под их залог фондировались в рублях.

— То есть вы валюту не обменивали, чтобы выдать кредиты в рублях?

— Нет, ни в коем случае. Более того, минувшим летом мы вернули досрочно последний 21 миллион долларов немецких кредитов. Потому что хеджирование обычно имеет ту же цену, что ставка рефинансирования. Получаешь, например, под 6 процентов, плюс 11 примерно сверху — и ресурс у тебя получается под 17 процентов. Мы посчитали, что вклады населения более эффективны, вернули деньги и остались друзьями.

— Сколько у вас валютных кредитов осталось?

— Сейчас немного: 10 миллионов долларов от ЕБРР и 15 миллионов евро от МИБа — это свежий кредит. Чем хороши иностранные кредиты — они длинные. В России таких ресурсов почти нет — сказывается нестабильность финансовой политики. Вы же не понесете мне деньги на 10 лет, а я у вас и не возьму, чувствуя ответственность перед вами.

— А на каких условиях вы кредитуете клиентов по программе МСП Банка?

— Конечному заемщику кредит выдавался под 13,25 процента, новые кредиты будут выдаваться стоимостью до 14,5 - 15 процентов в связи с небольшим повышением ставок МСП Банком. Там фиксированная маржа, и это тоже очень хороший инструмент. В МСП Банке у нас лимит в миллиард рублей, мы его каждый год с удовольствием используем....

— Но на всех этого миллиарда не хватает, конечно. По каким ставкам сейчас кредитуется малый и средний бизнес?

— От 15 до 22 процентов, в зависимости от рисков. Сейчас ведь все считает компьютер: риски, залоги, баланс, а не «Ты меня уважаешь — я тебя уважаю».

— В прошлом году ставки были намного выше...

— Мы живем на марже, и банку все равно, от какой базы ее прибавлять. Естественно, когда было это воспаление (я так зову девальвацию), когда больной температурил, мы были вынуждены поднять ставки. Это не очень приятная процедура, ведь ты понимаешь, что предприятиям очень тяжело. Мы очень взвешенно тут подошли.

Но наши старые клиенты даже не обиделись, потому что это было и в 1998 году, и в 2008-м. Я говорила: «Ребята, как только снизится ставка, мы вам тоже будем снижать ставку».

— А есть ли все-таки в кризис точки роста?

— Да: агропромышленность, «пищевка», ВПК (отдельная моя любовь), частная медицина.

«Посмотрите, как здорово пошел «Камский Бекон»! В этом проекте мы тоже участвовали»

— Кто ваши клиенты? Есть среди них «якорные»?

— Со многими работаем по полтора-два десятка лет, с ними и 1998-й, и 2008-й пережили, на них и опираемся. Пример — Клиника Нуриевых. Мы росли вместе. Когда-то к нам пришли два брата, которые открывали урологический кабинет, а теперь они пришли с безумной, на мой взгляд, идеей — выращивать людей! Но мы им поверили, разобрались и теперь не жалеем. Среди верных клиентов — и строители, и малая авиация, и переработчики полимеров, и медицинские компании.

С сельским хозяйством мы очень осторожны всегда были. Я начинала свою карьеру банкира в Агропромбанке, ездила по колхозам собирать долги, и мне это так запало в душу, что я говорила: «Нет! Село — нет!» Тем не менее есть у нас и несколько фермеров, сотрудничеством с ними очень довольны, собираемся и дальше работать в этом направлении. А посмотрите, как здорово пошел «Камский Бекон»! В этом проекте мы тоже участвовали. Активно кредитуем инжиниринговые компании, причем не только в Татарстане, но и, например, компанию из Уфы, которая работает с нефтяниками, с газовиками и у которой 1,5 тысячи инженеров.

— В Казани есть подобные клиенты?

— Да. Они занимаются автоматизацией заводов на нефтяных и газовых промыслах. Это действительно скромные герои, которые не кричат о себе на каждом углу. И у них очень хорошие балансы, потому что эти ребята росли постепенно... И поэтому, когда один товарищ обзывает нас всех дауншифтерами, он не совсем прав (имеется в виду, по всей видимости, выступление президента Сбербанка Германа Грефа на Гайдаровском форуме — прим. авт.).

