Если раньше вы не задумывались о том, мужчина вы или женщина, то сейчас много соблазнов переиграть жизнь с нуля, а на рынке предложений можно выбрать новую роль, говорит руководитель отдела медицинской психологии ФГБНУ «Научный центр психического здоровья» Сергей Ениколопов. В интервью «БИЗНЕС Online» он рассказал о том, чем гендер отличается от пола, как понятие «харассмент» развязывает самое плохое в людях и убивает поэзию в отношениях и в чем он согласен со студентками-лесбиянками.
Сергей Ениколопов: «Все проблемы, с которыми сталкиваются в современных обществах женщины, — это проявление гендера. Они стали актуальны, когда миллионы женщин вышли на работу»
«Кто-то увеличивает бюст и губы, кто-то становится лесбиянкой, а кто-то думает, что будет симпатичнее, если сменить пол»
— Сергей Николаевич, в последнее время все чаще звучит термин «гендерные отношения».
— Еще 60–50 и даже 40 лет назад все знали, что есть мужчины и женщины, и не задумывались о гендерах, так как были различия половые, биологические. Потом появилось понятие «гендер», неправильно понятое. Я вижу огромное количество публикаций, даже научных, где речь идет о распределении мужчин и женщин по гендеру. Ребята, ну вы же не по гендеру распределяли, а по паспортным данным.
— Давайте уточним тогда само понятие «гендер».
— Гендер — это социальный пол, когда мы говорим о мужчине или женщине не по биологическим признакам, а с точки зрения социальных отношений, поведения. Мужчина, как и женщина, ведут себя в обществе определенным образом, в соответствии с воспитанием и в зависимости от традиций общества (российского, американского, арабского и так далее). Все проблемы, с которыми сталкиваются в современных обществах женщины, — это проявление гендера. Они стали актуальны, когда миллионы женщин вышли на работу. Но на самом деле как только ребенка в роддоме завернули в голубой или розовый пакет, уже начинается в каком-то смысле гендерная история. Мальчикам дарят машинки и сабли, девочкам — куклы.
— Сейчас женщины все чаще демонстрируют мужское поведение, а мужчины становятся женоподобными. Почему?
— Изменились социальные условия. Можно быть милой лапочкой, когда сидишь дома и надо отвечать только за дом, детей и продолжать нравиться мужу. А когда выходишь на работу, надо еще и локтями двигать.
Также гендерные роли меняются из-за протеста, новых навязанных представлений, что женщина должна быть маскулинной, а мужчина — феминным. Это происходит в том числе потому, что очень много людей недовольны своим телом. Например, огромное количество ЛГБТ-девушек, которых я видел, недовольны собой или не пользовались вниманием у мужчин. Другие пользовались настолько, что становились жертвами насилия. Все это психологические травмы. В результате кто-то идет и увеличивает себе бюст и губы, кто-то становится лесбиянкой, а кто-то думает, что будет намного симпатичней, если сменить пол.
— Когда речь идет о столь радикальных изменениях, причины прежде всего в неудовлетворенности жизнью?
— Конечно. Представляете, вам предлагается еще один вариант жизни. И вы думаете, что если начать с начала, то пошла бы не в ту школу, не в тот вуз, не с теми бы людьми дружила. Есть варианты проиграть заново жизнь — то, от чего тащатся актеры в каком-то смысле и позволяют себе писатели, когда сочиняют истории и экспериментируют. А здесь реальная жизнь. У нас куча всяких проблем, неудач. И возникают всякие мысли за рюмкой коньяка или бокалом вина: «Ах, если б я поступил в этот вуз, я бы сейчас был генералом и так далее»
Сейчас меняется вся фоновая ситуация. Мы живем в другом мире, чем раньше. Очень много соблазнов. И говорят обо всем об этом так много, что возникает новый рынок предложений: какую роль вы хотите выбрать? И даже если раньше вы не задумывались о том, мужчина вы или женщина, то сейчас начинаются изыскания.
— На Западе разрешено менять пол даже детям, некоторые из которых потом от этого страдают.
