Тимирхан Алишев: «Ситуационный центр – для того, чтобы повышать уровень «тревожности» в КФУ»

Тимирхан Алишев: «Центр создавался по инициативе ректора КФУ, и одной из его задач является комплексное изучение образовательных систем» Фото: Сергей Елагин

«БОЛЕЕ 8 ТЫСЯЧ СТУДЕНТОВ КФУ — ЭТО БУДУЩИЕ УЧИТЕЛЯ»

— Тимирхан Булатович, на интернет-конференции ректор КФУ Ильшат Гафуров говорил о создании ситуационного аналитического центра как о достижении, он возлагает на него большие надежды в плане изучения и применения передового опыта в области образования. Причем не только высшего, но и школьного, например, он говорил о необходимости изучения такой модного сегодня тренда, как полилингвальные школы.

— Действительно, центр создавался по инициативе ректора КФУ, и одной из его задач является комплексное изучение образовательных систем. При этом основные темы для нас связаны с развитием высшего образования: изучение современных образовательных практик и их применение в КФУ. Однако наш центр не может заниматься только вопросами высшего образования. Тема полилингвального образования является, безусловно, актуальной для Татарстана и России, и мы уделяем ей внимание совместно с профильными институтами КФУ.

— К тому же как средняя школа подготовит, такие абитуриенты в вузы и придут…

— И кроме того, у КФУ есть свои две школы — лицей имени Лобачевского и IT-лицей, поэтому мы не можем заниматься только высшим образованием. К тому же университет ведет подготовку педагогических кадров, более 8 тысяч наших студентов — это будущие учителя. Поэтому центр занимается комплексом вопросов и для школьного образования, и для вузовского. Так, сегодня мы погружены в аналитику результатов международного сравнительного исследования PISA, данные по которому, и в том числе по Татарстану, появились недавно.

— Какие источники изучаете в поиске новых практик? Наверное, в основном в интернете? (Хайруллин Э.)

— Основными источниками информации для аналитики являются прежде всего внутриуниверситетские данные. У нас генерируется большой объем данных о различных практиках в университете. Они связаны с обучением студентов, с работой научного, профессорско-преподавательского и административного составов. Любое современное действие так или иначе генерирует данные, которые фиксируются в информационных системах и которые необходимо изучать. Кстати, сегодня в России создан консорциум вузов, которые культивируют практики анализа университетских данных. 21 февраля в нашем университете состоялся форум этого консорциума.

«Мы создали специальную комиссию (ее возглавляет Мария Ефлова), которая занимается репрезентативными исследованиями по заказу руководства университета и в координации со всеми институтами КФУ» Фото: kpfu.ru

— Каким образом вам предоставляется эта информация? Студенты, преподаватели, кафедры и институты университета должны перед вами отчитываться?

— Здесь есть несколько основных источников — так называемые реактивные и нереактивные данные. Реактивные — когда мы что-то спрашиваем у человека и он нам отвечает. Для этого в университете давно существует социологическая лаборатория. Но сегодня мы создали специальную комиссию, которая занимается репрезентативными исследованиями по заказу руководства университета и в координации со всеми институтами КФУ. Комиссию возглавляет доктор социологических наук Мария Ефлова. Первое из исследований было проведено в конце прошлого года, и в конце января отчет представили руководству. По специально разработанным электронным анкетам опросили учащихся. Сегодня в КФУ обучаются более 50 тысяч студентов, поэтому для соцопроса используется выборка из более чем 3,5 тысячи человек. Исследователи занимаются как соцопросами, так и фокус-группами, когда собирают отдельные категории респондентов, которые нас интересуют, и задают им более конкретные, более глубокие вопросы, чтобы изучить и мотивационные аспекты, то есть те, которые на самом деле стоят за теми или иными вариантами ответов в анкетах.

Проводятся и экспертные интервью, когда мы опрашиваем конкретных руководителей, которые принимают решения. Университет очень большой, он достаточно децентрализован, и большие полномочия есть у директоров институтов по развитию своих областей, поэтому для нас важно понимание того, насколько их концепции интегрированы в общую идею, представление об университете как некой единой корпорации, которая движется в определенном направлении.

Где сегодня основная проблема? Реактивные исследования предполагают, что человек в дальнейшем будет действовать так, как он говорит в анкете. Но большое количество исследований, в том числе социологических, показывает, что это не всегда так: люди часто говорят одно, а делают по-другому. Поэтому так важно использовать и нереактивные данные. Нереактивные данные — наша повседневность, фактическое поведение. Это чистые данные. Сегодня есть цифровые экосистемы, в которых мы существуем, — социальные сети, цифровые платформы, даже турникеты на проходной, и они фиксируют наш цифровой след. Любое наше действие отмечается в каких-то базах данных. Мы пытаемся выработать подходы к тому, как фиксировать сведения о поведении студентов в университете. Для этого используется информация, генерируемая и в рамках цифровых образовательных платформ, которые использует университет. У нас есть платформа дистанционного обучения, существуют онлайн-курсы, и мы анализируем, как часто и в какое время студенты заходят на них, насколько полно они проходят курс. Такие фактические данные позволяют нам очень быстро получать обратную связь от студентов, не спрашивая у них ни о чем. Если мы видим, что онлайн-курс никто не смотрит или смотрят первые несколько минут, то это значит, что курс не совсем эффективен и нужно его дорабатывать.

Другая важная задача — это предикативная аналитика, прогнозирование успешности студента на основе больших данных. Анализируя университетские данные, мы учимся определять группы риска — студентов, которым нужна дополнительная поддержка, чтобы они смогли окончить образовательную программу, не были отчислены. Сегодня доля отчисляемых студентов — около 15 процентов. Иногда таким учащимся необходимо дополнительное внимание, чтобы они могли вернуться на нормальную траекторию обучения.

— Чтобы рекомендовать руководству КФУ лучшие мировые практики, необходимо изучать и другие вузы. Что в этом случае для вас является источником информации? Интернет?

— Когда мы говорим об иностранных университетах, то это источники информации, которые находятся в интернете. Но источниками могут быть не только сайты университетов, но и различные базы данных, которые позволяют фиксировать, например, количество публикаций того ли иного университета, число грантов, которые выигрывают университеты или распределяют научные фонды. Эти базы данных позволяют фиксировать тематики, которые в настоящее время актуальны. Например, если мы видим, что по каким-то тематикам активно распределяются гранты, то, скорее всего, через два-три года будет большое количество публикаций по данным тематикам, а это значит, что такие темы актуальны, по ним нужно либо встраиваться в партнерство с университетами, выигравшими гранты, либо пытаться самостоятельно развивать схожие направления. В настоящее время есть подписные онлайн-ресурсы, которые позволяют анализировать большой объем данных по университетам в мире, и мы этими источниками пользуемся. Также выезжаем на конференции — российские и международные, делимся своей информацией и смотрим, чем занимаются наши коллеги. Думаю, коллаборация и активный обмен опытом с другими университетами — это тоже очень важный источник информации.