— И все-таки много ли клиентов у вас обанкротилось в нынешний кризис?

— Предприятия два-три. Но теперь, пережив, по сути, три кризиса, мы без залогов не кредитуем.

— Вы берете залог с дисконтом в 50 процентов и еще, наверное, подпись владельца?

— Не 50 процентов, у нас обычно дисконт в 30 - 40 процентов, если баланс у предприятия нормальный. А личное поручительство — обязательно. Я и сама как предприниматель дала личное поручительство под строительство завода «КЗСК-Силикон» (стоимость проекта — 13,6 млрд. рублей — прим. авт.).

— Вот объясните, если есть залог, зачем еще и личное поручительство?

— Бывают ситуации, когда недобросовестные люди выводят активы. Поэтому банкиры страхуются. Например, «КЗСК-Силикон», решение о создании которого принимала правительственная комиссия, — частно-государственное партнерство: 51 процент принадлежит КЗСК, 49 — государству. Мы внесли в уставной капитал землю, помещения, а правительство — деньги, недостающее получили от ВЭБа. И тем не менее мне сказали: необходимо личное поручительство — это дисциплинирует.

«Мне всегда была близка промышленность... Ей не хватает капитала, который позволил бы структурировать и запустить бизнес»

«А Я ВЕДЬ ДОЧЬ ВОЕННОГО И ДОКАЗЫВАЮ: КАК ЖЕ МЫ БЕЗ АВИАЦИИ?!»

— Вообще банкир и одновременно промышленник — это редкий симбиоз. Вы нашли в Казанском заводе синтетического каучука (КЗСК) и «КЗСК-Силикон» новую цель?..

— Мне всегда была близка промышленность. Правила игры не позволяют заниматься промышленностью так активно, как хотелось бы, хотя, уверена, ей не хватает капитала, который позволил бы структурировать и запустить бизнес. А от этого — трагедии вроде моногородов и потери технологий. Сколько их было утеряно в 90-е годы!

Как я говорила, мы участвовали и в кредитовании Казанского авиазавода. Приезжали в то время премьер-министр Михаил Касьянов и группа Сергея Недорослева «Каскол»: все кончено, говорят. А я ведь дочь военного и доказываю им: «Как же так?! Как мы без авиации?! У нас такие просторы! Это уникальные компетенции! Ту-160 до сих пор лучший бомбардировщик!» Министром промышленности Татарстана тогда был Алексей Михайлович Пахомов (ныне — гендиректор ассоциации предприятий и промышленников РТ — прим. авт.), и мы убеждали, рассказывали, что ни в коем случае продавать нельзя, и нас поняли. Да, хорошо, что появились особые экономические зоны, но в развитых странах костяк все равно национальная промышленность. Идеология «Мы будем продавать газ и нефть, а в обмен — бусы» обанкротилась.

Крупным предприятиям (с оборотом от 5 миллиардов) легче — у них госгарантии, внимание властей. А как быть средним? Считаю, что точка роста — это именно средний бизнес. Это диверсификация. Те же мои любимые инжиниринговые компании уже начали строить заводики. Кто-то начинал с сотрудничества с Siemens, Schneider Electric. Сначала все ввозили, потом часть локализовали. Считаю, необходимо развивать легкую промышленность, станко- и приборостроение. И малотоннажную химию — то, чем я занимаюсь. Она пострадала больше всего (вспомним «Волгоградхимпром», «Алтайхимпром», «Дзержинскхимпром»), потому что загранице открыли двери, открыли рынок, а кредиты в начале эпохи открытых дверей были по 200 процентов! Но я оптимист.

Когда я некоторым своим старым клиентам ставки повышала, они плакали, а я говорила: «Потерпи, это на полгода, резервы в стране есть, все выправится. Помнишь, как я тебя под 250 процентов кредитовала в начале 90-х? До сих пор ведь жив».

— А он что отвечает?

— Он говорит: «Наверное, моложе был». Важно состояние духа, раньше такого депресняка не было, была романтическая уверенность, что мы идем в правильном направлении, а сейчас нужны позитивные образы будущего, идеология созидания, научные открытия.