— Есть вообще замечательная история с отчимом Ким Кардашьян. Олимпийский чемпион, очень красивый, статный атлет. У него популярность была не меньше, чем у Шварценеггера. В какой-то момент он решил стать женщиной. Стал. Потом заявил, что хочет снова стать мужчиной. Дальнейшую судьбу я его не отслеживал, но это как раз показательный случай. Я недавно слушал доклад, подготовленный петербургским центром, который помогает трансгендерам менять пол. В год у них примерно два десятка человек. Когда они проходят гормональные процедуры и прочее, им оказывается психологическая и психиатрическая помощь. В итоге почти все отказались. Первоначально прошли кучу экспертиз, чтобы подтвердить, что они не психически больные, продолжали настаивать на смене пола, а когда им начали делать гормональные процедуры, отказались. У нас много сообщений о том, что люди хотят сменить пол, но почти не рассказывают о том, какое количество потом хочет вернуться назад и сколько отказывается по дороге к этому.
«Есть вообще замечательная история с отчимом Ким Кардашьян. Олимпийский чемпион, очень красивый, статный атлет. У него популярность была не меньше, чем у Шварценеггера. В какой-то момент он решил стать женщиной. Стал»
«Студентки объясняли, что лесбиянкой быть лучше, потому что нет угрозы забеременеть. И я вынужден был кивать головой»
— То есть опасность, о которой пугает наше телевидение, преувеличена?
— Безусловно, опасность всегда преувеличивается. Общественное мнение гораздо обеспокоенней, чем реальность. Например, настоящих гомосексуалистов в природе от 4 до 8 процентов. Но когда у нас по телевидению начинают рассказывать про гомосексуалистов, возникает ощущение, что из традиционных мужчин остался я и еще близкий круг моих друзей, в которых я не сомневаюсь.
— Это свежие данные?
— Эта статистика 20-летней давности. Сейчас точных данных нет. Но очевидно, что их больше, благодаря в том числе и пропаганде.
— Которая законодательно ограничена. Но, когда пытаются жестко противодействовать, не возникнет ли обратного эффекта?
— Конечно. Как с романами диссидентов. Когда они появлялись, все стремились их каким-нибудь хитрым способом прочитать. Что запрещено, то интересно. Плюс толерантность, которая понимается по-разному. Ну и что, что кто-то лесбиянка или гомосексуалист: морду, что ли, из-за этого бить? Никто ни к кому не пристает, каждый живет своей жизнью. Можно поговорить на какие-то темы, которые нам интересны. Но сейчас новый тренд: мы вам даем столько-то мест в парламенте, столько-то мест в нашей компании и так далее. И уже начинаешь чувствовать себя аутсайдером, что прожил жизнь зря, так ничего нового и не попробовав.
И начинается: «А если это попробовать, а если то...» Мы как-то с сексологом обсуждали проблему одного мальчика. И он спросил: «А он целовался с мужчиной или нет?» Я говорю: «А в чем проблема?» А он: «Если целовался, то путь назад предельно долгий». Если не целовался, то не проблема.
— Почему?
— Опыт. А некоторые студентки мне объясняли, что лесбиянкой быть лучше, потому что нет никакой угрозы забеременеть. И я вынужден был кивать головой. Опыт показывает, что это правда. Если постоянно талдычат, что они есть, их много и к ним нужно замечательно относиться, то возрастают шансы, что их появится еще больше., в отличие от ситуации, если говорить, что их мало и они не представляют никакого интереса.
— Хотя однополые отношения были еще в античности. В Древнем Риме и Греции, например, гомосексуализм вообще считался нормой.
— Да, но это были стадиальные вещи. Возрастные отношения. Мужчины проявляли гомосексуальные наклонности только к мальчикам, а когда те вырастали, они становились однополярными мужчинами и занимались сексом с женой, наложницами и прочими. Древний Рим и Греция — это не аналог современных однополых отношений. А в последующие времена все гомосексуалисты становились изгоями почти во всех странах — что в Европе, что в России. Недаром они низшая каста в тюрьме, опущенные и так далее.
— Но в светской жизни ситуация все же другая.