«Мы пытаемся выработать подходы к тому, как фиксировать данные о поведении студентов в университете» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Деятельность Центра финансируется из внебюджетных источников университета»

— Кто, кроме ректора, знакомится с информацией, подготовленной вашим центром? «Зачет» на усвоение материала проводите? (Елена Кузьмина)

— Надо понимать, что университет — все-таки не бюрократическая структура, не министерство, а корпорация академических работников. Это люди свободные и высокопрофессиональные, они сами могут выбирать необходимые им источники информации, и мы им доверяем. Другой вопрос, что университет — большой «авианосец», который очень долго разворачивается, но если он принимает определенный курс, то начинает очень активно в данном направлении действовать. В этом смысле задача ситуационного центра — определять перспективное направление. У нас есть система электронного документооборота, как и у всех государственных учреждений республики. По системе электронного правительства наши дайджесты получают все директора институтов и руководство университета.

Кроме того, мы проводим круглые столы, семинары на разные тематики, куда приглашаем всех заинтересованных людей. Задача нашего центра — сформировать сообщества людей, которым будут интересны те или иные направления работы: образовательная аналитика, онлайн-курсы, технологии активного обучения и т. п., а также стимулирование этих людей, проведение поддерживающих мероприятий. То есть мы формируем такие сообщества и продвигаем их деятельность, что, безусловно, помогает им в работе. Но то, что мы делаем, не есть истина в последней инстанции, университет — это всегда дискуссия, мы всё обсуждаем. В этом, наверное, преимущество той политики, которую проводит ректор университета. Любое решение, которое принимается, прежде всего проходит экспертное обсуждение, а наша задача — подготовить материалы для такого обсуждения.

— Кто работает в вашем центре? Позволяет ли их квалификация оценивать и отбирать действительно полезную информацию? (Алсу) Что является показателем работы сотрудников аналитического центра, как начисляется их зарплата? (Имамова С.)

— В нашем центре — пять сотрудников, но каждый из них является лидером одного из крупных направлений деятельности, работает вместе с целым сообществом. Если говорить об их квалификации, то часть из них обучались за рубежом, большинство имеют научные степени, занимаются преподавательской деятельностью в КФУ, то есть знакомы с текущей ситуацией в вузе. KPI (ключевые показатели эффективности — прим. ред.) сотрудников измеряется количеством мероприятий, которые они должны провести, числом обзоров, которые им нужно подготовить в течение года.

— Наш читатель в комментарии написал: «Интересно, сколько бюджетных денег тратится на решение таких „важнейших“ задач, коими занимается сей ситуационный центр?»

— Деятельность нашего центра финансируется из внебюджетных источников университета.

— А сам центр зарабатывает?

— Да, зарабатываем образовательными программами для граждан РФ, а также аналитикой по заказу ряда организаций. Кроме того, с прошлого года мы начали привлекать гранты.

— Читатель спрашивает: «Насколько я знаю, в КФУ есть центр перспективного развития, в котором работают человек 20. И вроде они тоже занимаются аналитикой мирового образования и внедрения мировых практик в КФУ. Чем центр Алишева отличается от этого центра?»

— Центр перспективного развития уже давно успешно работает в КФУ, его основная задача — сопровождение программы развития федерального университета, программы повышения конкурентоспособности университета в рамках программы «5–100». А задачи нашего центра связаны с более широкой и стратегической аналитикой. Кроме того, мы реализуем в университете ряд совершенно прикладных проектов по конкретным направлениям. У ЦПР есть задачи, связанные с взаимодействием с министерством науки и высшего образования РФ, у них большой объем отчетности, статистики, то есть достаточно рутинной работы. У нас чуть меньше рутины и чуть больше аналитических и концептуальных направлений работы. Но при этом надо отметить, что мы с ЦПР работаем в тесной связке и интенсивном режиме, дополняем друг друга.

«Задачи нашего центра связаны с более широкой и стратегической аналитикой. Кроме того, мы реализуем в университете ряд совершенно прикладных проектов по конкретным направлениям» Фото: president.tatarstan.ru

«КФУ ОТКРЫЛ ТЕХНОПАРК ЦИФРОВЫХ ОБРАЗОВАТЕЛЬНЫХ РЕШЕНИЙ EDUTECH»

— Какой практический выхлоп имеет ваша аналитика? (Аркадий)

— Наш центр существует всего год, и многие проекты у нас еще в работе. Но даже за этот год был ряд решений, которые ректор принимал, основываясь на наших предложениях, они связаны с пилотными проектами.

— Конкретный пример можете привести?

— Недавно университет открыл технопарк цифровых образовательных решений EduTech в здании института филологии и межкультурных коммуникаций. Мы готовили данный проект около года совместно с более чем 20 ведущими мировыми и отечественными IТ-компаниями. Задача центра — концентрация в одном месте лучших мировых решений в сфере цифровизации образования, как школьного, так и высшего. Это образовательные платформы и лаборатории, интерактивное оборудование, виртуальная реальность. Технопарк выиграл ряд грантов. Его задача — повышение квалификации педагогических кадров, обучение студентов.

В нашем университете замечательно поддерживалась научная деятельность, но не так хорошо помогали инновационным образовательным проектам. Мы, проанализировав международную практику, внесли предложение по реорганизации грантовой поддержки перспективных образовательных инициатив, и такие гранты в этом году были и еще будут объявлены.

Если говорить о прикладных вещах, то мы работаем по оптимизации различных процессов, например, по нашей инициативе  в университете введен эквайринг — возможность оплаты обучения и других услуг через сайт университета, сегодня мы активно работаем по созданию единой платформы дополнительного профессионального образования в университете.

Мы при поддержке минцифры РТ также инициировали проект, направленный на анализ данных, содержащихся в информационной системе «Электронное образование РТ». Данные об учебном процессе школ накапливаются с 2009 года. Сегодня там более миллиарда записей, которые требуют изучения. Предполагаем, что сможем создать значимые инструменты для принятия управленческих решений. Этот трехлетний проект в прошлом году был поддержан грантом российского фонда фундаментальных исследований до 2022-го.

Проектов на самом деле много, и многие находятся в стадии развития. Но, безусловно, бо́льшая часть удачных проектов — это поддержка ректора и эффективная работа управленческой команды университета, с которой мы активно взаимодействуем. В такой большой организации, как КФУ, сложно реализовать что-то в одиночку.