— У Татарстана есть «Стратегия-2030»...

— Татарстан — исключение. Нам здорово повезло с президентом. Он инженер и спортсмен, а потому любит быть первым. Для него важно, чтобы Татарстан был первым. Мне нравится его фраза: «Предприниматели — это наши солдаты». Мне как дочери военного это понятно.

— В чем вы видите сильные стороны Минниханова с точки зрения предпринимателей?

— Это моторика: он инженер, глубоко проникает в проблему и разбирается в людях. На коллегии министерств экономики и промышленности приятно было смотреть на президиум — молодые, энергичные. Уверена, президент не просто так Альберта Каримова поставил министром промышленности: Альберт — умница, «Химград» выстрадал и сделал. Понятно, что это командная работа. И в этом особенность Минниханова — он умеет делать команду, поэтому и чувствуешь себя солдатом.

«В СИРИИ ХОРОШО СНАРЯДЫ ЛЕТАЮТ, А БЕЗ ТИОКОЛА НЕ СМОГЛИ БЫ...»

— Как вообще родилась идея построить на площадке КЗСК новое производство — «КЗСК-Силикон»?

— Я поняла, что нужно выстраивать вертикально интегрированный холдинг. В малотоннажной химии масса ингредиентов, просто сотни, но раньше был госплан, все было выстроено. А в 90-е приватизация прошла по географическому принципу, технологические цепочки развалились. Их теперь опять приходится синтезировать.

СК имени Кирова был в середине технологических цепочек. Силикон — основное сырье для него — производился на четырех заводах: в Усолье-Сибирском (Иркутская область), в Чувашии, Данкове (Липецкая область) и Запорожье. Все они закрылись.

В Усолье-Сибирском Анатолий Чубайс (председатель правления ОАО «Роснано» — прим. ред.) построил завод по производству кремния для солнечной энергетики, а прежнее производство остановили, мол, оно не выдержит конкурентной борьбы. У либералов же в голове одно: мы все дауншифтеры, поэтому ничего не сможем. Они купили готовую технологию, построили завод «Усолье-Сибирский Силикон» и попали. Когда начинали, разница между себестоимостью и рыночной ценой была в десятки раз, а когда построили, цена упала ниже себестоимости... То же самое произошло в Данкове, который пал последним.

Не все определяется прибылью и рентабельностью, иногда это ложные маяки. Просто играть надо вдолгую — смотреть сетку стратегических материалов, как говорят девушки, что must have.

Сейчас мы пришли к тому, что вынуждены покупать сырье для себя задорого за границей, потому что у нас в России никто силикон не производит. Ведь обидно! Силикон в 40-е годы изобрел академик Кузьма Андрианович Андрианов, и СССР держал 30 процентов этого рынка. Стратегический материал! Он пронизывает все: от космоса до таблеток, шампуней, зубной пасты и сухого молока, не говоря уже о военке и приборостроении. Почему говорят «Кремниевая долина»? Там полупроводники, но клеится-то это все на наши герметики. У нас сотни только оборонных предприятий! Да, они берут кто по тонне, кто по 100 килограммов, но без этого нельзя. Поэтому нужны малотоннажные производства — это будут и строительные герметики, которые сейчас завозятся из-за границы, и резины, и продукты их переработки.

— То есть новый завод «КЗСК-Силикон» прежде всего решит для вас проблему сырья?

— Силикон будет и сырьем для собственной переработки, и товарной продукцией. В ней заинтересованы и на Западе, потому что сейчас мы по ценам очень конкурентоспособны. Плюс перекосы: западные компании же все такое производство вывезли в Китай, думая, что китайцы им будут поставлять сырье. А Юго-Восточная Азия живет своей жизнью, Индия рванула вверх, так что нынешних объемов уже не хватает. Пока на полную мощность не раскрутится наша переработка, мы будем поставлять силикон за границу. В мире выпускается 4 миллиона тонн кремнийорганики, и этот рынок ежегодно растет процентов на 7.

Но не менее 30 процентов хотим отправлять на родной КЗСК. Первые год-два, пока мы не нарастим переработку, пропорция будет такой, а потом она может измениться.