— Однажды меня приятель пригласил в свой ресторан. На входе было два ресторана. Названия отсутствовали. Я начал с правой двери. Швейцар мне говорит: «Вам не сюда». Я удивился: «Надо же, по моему лицу понимают, что мне не сюда». Вхожу в нужный ресторан, рассказываю приятелю. И он говорит, что там ресторан для гомосексуалистов, а у меня на морде написано, что я не из них. Я даже как-то расстроился. Не считал, что у меня на морде вообще что-то написано из этого ряда. У них там свой закрытый клуб. Ну и ладно. Пусть встречаются и делают что хотят. Другое дело, когда мне говорят, что на одной улице должно быть 10 ресторанов для гомосексуалистов и 5 для нормальных людей, это меня это уже напрягает. И куда этот тренд приведет?
Еще вопрос в агрессивной информационной политике и подаче материла. Плохо, когда начинают пришпоривать. Случай один, а рассказывают, как будто так делают все. Вот, например, доцент Соколов, который убил и расчленил аспирантку. Если почитать, как все это подается, то создается ощущение, что все преподаватели вузов только и делают, что спят со своими аспирантками и убивают их. Мне так много об этом рассказывают, что кажется, что пора уже убить двух аспиранток. Тем более что они заслуживают этого. Некоторых аспиранток хочется убить без всякой половой жизни. За то, что они только отнимают время.
«Раньше дискриминировали левшей, а рыжих женщин вообще на кострах сжигали. И кто сейчас обращает на них внимание? Теперь гендерный бум»
«Спортсменки будут долбить федерации: «С какого бодуна я с бородатыми женщинами должна соревноваться?»
— Сейчас вообще все смешалось. Появляются все новые и новые гендеры.
— Это уже совсем новодел. Раньше гендеров было, условно говоря, два с половиной. Мужской, женский и ЛГБТ. А сейчас меньшинств все больше.
— В Европе уже официальные лица порой обращаются с трибун не «дамы и господа», а долго перечисляют представителей разных гендеров.
— С таким же успехом можно говорить про карликов… Когда идет позиционирование разных гендеров, можно защищать права трех, четырех, девяти категорий. Классификаций придумать можно много. Но на периферии иногда взрывается, например когда дискриминируют толстых. Раньше дискриминировали левшей, а рыжих женщин вообще на кострах сжигали. И кто сейчас обращает на них внимание? Теперь гендерный бум.
— Гендерная революция?
— Можно сказать и так. Увеличение гендеров говорит о том, что ситуация революционная. Куда она выведет, неизвестно.
Пройдет время, и все утрясется. Будет постепенно смягчение. Но все равно останется вопрос, связанный с социальной справедливостью.
— В США уже одобрен закон о допуске к спортивным соревнованиям трансгендеров.
— Да. Но все говорят о том, что теперь начнется настоящая юридическая борьба. Начнут объединяться нормальные женщины. В первую очередь спортсменки будут долбить олимпийские и прочие федерации: «С какого бодуна я с бородатыми женщинами должна соревноваться?» Не в том смысле, что спортсменки имеют конкретно что-то против бородатых женщин, но они не хотят проигрывать полумужчинам. В драке кто победит? Условное «оно» сильнее любой милой дамы.
На рабочем месте — плевать. Мы сидим, два клерка. Какая разница? А когда это спорт и речь идет о призовых, кому понравится, что появляется группа людей, которая заведомо будет выигрывать у всех остальных?
— Во время обсуждения соответствующего закона в конгрессе США одна демократка вывесила флаг трансгендеров. В ответ республиканка установила плакат, что есть только два пола: мужской и женский.
— Идет борьба. Если власти не поддерживают какую-то сторону, тогда все устаканивается. Но США поощряют людей становиться нетрадиционными.
— Почему? Это такая гипертрофированная борьба за права человека?
— Именно гипертрофированная борьба за права человека. С другой стороны, в пропагандистских целях это тоже очень хорошо, потому что в странах, которые США не относят к демократическим, такое разнообразие пресекается полицейскими методами. И раскол усиливается. «Вот там мерзкие люди, которые борются с природой человека, а мы основа демократии...»
«Хотят на Западе писать «родитель 1» и «родитель 2» — пусть пишут. Зачем навязывать дискуссию на эту тему нам? У нас папа и мама. Если вам так страшно, пропишите это в Конституции»
«Когда кадровый отбор идет не по деловым качествам, а по тому, что спрятано штанах, —это ненормально»
— Кстати, недавно министерство просвещения России попросило Академию образования предоставить научное обоснование смысловых значений слов «толерантность» и «гендер», использующихся в учебной литературе.
