«Я ПО ЭТОМУ ЛИЦУ ЧЕМ-НИБУДЬ ТЯЖЕЛЫМ ОГРЕБ БЫ НА МЕСТЕ»

— Михаил Геннадьевич, на повестке дня у нас — послание Владимира Путина. Какой главный месседж в нем уловили вы?

— Меня удивило, что, строго говоря, никакого прорывного месседжа и не было. Я и как аппаратчик, и по косвенным признакам видел, что это послание готовится как нечто совершенно неожиданное, нечто качественно новое. У меня было ощущение, как я теперь понимаю, ошибочно, что администрация президента хотела сделать что-то невероятное и судьбоносное. Я вполне допускаю: такое бывает, что президент иногда написанное правит (был случай, когда он переписал половину послания сам, от руки!), вполне мог выкинуть какой-то момент. Но то, что получилось, очень хорошее, очень доброе, теплое, но, в общем, обычное послание.

Что я понял? Во-первых, огромный упор на технологии, чего раньше не было. Термин «сквозные технологии» можно понять по-разному, но в целом это переход к новому технологическому укладу. А как мы будем переходить? Каким образом, какими методами? Кто этим будет управлять? Какова будет роль государства? Задача поставлена, а вы решайте как хотите.

Композиция послания следующая: сначала про справедливость, что очень большой шаг вперед. Потом — про социальную сферу, которая, с одной стороны, развертывает линию справедливости, а с другой — показывает, как будет реализовываться эта справедливость. И дальше — переход к развитию. Как я понял, замысел был такой, что развитие можно осуществлять только за счет справедливости.

— Что вам еще понравилось из сказанного Путиным?

— Конечно, мне очень понравилась чудесная фраза о том, что детей нужно учить думать в школе. Это просто с языка снято! Я понимаю, что так думают миллионы людей, и приятно это услышать. Но при этом единый экзамен — инструмент, который способность детей думать выжигает полностью, — остается.

Замечательно про санитарную авиацию — тоже хорошо, и особенно приятно, что выделены деньги на оплату услуг. Хорошо, а сама санитарная авиация откуда заведется? Откуда физически возьмутся самолеты?! Мы их не производим. Мы их за границей будем покупать или свое производство развертывать? Или у губернаторов личные самолеты позаимствуем или в аренду возьмем? Ни звука. А это принципиально разные модели.

Немножко было про международные отношения. Очень разумно, очень хорошо — по сути дела, это была реинкарнация мюнхенской речи, только если тогда это говорилось с пылом человека, который это понял сам и пытается доказать остальным, то сейчас это говорилось как некоторая константа, к которой люди уже пришли... Была проявлена очень большая выдержка, потому что в разгар украинской провокации с пусками ракет про Украину не было сказано ни слова.

Я смотрел трансляцию Первого канала — крупным планом показывали лица в зале, и вот это на меня произвело шоковое впечатление. Были, конечно, люди, которые как-то реагировали, но в основной своей массе было два типа реакции. Первая: человек сидит с остекленелыми глазами и просто ждет, когда кончится. Вот как школьник на уроке, где он не понимает ничего, и ему нужно отбыть повинность: когда все это закончится?! Вторая реакция: стремление придать своему лицу значимость, сосредоточенность и напряженность размышлений. Такие морщины на челе, начальственный вид принимается — то ли он спит с открытыми глазами с этой гримасой, то ли в принципе не воспринимает, что ему говорят. То ли ему это глубоко чуждо... Там был такой образ на Первом канале: капитан обратился к матросам, командир ставит офицерам боевую задачу... Вы знаете, если бы мне ставили боевую задачу и я бы с таким лицом ее воспринимал, то я по этому лицу чем-нибудь тяжелым огреб бы на месте... Вот это меня сильно потрясло. Такое ощущение, что процентов 80 этого управленческого корпуса постановку задач не воспринимает. Или они думают, что это не всерьез, что их это не касается, я не знаю.

«Такое ощущение, что процентов 80 этого управленческого корпуса постановку задач не воспринимает. Или они думают, что это не всерьез, что их это не касается» «Такое ощущение, что процентов 80 этого управленческого корпуса постановку задач не воспринимает. Или они думают, что это не всерьез, что их это не касается» Фото: kremlin.ru

«И ЗАЧЕМ ЗАНИМАТЬСЯ РАЗВИТИЕМ РОССИИ, ЕСЛИ ОТ ЭТОГО МОЖЕТ БЫТЬ ПЛОХО ГЛОБАЛЬНОМУ БИЗНЕСУ?»

— В послании прозвучал термин «цифровая экономика»...

— Цифровая экономика — это чудесно. Но есть несколько нюансов. Первое: вы айфоном квартиру не отопите. У нас может быть замечательная цифровая экономика, но если при этом у вас старая экономика сбоит, вам от нее хорошо не будет. Да, компьютерные технологии, навешанные на индустрию, резко повышают ее эффективность. Но для этого индустрия должна быть! Если у вас нет токарных станков, то вам 3D-принтер не поможет. Про базу ничего сказано не было, как-будто у нас там все хорошо. А у нас база ликвидируется, уничтожается.