«Силикон будет и сырьем для собственной переработки, и товарной продукцией. В ней заинтересованы и на Западе, потому что сейчас мы по ценам очень конкурентоспособны»

— А на какую продукцию делает ставку КЗСК?

— Первый продукт — тиокол (герметик и для авиации, и для боеприпасов, и для стеклопакетов), который здесь уже делали. Всего три страны производят тиокол — Россия, Япония и США. Кстати, сырье для производства было в Дзержинске, им владел «Сибур», для которого это был непрофильный актив, и он решил его продать. В тендере участвовали «Акзо Нобель» (раньше это была немецкая компания, сейчас — американская) и мы. Но «Акзо Нобель» ничего не собирался развивать, а только снять оборудование — и в Китай. В итоге нам удалось выкупить производство. В противном случае Россия потеряла бы этот продукт. Сейчас в Сирии хорошо снаряды летают, а без тиокола не смогли бы... Помните, как именно «Акзо Нобель» отказался нашему вертолетному заводу краску поставлять?

Второй продукт — силиконовые полимеры и их переработка.

Третий продукт — полиуретаны. Они тоже были в стране, но сейчас все разрушено. Есть намерение развивать их производство с одним из западных партнеров, потому что сырья для полиуретанов в России нет.

— А для силикона какое сырье нужно?

— Кремний и метанол.

— Сколько вложено в проект?

— В настоящий момент около 5 миллиардов рублей. Из-за девальвации будет удорожание процентов на 30, но это не фатально, поскольку здесь линейная зависимость: импортозамещение увеличится на процент девальвации. Это и герметики, и резины, и спецхимия, что особенно важно.

Я же начала во всем этом разбираться, с Рафинатом Саматовичем Яруллиным (гендиректор «Татнефтехиминвестхолдинга» — прим. ред.) объехали все НИИ по этой теме.

— Сколько людей будет работать на заводе «КЗСК-Силикон»?

— Порядка 700 человек. А на КЗСК сейчас — около тысячи.

— 700 человек... И где же взять столько?

— 150 уже набрали. Костяк — начальники цехов, технологи. Пригласили целую команду во главе с директором из Данкова, с завода «Силан». Директор завода «КЗСК-Силикон» Владислав Клиенков прошел там путь от мастера до директора, он сейчас строит, по сути, дело своей жизни. Полгода мы его уговаривали, в итоге он решился. КНИТУ-КХТИ каждый год выпускает для нас по две группы. Наши преобразования и начинания поддерживаются наукой. С нами работают два НИИ — в Москве и Санкт-Петербурге, базовые кафедры в КНИТУ-КХТИ. У нас будет одна из лучших кремнийорганических лабораторий в стране, строим лабораторный комплекс, уже закуплено оборудование.

— А мигранты будут?

— Нет, классических «рабочих рук» не предусматриваем — все автоматизировано. Хотя мигранты мигрантам рознь. Я бы сделала программу соотечественников, как в Германии: на многих немецких заводах работают выходцы из России. Неплохо бы и нам сделать такую программу.

— Когда запустите производство?

— В начале следующего года. Нашу продукцию очень ждут.

— И какие обороты ожидаются?

— Рассчитываем, что порядка 5 миллиардов за счет синергетического эффекта будет давать старый завод — КЗСК — и порядка 7 миллиардов — новый.

«Рассчитываем, что порядка 5 миллиардов за счет синергетического эффекта будет давать старый завод — КЗСК — и порядка 7 миллиардов — новый»

«КИТАЙ ВЗЯЛ У НАС ЛУЧШЕЕ ИЗ КОМАНДНО-АДМИНИСТРАТИВНОЙ СИСТЕМЫ»

— Вы говорили, что после запуска «КЗСК-Силикон» надо начинать строить еще один такой завод, но раза в два мощнее...

— Хотела бы, но «война план покажет». Надо сначала этот запустить. Понятно, что все упрется в финансирование, но, может, кто-то подхватит это знание. Россия должна и может стать серьезным игроком на рынке кремнийорганики.

Беда в том, что в Китае весь проект развернулся бы за пару лет, а у нас только на бюрократические процедуры ушло 2,5 года.

— Это вы карму банкира отрабатываете...