— Проблема осмысливается. Про гендерные отношения говорят уже 30 лет как попугаи, а понимания все нет. Вот я начал говорить про толерантность. Если это вопрос терпимости и уважения, то никаких возражений нет. Но когда мне говорят, что из толерантности я не должен говорить вслух, о чем думаю, и наступают на мои права, — это совершенно другое. Само словно «толерантность» постепенно приобретает иной смысл. Почему религиозные люди выступают против толерантности? Они чувствуют, что их где-то дурят. Если толерантность означает, что я не могу орать: «Все бабы дуры, и на работу я ни одну не возьму», — это понятно. Я должен быть терпимым. Может быть, я их и не буду брать на работу, но во всяком случае не вопить. Ходить по улицам и кричать: «Все женщины, назад! Кухня, церковь, дети!» — тоже бессмысленно. Этого уже нельзя сделать. Джинна в бутылку не загонишь. Недавно слушал передачу о том, как во Франции профсоюзы борются за равные права мужчин и женщин. Там до сих пор экономические неравенства, женщины получают меньше. И одна из основных задач профсоюзов — прозрачность зарплат, потому что все подписывают контракты, и никто не знает, кто сколько получает. И только когда люди выходят на пенсию, женщина выясняет, что она со своим коллегой выполняла одну и ту же работу, но у него в контракте зарплата была выше, чем у нее. Такого не было в Советском Союзе. Вероятно, мужчин чаще выдвигали в начальники, но стартовые зарплаты были одинаковыми — и у женщин, и у мужчин. Когда во Франции из-за этого выходят на улицу протестовать, мне вполне понятно. За это бороться, конечно, надо. А когда говорят о квотах — уже другое. Например, среди начальников должно быть не менее 20 процентов женщин. Но я видел совершенно замечательных директоров-женщин и бездарных мужчин, и наоборот. Когда кадровый отбор идет не по деловым качествам, а по тому, что спрятано штанах, — это ненормально. В этом есть какая-то уловка. Я понимаю, что дурят нашего брата. Но зачем? Кто откажется, например, от умного чернокожего? Но почему он должен быть назначен директором не потому, что самый умный, а потому, что черный? Это уже полное безобразие.
— Но разве в этих квотах нет разумных соображений? Например, мужчин и женщин примерно поровну, а на начальственных должностях —преимущественно мужчины.
— Когда речь идет о разных зарплатах, это безобразие. Но, если говорят о профессиональном росте и социальных взаимодействиях, тут уже начинаются обсуждения. На каком основании один лучше другого? Вот в Советском Союзе были квоты для малых народов, например для поступления в вуз. Все же понимали, что чукчей мало, школы у них не очень хороши. Если не сделать им послабления и не дать квот, то они никогда не поступят в вуз, потому что московские и ленинградские мальчики и девочки подготовлены лучше. И как бы для справедливости им пытались уравнять стартовые условия. Но когда они заканчивали вуз, к ним относились так же, как и ко всем. Диплом есть — иди работай. В каких-то случаях нужно уравнивать шансы. Но именно шансы. А не искать специально хромого и делать его начальником только потому, что он хромой.
— Но если опасность во всяком случае у нас преувеличена, может быть, не нужно нам и обсуждать такие вопросы, как, например, «родитель 1» и «родитель 2»?
— Безусловно. Хотят на Западе писать «родитель 1» и «родитель 2» — пусть пишут. Зачем навязывать дискуссию на эту тему нам? У нас папа и мама. Если вам так страшно, пропишите это в Конституции.
— В Основном Законе у нас уже прописано, что брак — это союз мужчины и женщины.
— Это дань тому, что мы не такая либеральная западная страна, где никого не напрягает, когда в браке двое женщин или двое мужчин. Хотя с Конституцией вообще смешно. Там теперь есть и упоминание Бога, хотя там же написано, что у нас светское государство.
— Кстати, говоря о трансгендерах, сейчас даже светские люди стращают Содомом и Гоморрой.
— А чем еще осталось пугать? Хотя половина из тех, кто это говорит, даже не знает, чем занимались в Содоме и Гоморре. Я как-то слушал по телевизору одну тетку. Она говорила про алфавит, навязанный нам Кириллом и Мефодием, которые из Болгарии, а Болгария — страна НАТО. Эта цепочка для выступления Петросяна.