— Когда уменьшится бумажная работа у препода? Вся работа в основном с бумагами. Вы над этим хотя бы работаете? (Марина)

— В КФУ большой процент процессов цифровизован — очевидно, больше, чем во многих других университетах. Но мы очень быстро начинаем воспринимать любую цифровую оптимизацию как само собой разумеющуюся. И требуем все более глубокой цифровой трансформации. Сегодня рассматривается ряд решений по цифровизации, в частности, по оптимизации дополнительных процессов, связанных с документооборотом в сфере образования и управления наукой. Я думаю, что в течение текущего года многие решения будут приняты. Министерство науки и высшего образования РФ в рамках профильного федерального проекта вводит ряд инициатив, которые можно объединить под общей рубрикой «Цифровой университет». КФУ, конечно, будет в этом активно участвовать.

Я понимаю озабоченность преподавателей большим объемом отчетов. Недавно в КФУ проходила проверка Рособрнадзора, требовалась подготовка большого количества бумаг. К сожалению, контрольные органы не удовлетворены только цифровыми отчетами, они просят, чтобы многие вещи были на бумаге. Приходилось многие материалы, которые у нас есть в электронном виде, распечатывать на бумажном носителе. Надеюсь, что и в данном вопросе произойдет оптимизация. В этом смысле большие надежды мы возлагаем на новое правительство РФ, которое активно поддерживает цифровизацию и риск-ориентированную модель реализации контрольно-надзорных функций.

«В прошлом году КФУ вошел в число 94 лучших вузов мира по предметной области «Образование» Фото: «БИЗНЕС Online»

«ОБЫВАТЕЛЮ МОЖЕТ КАЗАТЬСЯ, ЧТО ЛЮДИ ЗАНИМАЮТСЯ НИКОМУ НЕ НУЖНОЙ ЕРУНДОЙ»

— КФУ по научным публикациям перегнал даже МГУ. Зачем искусственно выглядеть лучше, ведь эти работы никому не нужны потом? (Марат)

— Количество публикаций в хороших журналах — это основной индикатор качества научной деятельности. Мы фиксируем, что большинство публикаций, которые производят сотрудники, воспринимаются мировым научным сообществом, а идеи активно вовлекаются в научный оборот. Базовым показателем этого является цитирование. По ряду направлений мы выходим на позицию выше среднего по миру по цитированию публикаций. В прошлом году КФУ вошел в число 94 лучших вузов мира по предметной области «Образование». По цитированию научных публикаций, за вычетом самоцитирования, у нас показатели гораздо выше не только среднероссийских, но и среднемировых. То есть публикации, которые наши сотрудники генерируют, достаточно актуальны, и в других зарубежных публикациях в ведущих журналах на них ссылаются.

Таким образом, наши ученые вкладывают свой кирпичик в предметную область, ее научное описание. Поэтому я не сказал бы, что публикации производятся ради публикаций. Безусловно, на каком-то этапе были болезни роста университета, но сегодня курс, который задают ректор и высшее руководство университета, направлен на повышение качества научной работы и публикуемых статей. Мы обращаем внимание на категорию журналов, в которых публикуется та или иная статья, это обязательно должна быть первая или вторая категория журналов по значимости или импакт-фактору в соответствующей предметной области. Основные стимулы, в том числе финансовые, работают именно на такую задачу. При этом у профессорско-преподавательского состава сохраняются критерии оценки эффективности работы, которые связаны и с количеством публикаций, потому что таким образом есть возможность оценить их предметные и исследовательские компетенции, научную активность.

— Но ведь обыватель может рассуждать и так: кто-то написал никому не нужное, кто-то процитировал это никому не нужное… То есть так называемые научные кадры обмениваются информацией, не приносящей практической пользы.

— Может быть, с точки зрения обывателя так и кажется, но есть сообщество людей, которые занимаются конкретной научной областью и которых ценят за научные достижения, и это фиксируется в том числе через наукометрические показатели. И мы не можем говорить, что данные публикации никому не нужны. Вообще, современная наука очень сильно специализирована. Есть большое количество узких предметных областей, которыми во всем мире занимаются по 100–150 человек, и порой все они знают друг друга. Они, конечно, публикуются, у них даже есть свои журналы. Такие узкие области есть в физике, химии, биологии. Обывателю может казаться, что люди занимаются никому не нужной ерундой. Но мы никогда не знаем, где будет научный прорыв, в каком направлении.

В некотором смысле КФУ — венчурный университет. Когда мы вкладываем в подобного рода исследования, это риск, поскольку не знаем, будет научный результат или нет. Но, анализируя ситуацию, мы прогнозируем, что здесь, возможно, наступит прорыв, и мы идем в данном направлении. Со стороны может казаться, что эти публикации никому не нужны, что ученые просто удовлетворяют свое любопытство за государственный счет. На самом же деле прорывы бывают, хоть и редко, людям дают Нобелевские премии, патенты продаются за миллиарды долларов, а открытия приносят пользу всему человечеству, и эти научные направления становятся магистральной дорогой.

«В некотором смысле КФУ — венчурный университет. Когда мы вкладываем в подобного рода исследования, это риск, поскольку не знаем, будет научный результат или нет» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Пока сложно сказать, когда КФУ войдет в сотню лучших вузов мира, но такую задачу мы перед собой ставим»

— Что позволит КФУ подняться на уровень Казанского императорского университета 150-летней давности? (Rim)

— Давайте сравним количество университетов, науку, которые были 150 лет назад и которые есть сейчас. Кардинально трансформировалось и то, и другое. Казанский императорский университет 150 лет назад был самым восточным вузом России. Сегодня наш университет работает в очень сильно конкурентной среде.

— Конкуренция — это же хорошо, она стимулирует!

— Она стимулирует, но и осложняет. Мы конкурируем не только в науке и образовании, но еще и за кадры, таланты, которые к нам приедут. И наука за 150 лет сильно изменилась. Естественно-научные области претерпели фундаментальную трансформацию, а большинства социогуманитарных направлений 150 лет или не было, или они только институицонализировались как предметные области. Появилось огромное количество тематических областей, и в каждой из них есть жесткая конкуренция.

КФУ очень тесно работает с зарубежными университетами. Если говорить о таком показателе, как рейтинг, то университет активно наращивает свои позиции. В настоящее время в мировом рейтинге участвует порядка 10 тысяч вузов в мире, и это еще не все вузы, которые есть. В целом по рейтингам КФУ уверенно входит в 400 лучших вузов мира, а по ряду рейтингов входит и в сотню, и в 125, и в 150 лучших вузов. И чем ближе к первой сотне, тем более плотные показатели, разница между вузами сокращается. Чем ближе к сотне, тем, с одной стороны, сложнее конкурировать, с другой — рейтинг становится более волатильным. Если посмотреть по тем международным проектам, в которые в настоящее время университет включен, — это медицина, нефтегазовые технологии, образование, беспилотные транспортные средства и астрофизика, то КФУ является одним из передовых в мире.

— А когда не по отдельным предметам, а в целом КФУ войдет в первую сотню лучших вузов мира?

— Текущий год — завершающий для программы «5–100», который предполагал вхождение пяти российских вузов в топ-100 университетов мира. В сотне лучших университетов мира до сих пор присутствует только МГУ.