— Может быть.

— Как думаете, проблема бюрократических проволочек решаема?

— Да, в Китае же решили. Он взял у нас лучшее из командно-административной системы. Я видела, как это происходит в Германии: пришел человек с проектом, его берут за руку чиновники агентства развития, которые мотивированы на создание рабочих мест, на выпуск, то есть их зарплата зависит от этого. Думаю, то же самое происходит и в Китае.

Элементы регулирования неизбежны. К примеру, однозначно государственная программа должна быть в станкостроении. Посмотрите, как сельхозмашиностроение сильно прибавило. Почему? Потому что доплачивали за покупку нашей техники до 15 процентов. Если тебе нужен прорыв, заманивай предпринимателей, сделай так, чтобы им было выгодно. То же самое — по легкой промышленности. А то мы с вами сидим, а ничего отечественного на нас не надето.

Должны быть регулирование, балансы — сырьевые, трудовые, материальные, об этом надо думать, планировать. И здесь Рустам Нургалиевич впереди — он же советский человек в хорошем смысле этого слова. Считаю, все кризисные явления от того, что экономика не сбалансирована в промышленном смысле. Если когда-то наша страна делала все: от пуговиц до ракет, то в 90-е...

— ...перестала вообще что-либо делать.

— Нет, я достаточно оптимистично смотрю на вещи. Многое сделано, и, в принципе, сегодня не так, как было в 90-е. А замкнутая экономика, при которой нет конкуренции, ведет к застойным явлениям, что мы и наблюдали в СССР при всех его плюсах. Я за многоукладность. Вещи, которые требуют огромных вложений (космос, авиастроение), должны быть под контролем государства, остальное необходимо «отдавать», пробуждать инициативу, ведь народ у нас талантливый.

— Но структуры-то управления нет. Вот вы можете прийти к президенту, а другой не смог...

— Согласна, должна быть система. Минпромторг поддерживает предпринимателей, но у него тоже должна быть «калька». Опыт показал, что если правильно поддерживать, то дело идет: если сельское хозяйство дотируют ставкой — оно идет, если ВПК дотируют и дают госгарантии — развивается...

«ФОН», КОНЕЧНО, МОЖНО «РАЗМАЗАТЬ», УБИТЬ НО...»

— Спурт Банк — один из кредиторов строительства проблемного челнинского микрорайона «Яшьлек», где застройщик «Фон» задерживает сдачу квартир. Как вы участвуете в разруливании ситуации?

— Этот вопрос на контроле у правительства Татарстана. Конечно, решение проблемы потребует времени, но дорогу осилит идущий. Эти квартиры у нас в залоге, и мы заинтересованы их достроить: и дольщикам поможем, и себе.

— Еще будете выделять на это средства?

— Посмотрим по обстоятельствам.

— Просьбы такие были?

— Пока нет. В Набережных Челнах на объектах «Фона» новый подрядчик, мы с ним взаимодействуем, администрация и лично мэр держат ситуацию под контролем. Каждую неделю ездим на совещания. Часть домов активно достраивается. Если понадобится, готовы подставить плечо и дофинансировать. Надо быстрее двигаться по «дорожной карте». Коммунальные сети сделаны — это главное, проблемы с коллектором, о которых так много говорилось, решаются.

Правильно говорят, что надо корректировать законодательство в пользу дольщиков, но, с другой стороны, людям нужно набраться терпения, потому что чудес не бывает. «Фон», конечно, можно «размазать», убить. Но все-таки он построил коммуникации, а нулевой цикл — самый трудо- и капиталоемкий. Поэтому необходимы терпение и движение по «дорожной карте», которая принята.

— Тем не менее когда это все сдвинется с мертвой точки?

— Уже сдвинулось. Думаю, все закончится года за полтора-два.

«РЕБЯТА, ХВАТИТ НЫТЬ!»

— Вы управляете финансовыми и промышленными активами. А есть ли активы, к которым вы имеете отношение, из других сфер экономики? И какая сфера для вас ближе всего?