«Свободная одежда вообще меняет отношения полов. Сейчас в гардеробе многих мужчин и женщин один и тот набор. Все ходят в джинсах, майках и кроссовках. Это удобно. Но возникают вопросы — привлекательны ли в таком виде мужчины и женщины друг для друга?»
«Эротические стимулы работают по-другому. Свободная одежда вообще меняет отношения полов»
— Традиционные отношения между мужчиной и женщиной все-таки меняются?
— Конечно, давление на традиционные представления чувствуется. Например, у женщины должен быть бюст. Она должна отличаться от мужчины, не ходить в робе. Раньше женщины это знали, даже когда работали в комбинезонах, что было удобно. Но с работы выходили в туфлях на высоком каблуке. Мода тоже имеет большое значение.
Одно дело, когда длинное платье. И достаточно увидеть щиколотку, чтобы начали работать эротические стимулы. А когда мини-юбка, то эротические стимулы работают по-другому. Свободная одежда вообще меняет отношения полов. Сейчас в гардеробе многих мужчин и женщин один и тот набор. Все ходят в джинсах, майках и кроссовках. Это удобно. Но возникают вопросы — привлекательны ли в таком виде мужчины и женщины друг для друга?
— В таком виде тоже можно быть привлекательными. И все-таки не только в джинсах и кроссовках ходят все и везде.
— Безусловно. Кстати, иностранцы часто отмечают, что женщины в России на работу одеваются так, как будто идут в театр. В том же виде они могут и в ресторан пойти. А очень многие американки ходят чуть ли не во рванье.
— Американки одеваются вполне прилично. И в Вашингтоне, и в Нью-Йорке.
— Там дресс-код. Я однажды гулял по 5-й авеню в Нью-Йорке. Там, где офисы, все в костюмах, туфлях, все нормально. Потом Чайна-таун — было ощущение точно такое, как рассказывали в советских пропагандистских передачах про проституток. Затем университетский квартал. Богема. Просто центр Москвы, только поярче. Уолт-стрит — опять очень хорошо одетые люди. Никаких галстуков с пальмами или с картинками Тулуз-Лотрека, какие были тогда очень модными. Кстати, когда я в одном очень дорогом магазине попросил обычный галстук в полоску, мне продавец сказал: «О, это европейский стиль, это дорого». А у нас такие галстуки на каждом углу продаются.
— А как меняются именно личные отношения мужчин и женщин?
— Эти отношения в первую очередь — проблемы женщин. Перед женщинами стоит выбор, как совместить 2–3 детей и активную рабочую позицию. Это вариант тоже лукавый, потому что, с одной стороны, все нормально, с другой — всем нужно профессионализироваться, получать образование, специализацию. Брак и деторождение откладываются: «Я должна сначала получить диплом, начать строить карьеру. Потому что, когда я выйду из декрета, у меня будет репутация хорошего работника, и мне не придется начинать с нуля». Естественно, люди откладывают рождение детей — иногда до тех пор, когда уже ни черта и не могут. Раньше те, кто рожал ближе к 30, считались позднородящими, сейчас это норма. Но возникают опасности здоровья детей, возрастает нагрузка на медицину.
«У нас женщина выбирает: хочешь больше быть женой и мамой — ведешь себя определенным образом, хочешь быть бизнесвумен — пожалуйста. Но это твой выбор»
«Происходят обманы и в личных отношениях. Например, вы начнете приставать к мужчине, а он окажется гомосексуалистом»
— Но женщины не вчера пошли работать.
— Не надо сравнивать с тем, что было в Советском Союзе и России. На Западе многое шло со скрежетом. Например, в Америке в совершенно замечательном Принстонском университете девочкам и мальчикам разрешили учиться вместе только в 90-е годы, а женщинам-профессорам обедать в той же столовой, что и мужчинам, — в начале 2000-х. А у нас такое даже бабушки не вспомнят.
— Ну это же не повсеместно.
— Не повсеместно. В разных штатах по-разному. Но в США было не так, как у нас в 1917 году: приказали — и всё. Хочешь или не хочешь — работай.