— Выходит, поставленная задача не выполнена, но проект закрывается?

— Просто юридически истек отведенный ему срок. Но в национальном проекте «Образование» есть пункты, связанные с поддержкой ведущих вузов страны и их продвижением на международной арене. И в этом году будет новый конкурс, по итогам которого выделят и поддержат ведущие вузы. На дальнейшее продвижение в мировых рейтингах им станут выделять средства с 2021 по 2024 год. Сегодня участие вузов в международных рейтингах многими странами рассматривается как общенациональная задача. Это уже сродни Олимпийским играм, большому спорту, технологической конкуренции между странами. Во всех ведущих странах мира есть национальные проекты по продвижению своих университетов. И правительство этих государств выделяет огромные бюджеты на развитие своих университетов — иногда напрямую, иногда косвенно — через гранты.

— В России этот вопрос стал общенациональным?

— Если бы не стал общенациональным, то не было бы «5–100» и предстоящей новой программы. Тем не менее объемы финансирования в России ниже, чем за рубежом на аналогичные задачи. Надо понимать, что это очень сложный процесс, не победа в каком-то отдельном локальном соревновании, а вопрос постоянства, то есть университет не может войти в сотню лучших, если он не постоянен в своих результатах. Надо на протяжении долгого времени показывать очень высокие результаты, и только тогда можно войти в число лучших. Допустим, на протяжении 10 лет должны демонстрировать высокий уровень качественных публикаций в предметных областях. И здесь есть ограничения со сроками и с тем, что у нас, к сожалению, очень долгое время английский не являлся языком академического общения и многие научные результаты не были выведены на международную арену, а это опять-таки цитирование, объемы публикаций. Сегодня в КФУ данные проблемы решены, практически все преподаватели публикуются на английском языке. Пока сложно сказать, когда КФУ войдет в сотню лучших вузов мира, но такую задачу мы перед собой ставим, тем более что университет все годы показывал положительную динамику в рейтинговых показателях.

«Ильшат Гафуров, директор института Айдар Калимуллин часто выезжают на международные конференции и презентуют этот опыт. Мы являемся членами всех ведущих мировых ассоциаций исследователей в сфере образования» Фото: «БИЗНЕС Online»

«ОПЫТ КФУ ПО ПОДГОТОВКЕ ПЕДАГОГИЧЕСКИХ КАДРОВ ИЗУЧАЕТСЯ НА МЕЖДУНАРОДНОМ УРОВНЕ»

— Наш читатель Альберт спрашивает: «Какие прорывные методики обучения имеются в университете?»

— Если говорить конкретно о предметной области «Образование», то, думаю, это хороший пример того, как наукометрические показатели — цитируемость, количество публикаций — проявились непосредственно в практике. У нас работает распределенная система подготовки педагогов, когда студенты поступают не в педагогический институт на определенную предметную область, а идут в профильный институт и получают фундаментальную предметную подготовку, при этом педагогическое и психолого-педагогическое образование осуществляется под контролем института психологии и образования. Одним из факторов успеха КФУ стала его узкая специализация в публикациях, в частности, в таком субнаправлении, как подготовка педагогических кадров. На эти публикации активно ссылаются, опыт КФУ изучается на международном уровне. Ректор КФУ Ильшат Гафуров, директор института Айдар Калимуллин часто выезжают на международные конференции и презентуют этот опыт. Мы являемся членами всех ведущих мировых ассоциаций исследователей в сфере образования. Ежегодно в мае в КФУ проводится международная конференция по педагогическому образованию, которая собирает ведущих ученых в данной области. В других странах смотрят, как можно применить наш опыт эффективной подготовки учителей в условиях большого классического университета.

— Когда КФУ поглотил самостоятельный пединститут, многие предрекали, что он не сможет готовить хороших школьных учителей, потому что это направление не будет приоритетным…

— А кто у нас становится победителями и лауреатами российских и республиканских конкурсов «Учитель года»? Это всё выпускники КФУ! Кто готовит победителей и призеров российских и международных олимпиад школьников? Мы видим, что подготовка педагогических кадров в классическом университете позволяет получить, во-первых, высокого уровня абитуриентов, во-вторых, они глубоко осваивают предметные области, потому что у них соответствующие преподаватели, программы и лабораторное оборудование. Конечно, у нас есть и школьные лаборатории по каждому предмету, чтобы будущие учителя понимали, с каким оборудованием они будут работать на своих будущих рабочих местах. Поэтому я сказал бы, что качество подготовки учителей у нас сегодня очень неплохое.

Но, безусловно, есть ряд вопросов, которые мы пока решаем. Во-первых, сегодня от педагога требуется глубокое знание не только своего предмета, но и смежных областей, чтобы его занятия формировали у школьников межпредметные компетенции. Мы понимаем, что в реальной, повседневной жизни нет отдельно физики, химии, биологии, а есть комплексные феномены, которые необходимо анализировать целостно, а главное, обучать подобному мышлению школьников. Безусловно, когда учитель прошел подготовку только в профильном институте, не всегда хорошо работает эта межпредметная связка. Необходима выработка технологии интеграции и обеспечения вариативности образовательной траектории подготовки. Это первая задача, которую мы перед собой ставим. Вторая — методическая «оснащенность» учителя, то есть компетенции, связанные с готовностью применять современные методики активного преподавания, в том числе те, которые предполагают активную роль самого ученика.

Сегодня часто говорят о функциональной грамотности, то есть об умении применять академические знания для решения повседневных задач различного уровня сложности. Очевидно, что только небольшая часть школьников займутся в дальнейшем фундаментальной научной разработкой предметной области. В большинстве случаев математическая, естественно-научная и читательская грамотность понадобится им для того, чтобы решать вполне житейские задачи. Как показывают исследования, простой пример «5 умножить на 4» решают 95 процентов учащихся начальной школы. А задачку «У меня завтра день рождения, будут 15 человек, хватит ли одной коробки конфет, если в ней 5 рядов по 4 конфеты в каждом?» — только около 50 процентов. Отмечу фундаментальную роль учителя языка и литературы, поскольку именно он учит читать и правильно понимать текст, что в случае текстовой задачи является базовым пререквизитом. Для классического университета формирование у учителей компетенций развития функциональной грамотности у учащихся школ — это одна из серьезных и очень нетривиальных задач, которую мы пытаемся решать.

«в университет приходят для того, чтобы завести знакомства. И за это платят на самом деле!»

— На данный момент активно внедряется идея разработки стандартных онлайн-курсов от ведущих вузов РФ (ВШЭ, СПбПУ и т. д.) и переход на них. Что будут делать региональные вузы и каково их место в такой ситуации? И возможно ли полностью перейти на массовые открытые онлайн-курсы вместо высшего образования? (Андрей)

— Давайте начнем с фундаментального вопроса: что такое образование? Есть разные определения, но если говорить обыденным языком, то образование — это трансформация поведения, некое преобразование: я был одним, а после обучения стал немного другим, у меня появились компетенции, то есть готовность и умение что-то сделать; я также присвоил определенные нормы и правила.