За время Путина у нас построено несколько сотен новых высокотехнологичных заводов. Они высокопроизводительны: там, где раньше было нужно 2000 человек, сейчас работает 100. Занятых мало, и безработица как была, так и есть. Понятно, что президент не мог сказать, что у нас кое-что хорошо с модернизацией. Но он должен был поставить задачу по безработице. Потому что впервые на моей памяти три года в стране стоит вой: «Дайте работу!» Не то что «У нас нет зарплаты» — чхать на зарплату, дайте работу, мы как-нибудь выкрутимся! Вот это новая реальность, хотя она на меня производит оптимистичное впечатление — я-то привык думать, что мы ленивые и вороватые.

Цифровая экономика — это, конечно, хорошо, но когда мне начинают рассказывать, что основная задача в медицине — чтобы в каждой больнице должен быть Wi-Fi... Ребята, я понимаю, что это хорошо. Но это вишенка на торте! Когда в городе Красноярске, в мегаполисе, в одном из самых цивилизованных городов России, умирает младенец, потому что его привозят в современнейший перинатальный центр и там нет врачей, которые способны прочитать инструкцию... Ну будет он умирать в условиях Wi-Fi, и что?!

— Вы считаете, что страна не очень-то готова к глобальной цифровой экономике, но тем не менее мы уже живем в ее условиях. Как вы считаете, насколько нынешний состав правительства готов развивать в стране эту самую цифровую экономику?

— Мы этого никогда не узнаем, потому что нынешний состав правительства не хочет эту задачу выполнять. Социально-экономический блок я имею в виду. Нынешний состав правительства — чудесные люди, которые образуют либеральный клан. И зачем заниматься развитием России, когда от этого может быть плохо глобальному бизнесу, потому что может возникнуть какая-то конкуренция?! Это на уровне религиозных табу. Гайдар, Чубайс, Ясин понимали логическую цепочку. Следующее поколение, Шувалов ее уже не понимал, но он был готов рассуждать на эту тему. Начиная с Грефа люди уже просто не понимают, как это можно заниматься развитием: зачем, если мы все купим? Поэтому мы будем это делать скрепя сердце и только по мере необходимости.

Котлета не может быть братом едоку. А к нам относятся как к котлете» Фото: Ирина Ерохина

ГДЕ ОБРАЗ БУДУЩЕГО, РАДИ КОТОРОГО МЫ ДОЛЖНЫ СПЛОТИТЬСЯ?

— Общая риторика выступления была довольно мирной, неагрессивной, например, звучали призывы к примирению и объединению российского общества. Как вы этот призыв поняли?

— Во-первых, прозвучал призыв примирения с собственной историей. Потому что те, которые кричат, что мы должны каяться, что царь-батюшка довел страну до революции и в этом виноваты мы, здесь и сейчас, что советский период не имеет никакого отношения к истории нашей родины, достали всех. Конкретно достали всех с этой доской Маннергейму. И это очень здорово раскалывает общество. Потому что есть историческая правда, ее никто ворошить не хочет, но когда начинают рассказывать про белый террор в Сибири и про святого Колчака, поневоле вылезают реальные обстоятельства жизни. Это абсолютно контрпродуктивно и разрушает общество. На эту тему Путин сказал правильно и хорошо. Другое дело, что идиоты его не услышат, но это уже другая проблема.

— Прозвучали тезисы о том, что нам «удалось достичь гражданского согласия» и «граждане объединились вокруг патриотических ценностей». Вы согласны?

— Ну это правда. На технологическом языке это называется «крымская заморозка». Мы увидели, что бывает в условиях разгула демократии. На украинском примере мы увидели, что замена плохой власти иногда ухудшает ситуацию катастрофически. Большая часть российского общества испытывает позитивные эмоции до сих пор от того, что 2 миллиона человек, находясь в состоянии свободного выбора между Европой и нами, со всеми нашими пороками выбрали нас. Это ровно то, чего нам не может простить Запад. И это действительно обеспечило единство общества.

При этом есть расколы по частным вопросам и есть зияющие вопросы, которые Путин не задал, но он их чувствует и пытается их замять. Да, мы хотим все вместе, но есть коррупционеры. Мы должны смириться и подчиниться, чувствовать себя братьями? Котлета не может быть братом едоку. А к нам относятся как к котлете. Потом, сплотиться ради чего? Вот образ будущего, ради которого мы должны сплотиться, а нет этого образа! 3D-принтер, Wi-Fi в поликлинике и даже санитарная авиация — это не светлое будущее. Мы какое общество строим? Мы живем в обществе, в котором 1 процент семей владеет 71 процентом активов и считает, что это правильно, и нам нужны крепостные, которых нужно оформить законом? Или мы создаем общество, которое, как в Штатах хотя бы, владеет 35 процентами национальных активов, и все дико воют: как это несправедливо? И если второе, то как мы от первого собираемся переходить ко второму без излишних потрясений, а желательно еще и с социально-экономическим прогрессом?

Когда нет ответа, приходится заниматься частностями. «Мы с коррупцией боремся, только не раскачивайте лодку — наших коррупционеров тошнит».

Ну и про мир в международных отношениях. Мы только что отползли от угрозы Третьей мировой войны, потому что если была бы Хиллари, то угроза была бы на повестке дня, а сейчас все относительно неплохо. Сейчас у нас будут дикие конфликты: когда министром обороны называют человека по имени Бешеный пес, это не преддверие мирного сосуществования, но преддверие сосуществования. Новый межвоенный период будет. Все будут грызться, толкаться, ругаться, бороться все против всех, но при этом ситуация будет сохранять некоторую стабильность.