— Хотите сказать, что процессы на Западе, которые происходят сейчас, — это издержки того, что права женщин ущемлялись чуть ли не до сих пор?
— Не до сих пор, но довольно долго. Например, в европейских странах женщины получили избирательное право только после 1945 года.
— Но уже прошло три четверти века.
— Да. И тут-то начали возникать все эти проблемы с феминизмом. В России уже давно адаптировались. У нас женщина выбирает: хочешь больше быть женой и мамой — ведешь себя определенным образом, хочешь быть бизнесвумен — пожалуйста. Но это твой выбор. С другой стороны, мужчины тоже стоят перед выбором, когда женщина зарабатывает больше. Не всем это нравится.
— Бизнесвумен вполне себе женственны.
— Они же понимают, что если будешь крокодилом, то ни с кем не договоришься. Хотя физическая привлекательность тоже меняется, в зависимости от моды. Когда-то идеалом были толстые женщины, потом — худые и высокие. Но, несмотря на моду, кому-то все равно нравятся маленькие и толстенькие. Потом под влиянием моды и агрессивной пропаганды начались соревнования, кто чего себе больше «накачает». На некоторых женщин после «тюнинга» вообще страшно смотреть.
Отношения «нравится или нравится, влюбляться или не влюбляться» остаются почти такими, как испокон веку. Но многие вещи меняются. Например, потеря девственности до свадьбы — после 60-х годов, когда появилась контрацепция, эти вопросы вообще мало кого стали волновать. И для женщин это перестало быть смертным страхом, и для мужчин. Дарить цветы — раньше это было показателем высокого знака, а сейчас стало обыденным. Показателем романтических отношений теперь выступают другие подарки. Очевидное веяние времени — знакомства в интернете. От тоски, одиночества, от того, что люди стали меньше общаться в обычной жизни, люди ушли в интернет. Там легче находить друзей, чем в реальной жизни. Сейчас это нарастает, особенно на фоне пандемии. Увеличился рынок невест и женихов. Но мы не можем апеллировать научными данными. Нет сведений о процентах заключенных браков [после знакомства в интернете], как долго существуют браки. Или там знакомятся с целью легких отношений: если раньше «снимали» на улице или где-нибудь еще, то сейчас — в интернете.
Я одно время интересовался, какая у нас средняя продолжительность брака. Но такой статистики нет.
— Но статистика по разводам есть.
— Да. Но продолжительность брака неизвестна. Отношение к разводам тоже изменилось. Раньше развод — это было ЧП, а сейчас в порядке вещей. Произошла и подмена понятий. Гражданский брак: вот я состою в гражданском браке, потому что заключал его в загсе. В свое время он противопоставлялся церковному, а сейчас гражданским браком называют просто сожительство. Хотя мне больше нравится старое ментовское определение «люди, ведущие совместное хозяйство». Все ясно. А когда вам говорят «гражданский брак», вообще непонятно, с кем вы разговариваете. То ли люди не расписаны, то ли у них давно стоит штамп в паспорте.
Происходят обманы и в личных отношениях. Например, вы начнете приставать к мужчине, а он окажется гомосексуалистом. В итоге все это может кончиться дракой или вы его обматерите. Время-то потеряно на то, что глазки строили. Это новая реальность, которую просчитать нельзя.
«Клару Цеткин и Розу Люксембург 8 Марта уже не вспоминают, бокалы за них не поднимают. А люди жизнью рисковали, полиция их била»
«Можно я расстегну вашу пуговичку? А можно вторую?» За это время весь пыл пропадет»
— На Западе еще одна серьезная проблема — это харассмент. Мы все знаем историю Харли Вайнштейна, которого посадили в тюрьму после того, как ряд женщин обвинили его в домогательствах. Насколько проблемы актуальны для нас сегодня?
— Это самый скользкий вопрос последнего времени. Я с вами пошутил, вы можете это воспринимать как угодно. Я первый раз столкнулся с харассментом еще в 1990-м, когда у нас о нем даже не слышали. Тогда американцы мне показали памятку, как определять харассмент. Тогда он понимался очень узко, только со стороны начальника. Имелось в виду использование служебного положения. Вайнштейн как раз под это дело подходит. Потом харассмент стали толковать расширенно. Потому что, если вы с коллегой равны, а он к вам пристает, как это назвать? А с другой стороны, если он просто сладострастно улыбался? Допустим, у вас значок на груди, а я на него пялюсь, вы это можете это расценить, что я грудь рассматриваю. При этом на всех конференциях бейджики на этом самом месте. Все полицейские тоже должны ходить с жетоном. Вы прочтете у полицейского жетон, не пялясь ему на грудь?