Есть много исследований, которые посвящены оценке эффективности онлайн-курсов. Бо́льшая часть из них говорит, что поменять что-либо в нашем поведении, только дав нам прослушать или просмотреть курс лекций дистанционно и выполнить некоторые задания, практически невозможно. При этом исследования также показывают, что основная масса людей, которые проходят онлайн-курсы до конца, попадают в возрастные группы старше 27 лет. Для того чтобы обучаться только онлайн, требуется сильная самодисциплина, нужно понимать, что подобное тебе необходимо, от этого зависит твоя карьера. Школы и вузы — дисциплинирующие организации, в них нужно ходить и в них надо учиться. Конечно, в них больше не используют розги, но там все равно есть специальные люди, которые вас контролируют. Поэтому для населения в возрасте от 18 до 23 лет, думаю, полный переход на онлайн-курсы практически невозможен. Если, конечно, не будут использоваться иные технологии, например симуляции.

В то же время эффективно применяются форматы смешанного обучения. Когда онлайн-курс используется в качестве дополнения к основному очному курсу или как замена традиционным лекционным занятиям. Тогда преподаватель имеет возможность уйти от рутинной передачи контента и посвятить себя проектированию и проведению семинарских занятий, использовать другие форматы активного обучения. В формате смешанного обучения можно быстро получать обратную связь от каждого студента и индивидуализировать образовательный процесс.

Кроме того, высшее образование — это важнейший этап социализации, общения с людьми, завязывания дружеских отношений. На данном этапе складываются команды и братства, которые потом будут работать на протяжении всей дальнейшей жизни. Ряд ведущих ректоров университетов мира говорят, что в университет приходят не для обучения, а для того, чтобы получить идентичность выпускника, например Гарварда. И для того, чтобы завести знакомства. И за это платят на самом деле! Не только за учебу, а еще за коммуникацию, возможность находиться на территории университета и причислить себя к его выпускникам. Ну и за беззаботное веселье, которое тоже происходит в студенческие годы…

Сегодня нет полностью онлайновых программ бакалавриата, есть магистерские, потому что магистратура — это другой уровень ответственности и более узкая специализация. Кроме того, существуют рынки труда более гибкие, чем российские, которые признают так называемые микростепени, например, по очень узким специализациям, которые не требуют четырехлетнего или двухгодичного обучения. При этом сама по себе разработка онлайн-курсов, их предложение студентам — это действительно необходимо. Даже на уровне баклавриата оно практикуется, в том числе в КФУ. У нас сегодня более тысячи онлайн-курсов выложено в нашей системе онлайн-обучения. В университете есть 9 очень современных студий для записи онлайн-курсов.

— А многие ли студенты пользуются онлайн-курсами?

— Конечно! Думаю, так или иначе пользуются все студенты, потому что это является обязательным требованием. КФУ выкладывает свои онлайн-курсы на международной платформе — iTunes U. Сейчас мы ведем переговоры о выходе на платформу Coursera. Есть и российские платформы, например питерская Stepik, где мы также выкладываем свои курсы, в частности по русскому языку для иностранных граждан, по программированию. Сегодня у нас есть студенты из стран СНГ, которые практически не приезжают в КФУ, а обучаются удаленно по нашим онлайн-программам, к которым мы даем им доступ, а также обучаются в режиме вебинаров. Даже экзамены у них есть возможность сдавать дистанционно с применением технологий прокторинга.

«Для населения в возрасте от 18 до 23 лет, думаю, полный переход на онлайн-курсы практически невозможен. Если, конечно, не будут использоваться иные технологии, например симуляции» Фото: ixabay.com/ru

«ЦЕННОСТЬ ОБРАЗОВАНИЯ — ЭТО В КРОВИ У ТАТАРСТАНЦЕВ»

— Российское высшее образование не знает, кого готовить и для кого готовить специалистов, а раз так, то не понимает, и как это делать. (Бурбаки) Вы согласны с этим утверждением?

— Как с любым категорическим утверждением, я с ним не могу согласиться. Первое: перед университетами стоит очень много задач, и профессиональное обучение — это, конечно, базовая, но лишь одна из многих. Второе: университеты, даже в Татарстане, тем более в России, — очень разные, и различна ситуация, которая в них складывается. В целом я бы сказал, что сегодня есть избыточная определенность в вопросах того, как готовить, которая совершенно несоразмерна уровню неопределенности в части целеполагания — для чего мы готовим специалистов.

При этом очевидно, что сам факт наличия диплома бакалавра — не только маркер профессиональной квалификации в узком смысле, а определенный сигнал об адекватности кандидата на рабочее место, о его умении выстраивать коммуникацию и работать в команде, способности написать и понять профессиональный текст. Это блок компетенций. Далее, если мы говорим о самостоятельно мыслящем инженере или руководителе, то это уже уровень магистратуры. Мы часто уточняем, что уровень магистратуры в дальнейшем предполагает проектирование, то есть если бакалавр воспроизводит, то магистр должен уметь самостоятельно проектировать, генерировать что-то новое. Если бакалавриат всегда общий, то магистратура всегда специальна: на следующие два года вы выбираете, чем конкретно хотите заниматься в той или иной предметной области. После магистратуры можете пойти и в науку, например после академической магистратуры, и в реальный сектор экономики, например после прикладной магистратуры. Еще лучше, если вы приходите на следующий уровень образования после того, как попробовали себя на рынке труда с определенным опытом и поняли, что вам на самом деле нужно. Например, в КФУ порядка 40 процентов магистрантов — это люди, которые не оканчивали бакалавриат в нашем университете.

Отдельная тема — дополнительное профессиональное образование. Задача КФУ в рамках бакалавриата — сформировать умение и желание учиться, понимание того, что если ты не будешь учиться, то не станешь востребованным на рынке труда. Невозможно за четыре года обучить человека так, чтобы он был конкурентоспособным на протяжении всей жизни. Есть такой показатель — сколько в среднем лет жители региона проводят в системе формального образования. В целом по России это 12,7 года, в Татарстане мы приближаемся к 12,72 года, в Москве — 13,6. С 2005 по 2017 год данный показатель у нас в республике вырос на 7 месяцев. То есть ценность образования — это и в крови у татарстанцев, и социальная среда определенно мотивирует.

Сегодня ежегодно порядка 20 тысяч человек проходят повышение квалификации на базе КФУ. Здесь есть и госзаказ по повышению квалификации бюджетников, и желание самих людей получить новые знания, например, в сфере иностранных языков, IT-технологий, юриспруденции или коммерции. Люди хотят учиться и понимают, что без этого дальнейшее развитие невозможно. И возможности для такого есть, потому что федеральный центр выделяет на данное направление большие средства по линии различных ведомств. Сегодня мировой тренд — бесплатное дополнительное образование для старшего поколения и людей, которые хотят поменять рабочее место.