— Если у вас два ребенка, разве вы можете сказать, какой из них вам ближе?.. Еще у нас 10 процентов капитала в медицинской страховой компании «Спасение», я там председатель совета директоров и горжусь тем, что хоть чем-то могу помочь этому проекту, потому что ребята очень хорошо продвинулись в организации корпоративной медицины. Мы им финансировали частные поликлиники, сами там обслуживаемся. Это действительно здорово — современные поликлиники, где не надо просиживать в очередях. Там замечательный директор Геннадий Николаевич Глушков, у него великолепная команда. Думаю, проект надо масштабировать.

— В одном из своих давних интервью вы рассуждали о роли денег в жизни человека, говорили, что они не цель, а средство. Как думаете, меняется ли роль денег в последние десятилетия? И в какую сторону?

— Так же считаю и сегодня. Для меня деньги не самоцель, для многих моих коллег — тоже. Вакханалия потребительства, кич, выставление напоказ... Европейцы давно переболели этой болезнью, у них это считается дурным тоном. Вообще, расслоение общества — очень опасная вещь. В советское время была теория конвергенции. На излете СССР стало понятно, что не хватает эффективности, социальные лифты не работают, идет забюрокрачивание, не так обновляется промышленность... Так вот была теория, что социализм будет улучшаться в сторону эффективности, а капитализм — смягчаться в сторону шведского социализма, общество будет социальным. Считаю, что в России надо строить социальное общество. Разве нельзя сделать свою страну лучше? Пример — Казань. Когда я сюда приехала в 1974 году, меня покорил Казанский университет — было обаяние. В спешке мы утратили часть старой Казани, и хорошо, что есть Олеся Балтусова, Наталия Фишман, которые помогают президенту, и президент заразился идеей сохранить исторический облик города.

— А как Россию восстановить? Это вообще возможно?

— Вы знаете, мне нравится моя страна. В детстве я жила в Германии — там служил отец. Конечно, я люблю немецкий порядок, но это не повод, чтобы туда уехать. Я там от ностальгии умру. Лучше «принести» Германию сюда, чтобы было красиво и эффективно. Мы ничуть не глупее, наши специалисты не менее компетентны. Есть у некоторых такая идея: хапнуть и уехать. Знаете, не очень нас там и ждут. Где родился, там и пригодился. Это социум, это культура, надо стараться здесь бытовую культуру прививать людям. В крупных городах получилось, хотелось бы, чтобы и деревни стали такими же красивыми, как немецкие. У меня есть мечта — построить деревню, может быть, для сотрудников...

У нас прекрасная страна, великая история! Когда бывает трудно, я думаю: «Как это в начале войны в Казань, на Урал всего за три месяца столько заводов эвакуировали?! Как это сделали?!» Думаю, залог успеха — это эффективность государственного управления и позитивная повестка в обществе. Ребята, хватит ныть! Мы неглупые и хорошие люди, давайте не будем портить друг другу кровь.

Считаю, что идеологией должны быть патриотизм и созидание. Какая у нас была система ценностей? Родина, дело, которому служишь, друзья, семья, потом — ты сам. А сейчас я провожу собеседования с молодыми сотрудниками и вижу, что все наоборот: люби себя. Но, думаю, этот тренд будет потихоньку меняться. Раньше молодежь почему уезжала? Потому что не любила страну. Сейчас все-таки вижу другие настроения. Я сына не отправила за границу учиться, боялась потерять.

— Кстати, чем сын сейчас занимается?

— Работает со мной, хотя говорил, что ни за что не пойдет в банк, что это огромная ответственность, что какой-нибудь разгильдяй что-нибудь не так сделает. Решил стать предпринимателем. Привез в Казань первую туннельную автоматическую мойку для машин. Конечно, замучался с подключением, согласованием — два года возился, и я не вмешивалась. Когда он испил эту чашу, я ему сказала: «Вспомни свои ощущения, когда придешь в банк и будешь малых и средних бизнесменов истязать». «Ладно, — говорит, — я тебя понял, приду помогать».

— Кто для вас положительный пример?

— Наверное, Сергей Павлович Королев.

— То есть из науки у вас герои...

— Я бы не сказала, что это чистая наука, он больше практик — ракеты-то полетели. А его мужество? Человека где-то и Родина и обижала, но он же... Родину надо принимать такой, какая она есть.