— Видимо, все-таки имеется в виду женская грудь?
— В отношении мужчин там, кстати, тоже был интересный пункт. Допустим, если моя начальница будет разглядывать кончик моего галстука, то я могу пойти и сказать, что она на меня недвусмысленно смотрит.
— И это все было прописано в памятке — и про галстук, и про бейджик?
— Да, в отделе кадров одного американского института. А дальше все перешло на половые отношения, и опять гипертрофированно. Вот вы идете по улице, кто-то нецензурно восхищается нижней задней половиной вашего тела. Вы можете возмутиться, а можете подумать, что еще ничего, все-таки ценят люди. Тут начинается: а были ли настоящие домогательства?
Понимаете, мы все — в том числе и сторонники таких правил — рассматриваем это с точки зрения того, что мы психически здоровые люди. Почему в отношении Me Too у нас так много скепсиса и даже издевательств? Потому что все очень двусмысленно — когда мое слово против вашего и нет следов борьбы, синяков и прочего. Ну и извините! А кто к вам приставал? Хотя я отлично понимаю, что и карьеры рушатся, и прочее. Но ведь половина этих теток у Вайнштейна сами рвались к нему в койку. Это они сейчас рассказывают… Понятие «харассмент» развязывает самое плохое. Будут сплошные доносы.
— Но в России этого пока не приживается.
— Пока да. Но через некоторое время появится молодое поколение и будет непонятно что. Надо понимать, что практически все отношения между мужчиной и женщиной несимметричны. Вы знакомитесь, и интервал между знакомством и койкой чем заполняется? Какой-то активностью. Ну надо хотя бы руку на колено положить. Иначе как ты догадаешься, что вам предлагают? А сейчас начинают, что каждый шаг должен быть устно проговорен: «Можно я расстегну вашу пуговичку? А можно вторую?» За это время весь пыл пропадет. И все останутся недовольными. А через некоторое время уже мужики будут также жаловаться, что ему галстук развязали или еще что-нибудь сделали. И какая там, к чертовой матери, поэзия? Вместо ухаживаний — договор. Вы мне бумажку, я вам бумажку. Подписываем — и в койку. Это даже «лучше», чем с проституткой общаться. Поэтому вопрос этот скользкий.
Думаю, феминистки меня побьют.
— На недавних митингах в России силовики относились к женщинам не менее жестко, чем к мужчинам. Их тоже били дубинками, над ними издевались в отделениях полиции. То есть никакого снисхождения, как раньше. Что случилось?
— Это тоже последствие того, что все равны. А знаете, как раньше полиция мордовала феминисток и суфражисток? Их даже цепями к заборам приколачивали. 8 Марта нам подарили Клара Цеткин и Роза Люксембург. Они боролись за свободу женщин и равные права с мужчинами. А потом мы размыли этот праздник, как и 23 февраля, ставший Днем всех мужчин. Хотя я, например, привык поздравлять в этот день только тех, кто имеет отношение к армии.
— Чисто гендерные праздники теперь.
— Да, нормальные гендерные праздники. Клару Цеткин и Розу Люксембург 8 Марта уже не вспоминают, бокалы за них не поднимают. А люди жизнью рисковали, полиция их била.
А сейчас добавилось новое равенство, что если бить по морде на митинге, то всем одинаково — и мужчин, и женщин. Но мы одновременно хотим усидеть на двух стульях. Полицейского может бить каждый. А полицейский должен соображать, кто перед ним — мужчина или женщина. Претензии к полиции у нас есть. Как же можно дубинкой по женщине? Я совершенно не защищаю полицию. Но равенство можно понимать по-разному.
Внимание!
Комментирование временно доступно только для зарегистрированных пользователей.
Подробнее
Комментарии 348
Редакция оставляет за собой право отказать в публикации вашего комментария.
Правила модерирования.