— Я правильно поняла, что вузам нужна свобода в том плане, чтобы они могли по своему усмотрению перекидывать деньги с одного направления обучения на другое?

— Совершенно верно. Если полностью подчиняться существующим правилам, то накладывается большое количество ограничений на вариативность образовательных программ. Потому что разные направления подготовки сто́ят по-разному и подчиняются различным образовательным стандартам. Ряд университетов России пошел по пути риска, предоставляя студентам бо́льшую вариативность, но любая проверка это замечает, и вузам приходилось откатывать назад. В Казанском университете мы пытаемся обеспечить для студентов максимальную вариативность, в этом смысле используя преимущества большого университета и лавируя между имеющимися ограничениями.

«Задача КФУ в рамках бакалавриата — сформировать умение и желание учиться, понимание того, что если ты не будешь учиться, то не станешь востребованным на рынке труда» Фото: «БИЗНЕС Online»

«четыре года обучения по одному профилю — это система, совершенно не адекватная современному рынку труда»

— Что ожидает выпускников вузов в плане трудоустройства в связи с изменениями рынка труда и повсеместной автоматизацией и цифровизацией? На какие специальности лучше уже не учиться? (Дамир Мустафин)

— В 2018 году вышел известный доклад всемирного экономического форума «Будущее рабочих мест», мы его перевели на русский язык. На основе опроса крупнейших в мире работодателей и основных центров принятия экономических решений осуществлено прогнозирование перспектив развития рынка труда. В 2020-м этот доклад был обновлен к очередному форуму в Давосе. Результаты опросов показывают, что почти 50 процентов компаний ожидают, что автоматизация приведет к сокращению штатных сотрудников к 2022 году. Тем не менее 38 процентов опрошенных компаний ожидают увеличение рабочих мест. Но это фундаментально новые рабочие места, которые требуют высокого уровня цифровых компетенций, умения взаимодействовать с интерфейсами искусственного интеллекта. Сегодня в Европе в среднем жители трудоспособного возраста меняют профессию каждые три-четыре года. Эта тенденция требует обеспечения гибких траекторий основного образования и, безусловно, постоянного профессионального развития.

Мы отлично понимаем, что выпускник бакалавриата университета все с меньшей и меньшей вероятностью после выпуска будет работать по профессии. Это переопределяет задачу, которую мы решаем на данном базовом уровне. Выпускник бакалавриата должен получать максимально возможно широкий профиль и брать на себя ответственность за построение своей образовательной траектории. В своем недавнем послании президент РФ озвучил поручение о необходимости обеспечения возможности для студента изменить свое направление обучения после второго курса.

Здесь много проблем. Первая из них связана с профориентацией. Когда абитуриент поступает на бакалавриат, у него зачастую довольно смутное представление о будущей профессии. И мы видим это на результатах наших социологических исследований — после второго курса возникает большой спрос на вариативность образовательной программы и даже на смену профиля обучения. Вторая проблема: к сожалению, в системе образования с советских времен осталась плановая система контрольных цифр, когда университет на основе некоторых прогнозов, формируемых на региональном и федеральном уровне, получает какое-то количество бюджетных мест. И дальше студенты в течение четырех лет учатся по тому направлению, выбранному ими по ранее утвержденным стандартам, которые достаточно четко определяют стандартный образовательный результат. Подобная система — совершенно не адекватная современному рынку труда.

— То есть плановости в вопросе высшего образования вообще не должно быть?

— Когда речь идет о бюджетных деньгах, всегда будут и, наверное, должны быть и плановость, и отчетность. Но смотрите, какая сейчас у нас плановость: у предприятия запрашивают прогноз кадровой потребности на 7 лет. Исходя из этого прогноза и некоторых корректирующих коэффициентов, формируется объем контрольных цифр приема в вузы. Но скажите мне, какое предприятие на 7 лет вперед может спрогнозировать количество и профиль кадров, которые ему потребуются? Даже в системе образования, где тоже есть прогноз кадровой потребности, сделать это очень сложно. Зачастую тот прогноз, который строился на конкретную дату за 7 лет, на порядок разнится с тем, что формируется за год до целевой даты.

— Не могут прогнозировать наперед, потому что мир так быстро меняется?

— Безусловно, так — мир меняется быстро. Но это связано и с профессионализмом тех людей, которые прогнозируют. На 7 лет спрогнозировали, еще четыре года человек учится. По федеральным образовательным стандартам, которые были приняты еще в 2015-м…

В 2009 году в России произошло масштабное внедрение Болонской системы. Мы перешли к системе бакалаврской и магистерской подготовки. При этом сама идея бакалавриата на отечественной почве была несколько изменена — в итоге мы получили сокращенные и оптимизированные программы специалитета. То есть если раньше мы обучали специалиста под конкретное рабочее место за пять лет, то теперь пытаемся сделать это за четыре года. При этом задача бакалавриата — дать максимально широкое представление о предметной области и обеспечить вариативность траекторий обучения, а не заточить специалиста под профессию.

Более того, зачастую классический бакалавриат предполагает, что студент может специализироваться в нескольких предметных областях одновременно. Например, за основную, или мэйджор, взять химию, а за дополнительную, майнор, — информационные технологии. В итоге мы получаем уникального выпускника по химоинформатике. К сожалению, действующие в России образовательные стандарты не предполагают специализацию по двум и более различным направлениям одновременно в рамках одной образовательной программы.

Фактически президент РФ в послании определил значимость обеспечения вариативности бакалавриата. Мы должны уйти от жесткой заданности образовательной траектории. Иначе, в случае, если мы жестко задаем маршрут, мы должны также гарантировать выпускнику рабочее место. Ведь оно же было спрогнозировано! Университет от имени государства как бы говорит: вот программа, вот прогноз экспертов, они точно знают, что ты должен изучить, чтобы стать бакалавром в том или ином направлении, и потом ты точно трудоустроишься по профессии. Как правило, последнего шага не происходит. Когда же мы даем бо́льшую вариативность, то разделяем ответственность с обучающимся. Мы говорим: вот минимальный объем курсов, который ты должен изучить, чтобы получить диплом по направлению подготовки, но все остальное ты можешь выбрать самостоятельно. И тогда мы перестаем выпускать 20 одинаковых бакалавров, потому что каждый из них к базовому курсу выбрал еще какие-то специализации. Допустим, студент-химик выбрал еще и изучение японского языка и культуры, и мы получим только одного химика в выпуске, который на некотором уровне знает и химию, и при этом способен работать с японскими коллегами, знает контекст. В итоге мы также уходим от постоянной академической группы.

Сегодня есть концепция того, какие специалисты ценны на рынке труда. Есть так называемые Т-специалисты, которые очень глубоко укоренены в одной предметной области, но при этом имеют широкое представление о разных областях. Есть П-специалисты, которые глубоко укоренены в двух направлениях и тоже имеют широкое представление о разных областях. Есть крайне редкие М-специалисты, которые имеют три глубокие специализации. Каждый человек должен выбрать свою траекторию развития, исходя из своих возможностей и потребностей, но самое важное, чтобы университетское образовательное пространство такую возможность предоставило и обеспечило возможность дальнейшего профессионального развития.

«Есть так называемые Т-специалисты, которые очень глубоко укоренены в одной предметной области, но при этом имеют широкое представление о разных областях» Фото: «БИЗНЕС Online»

«ЕСЛИ СЕМЬЯ НЕ ПЕРЕДАЕТ РОДНОЙ ЯЗЫК, ТО КАК МЫ МОЖЕМ ТРЕБОВАТЬ ЭТО ОТ ШКОЛЫ?»

— В Татарстане — мода на полилингвальные школы. А насколько они эффективны и вообще полезны? Может быть, это всего лишь пустая трата времени и сил? (Лилия)

— Знание нескольких языков — большой плюс, и с этим никто не будет спорить. Спрос на полилинвальность на рынке труда растет. Но наш центр напрямую не занимается полилингвальными школами, для этого есть специальные структуры в республике, и мне не хотелось бы вмешиваться в их работу. В настоящее время федеральный университет осуществляет подготовку педагогических кадров для полилингвальных школ в Казани. С сентября такой проект начнет реализовываться и в нашем институте в Елабуге.

Как показывают исследования, это сложная проблема — подготовка педагога, который был бы способен преподавать предмет на нескольких языках. И практически невозможно, чтобы учитель сразу после выпуска из университета был способен преподавать предмет на одинаково высоком уровне на трех языках — например русском, татарском и английском. Это невозможно обеспечить в рамках 4–5-летней программы обучения. Кроме того, это сложная когнитивная задача для студента. Такой педагог, наверное, может появиться после большой практики преподавания. Но в настоящее время есть программы по билингвальной подготовке учителей, способных преподавать предмет на двух языках — русском и английском, русском и татарском. Говоря о кадрах для полилингвальных школ, мы, скорее всего, имеем в виду билингвального учителя, имеющего некоторую базовую компетенцию третьего языка. Таких специалистов мы можем готовить.

Вообще, обучение одновременно трем языкам — это очень сложно и для ребенка. Есть исследования, которые говорят, что ребенок, который с детства находится даже в билингвальной среде, несколько позже начинает говорить. Хотя в дальнейшем это является преимуществом: ребенку, который вырос в билингвальной среде, лучше даются и математика, и другие предметы. Если мы говорим об обучении предметам на втором языке, то очень важно, чтобы педагоги были методически хорошо оснащены, чтобы они понимали дополнительную ответственность за то, что учат не только своему предмету, но и языку, на котором преподают.

— Уже много лет не утихают страсти вокруг методики обучения татарскому языку русскоговорящих детей в школах. Почему не внедряются эффективные методики в данном вопросе?  (Ольга Петрова)

— Этой проблемой сегодня активно занимаются в Республике Татарстан. В настоящее время продолжают разрабатываться современные учебно-методические комплексы, ориентированные на коммуникативные подходы, в них используются цифровые технологии. Это учебники на уровне лучших мировых практик. Есть специальные сайты, создано даже телевидение. То есть большое количество решений уже принято и постепенно реализуется. И наш университет задействован в ряде проектов.

Основная проблема в том, что бо́льшая часть дальнейших задач на самом деле лежит уже за границами формального обучения. Система образования только дает возможность, в какой-то степени дисциплинирует на этапе нахождения ребенка в образовательной организации. Но школа сегодня постепенно перестает быть для ученика центром образовательной среды. В конечно итоге изучение татарского языка — это вопрос мотивации, которая зачастую находится за пределами школы и образовательного процесса. Педагог за время урока мало что успевает сделать, он может отчасти заинтересовать, дать первичную подготовку, но не более. Главная роль отводится семье и окружению вне дома, в том числе цифровому. Подавляющее большинство успешных мировых практик сохранения и развития родного языка в условиях иного общегосударственного — это результат деятельности сообщества людей, если хотите — гражданского общества, которое берет на себя ответственность. Я не преуменьшаю роль государственных институтов, функции которых очевидны. Но без простой повседневной сознательности и активности граждан в своих семьях мы вряд ли добьемся успеха. Если семья не передает родной язык, то как мы можем требовать это от школы? Задача — формирование целостной татароязычной экосистемы детства и взросления, не замкнутой, но способной к воспроизводству и развитию. И формальное школьное образование — только один из ее элементов.

«Я не преуменьшаю роль государственных институтов, функции которых очевидны. Но без простой повседневной сознательности и активности граждан в своих семьях мы вряд ли добьемся успеха» Фото: president.tatarstan.ru

«В РОССИЮ ПРИЕЗЖАЮТ, ЧТОБЫ УЧИТЬСЯ НА РУССКОМ»

— Подготовительный факультет для кого — только для иностранцев? А почему нет для россиян? Раньше подготовительные курсы были для старшеклассников. (Алия)

— Подготовительный факультет — международно признаваемый термин, preparatory school (подготовительная школа для обучения в университете). Это прежде всего для иностранцев, чтобы они изучили русский язык, а также профильные предметы на русском. Федеральный проект «Экспорт образования» в рамках нацпроекта «Образование» предполагает серьезное увеличение иностранных студентов в вузах Российской Федерации, в том числе в КФУ. У нас есть программы на английском языке для иностранных студентов, но все-таки в Россию приезжают, чтобы учиться на русском. Вот для них и создан подготовительный факультет. У нас есть разные программы — на полгода, год, полтора, в зависимости от того, какой у них уровень владения языком и каковы потребности иностранцев.

И мы видим серьезный поток студентов, которым интересно учиться на этом факультете. В КФУ в полтора раза вырос контингент подготовительного факультета в текущем году. Только в Казани мы в феврале достигнем цифры в 700 человек. Это самый большой подфак среди вузов республики. Небольшие подготовительные факультеты есть и в наших институтах — в Набережных Челнах и Елабуге. Приезжают студенты из разных стран, к 40 процентам подфака приближается контингент из Китая. Абитуриентам из этой страны нравится учиться в Казанском университете.

— И, видимо, будет дальнейшее развитие подготовительного факультета? 

— Да. Благодаря решению ректора подфаку передали историческое здание на Кремлевской, 25, провели в нем капитальный ремонт, оборудовали новые аудитории и кабинеты. Кроме того, сейчас мы изучаем возможности подготовки иностранных студентов на территории их стран. Конечно, очень сложно сформировать языковую компетенцию, если нет среды и изначальной постановки произношения в рамках контактного обучения, но все-таки мы ставим задачу приглашать студентов на очную подготовку на меньший период времени. Мы начали сотрудничество с компанией Skyeng, которая занимается в России дистанционным преподаванием английского языка. Они разработали для нас курс русского как иностранного. И мы понимаем, что надо начинать учить дистанционно. Такие практики обучения легко масштабируются. Также сейчас мы создаем так называемые ресурсные центры, учебные центры на территории других государств. Фактически это организации дополнительного образования за рубежом. Мы направляем туда свои методические материалы и педагогов, повышаем квалификацию местных преподавателей, используем систему вебинаров, для чего создали три студии. Эту задачу ставит перед нами нацпроект «Образование», но и инфраструктурные возможности КФУ: Деревня универсиады уже не может вместить всех желающих.

— А подготовительные курсы для желающих поступить в КФУ россиян вы развивать планируете?

— Подготовительные курсы как были во многих институтах, так и продолжают работать. У нас есть подготовительные курсы при институтах, общеуниверситетские курсы. Существует так называемый малый университет, который работает со школьниками начиная с 7-го класса. Мы пытаемся выявить таланты, развивать их и привлекать в КФУ. Есть специальные стипендии для академически успешных абитуриентов.

«Многие здания КФУ — это объекты культурного наследия, которые изначально не были предназначены для учебного процесса. Часть из них — наследие уже советской эпохи конструктивизма» Фото: «БИЗНЕС Online»

«КОГДА ЗДАНИЕ «СВЕЧКОЙ», ТО ГДЕ ВСТРЕЧАТЬСЯ?»

— Все хотят привлечь студентов, и один из таких «крючков» — это красивый внешний вид и внутренняя комфортность помещений для занятий и отдыха. КФУ за последние годы много сделал в этом направлении. А дальше? Эта тема является для вас важной?

— Исследования Всемирного банка показывают, что вклад качественной инфраструктуры в образовательные результаты составляет примерно 16 процентов. Многие здания КФУ — это объекты культурного наследия, которые изначально не были предназначены для учебного процесса. Часть из них — наследие уже советской эпохи конструктивизма с достаточно аскетичным дизайном. С одной стороны, большая удача, что университет находится в историческом центре Казани. Одновременно КФУ и влияет на формирование этого центра — посмотрите, сколько студенческих кафе и клубов в центре города. Сегодня каждый 10-й житель Казани — студент. С другой стороны, такая «вписанность» накладывает ограничения на дальнейшее развитие и расширение университета. При этом мы стараемся выжать максимум из тех помещений, который уже есть. При проведении капитальных и косметических ремонтов стараемся использовать самые современные подходы к планировкам учебных и общественных пространств, используем современные расцветки и тип материалов, нестандартную трансформируемую мебель, в том числе передовых зарубежных производителей.

Физическое пространство определяет тип мышления и образовательной коммуникации. В стандартной классной комнате есть принятая по умолчанию иерархия отношений учитель – ученик: учитель в центре диктует и контролирует, ученик сидит, слушает или записывает, смотрит в затылок своему соседу спереди, контакт учащихся между собой ограничен. Этот шаблон воспроизводится повсеместно, задается квадратно-гнездовой структурой пространств наших школ, расположением мебели в классе. Сегодня в университете мы экспериментируем с проектированием аудиторий. Стараемся создать такие, где пространственная позиция преподавателя далеко не очевидна. У нас даже есть круглая аудитория, где преподаватель должен постоянно перемещаться. Конечно, в КФУ еще остались большие аудитории для потоковых лекций на 200 человек, но от такого формата надо постепенно уходить: переводить подобные лекции в онлайн-формат, развивать более индивидуализированные подходы. Нам очень важно внедрять инновации в учебный процесс, в том числе — через изменение физического пространства менять практику преподавания. Влияние физического пространства на обучение — это отдельная большая тема, которая сегодня активно изучается.

— Все знаменитые зарубежные университеты — это отдельные городки. КФУ не планирует такое грандиозное строительство?

— Вообще, ансамбль исторических зданий Казанского университета уже формирует отдельный небольшой городок. Лобачевский, будучи ректором, фактически завершил его строительство, даже смог избежать распространения на университет эпидемий, которые бушевали в Казани, просто замкнув пространство кампуса.

В 70-е годы XX века были построены две высотки — физический и второй гуманитарный корпусы. Это были студенческие стройки — мои родители, учась в университете в конце 70-х, строили нынешнюю библиотеку Лобачевского. Кстати, сегодня там расположен наш аналитический центр. Но и качество постройки, и использовавшиеся в то время строительные материалы сегодня вызывают массу проблем. В обоих зданиях недавно прошли ремонтные работы, они стали более теплыми и удобными.

Вернемся к вопросу о формировании пространством возможностей для коммуникации. Покажу на примере MIT (Массачусетский технологический институт). В военное время им пришло большое количество заказов от вооруженных сил, но у них не было площадей для лабораторий. В 1943 году институту на окраине Бостона выделили старое пустующее здание из асбеста, где раньше был склад. Длинное низкое трехэтажное пространство — там разместили лаборатории. Считали, что после войны переедут из этого здания. Но все временное оказывается постоянным… Здание не снесли. Кстати, оно просуществовало до 1998 года. А после войны туда начали ссылать все нестандартные лаборатории — маргинальные, не вписывающиеся в то или иное магистральное направление (это к вопросу о возможности предугадывания перспективных направлений в научных исследованиях). И здание оказалось мультидисциплинарным: множество разных лабораторий, никак тематически между собой не связанных. Но вскоре оттуда стали появляться стартапы, все больше и больше, порядка 20, причем половина из них — это мировые бренды сегодня. Наом Хомски там выдвинул идею генеративной лингвистики, возник производитель акустики BOSE. Если говорить не об образовании, а о науке, то неважно, где здание находится, имеют значение общение и качество этой коммуникации. Важно, конечно, и качество самих людей. Вот такая планировка — длинный коридор и лаборатории по периметру — позволяла людям пересекаться, встречаться, обсуждать что-то. И получился незапланированный эффект.

А когда здание «свечкой», то где встречаться? Короткий коридор и лифт… Мы иногда шутим, что наши две высотки было бы интересно положить на ребро. Очевидно, что лучше, когда люди общаются, поэтому большое внимание сейчас уделяем созданию общественных пространств в университете, где люди могли бы заниматься какой-то неструктурированной творческой деятельностью. Создание комфортной среды в вузе — очень актуальная тема сегодня, мы этим сильно озабочены и обеспокоены. Ситуационный центр для того и создавался, чтобы повышать уровень «тревожности» в университете, говорить, что что-то надо менять, двигаться в таком-то направлении. И мы стараемся этим заниматься.

Сегодня на федеральном уровне есть инициатива строительства новых университетских кампусов. Хотя очевидно, что возведение, а главное — содержание университетского кампуса за пределами города — это недешевое удовольствие.

— Тимирхан Булатович, спасибо за интересный разговор!