«Я считаю, что в систему школьного образования и воспитания нужно заложить понимание, что выход в соцсети равнозначен поездке за рулем. Человек должен знать, что, как только он нажал на отпечаток пальца в своем смартфоне, это то же самое, что повернуть ключи в замке зажигания, — у него должно переключиться мышление и отношение к тому, что он видит в своем смартфоне», — рассуждает политтехнолог Семен Уралов. В интервью «БИЗНЕС Online» он рассказывает о том, почему на Западе делают ставку на когнитивные войны, почему не работает вертикально интегрированная коммуникация, почему нужен не один излучатель на миллионы, а тысячи на тысячу и как чтение сложных текстов является самым простым способом профилактики когнитивных войн.
Семен Уралов: «В кармане у каждого появился смартфон, которому мы отдали мыслительные функции, поэтому стали очень манипулируемы»
«Когнитивный метод — это когда берется правда, насыщается эмоциями, добавляется немножко лжи и это постепенно человеку впаривается»
— Семен, вы специализируетесь на когнитивных войнах. Давайте поясним читателям, чем они отличаются от информационных.
— Слово «когнитивный» мне не нравится. Но я использую его исключительно потому, что в доктринальных западных и натовских документах они выделяют когнитивные войны в отдельный вид. Когнитивная война — это воздействие на мышление и психоэмоциональный фон человека. Дело в том, что в начале 2000-х произошла медиареволюция, которой никогда не было. Во-первых, информации стало с переизбытком. Во-вторых, в кармане у каждого появился смартфон, которому мы отдали мыслительные функции, поэтому стали очень манипулируемы. Я всегда привожу пример с навигатором. Как мы стали ездить по городам? Мы отдали нашему приборчику знание поворотов, карты местности. Представьте, если отключить навигатор, то многие запутаются в городе. А можно подменить сигнал и человека куда-то увести. В нашей реальности мы многие вещи отдаем на откуп гаджетам, которые я называю третьим полушарием мозга.
Поэтому особенности когнитивных войн в следующем. Первая — информация переизбыточна. Вторая — фактически можно попасть каждому человеку в голову, понять, что он потребляет, создать для него персональную медиакартину. Что происходит с человеком в ходе когнитивных войн? У него повреждается способность к мышлению. Дело в том, что эмоции и рацио формируются в одном месте в мозге. Если у вас перегрузка в эмоциях, то отрубается возможность действовать рационально, и человек погружается в непонятное состояние — умопомрачение. Вроде человек нормальный, но ведет себя так, будто не совсем адекватный. Помните, как после 24 февраля люди бежали в Грузию, Казахстан? Было много роликов о них: вроде человек нормальный, но говорит какую-то ересь.
— Да, и когда начался мятеж Евгения Пригожина, кто-то полетел в Ереван за 200 тысяч рублей.
— Вот именно. Если говорить простыми словами, то это идеальная паника. Но из-за того, что человека погружают в это состояние во второй, третий, четвертый и пятый раз, то у него начинается истерика. Вот что такое когнитивные войны. Учитывая, что такие методы используют в политических, манипуляционных целях, это становится постепенно оружием.
Семен Сергеевич Уралов родился 20 апреля 1979 года в Новосибирске.
Учился во Львовском государственном университете на русском отделении филологического факультета.
С 1998 года участвовал в политических, исследовательских, предвыборных и корпоративных проектах. Работал в Западной и Восточной Сибири, Южной Осетии, Киеве, Удмуртии, Оренбурге, Бишкеке, Одессе, Республике Коми, Санкт-Петербурге, Харькове, Приднестровье и остальной Евразии.
Шеф-редактор российско-украинско-германского журнала «Der Spiegel Профиль» (2007–2008), спецпроекта «Однако.Украина» (2008–2012), спецпроекта «Однако.Евразия» (2012–2016).
Автор книг «Два капитала. Как экономика втягивает Россию в войну» (2015), «Миропорядок по-русски» (2017), «Украинская трагедия. Технологии сведения с ума» (2023).
Сфера интересов: союзная и евразийская интеграция; политэкономия; новая индустриализация; логическая социология; реальная политика; шоу-политика; цветные революции; политические технологии; русская литература.
Американцы в своих доктринальных документах утверждают, что война происходит в разных доменах, то есть пространствах: земля, вода, воздух. В XX веке добавились домен космоса и информационный домен. Это стало началом информационных войн. К 2050 году, то есть всего через 30 лет, как утверждают наши бледнолицые братья, будет полностью сформирован отдельный когнитивный домен. Он похож на информационный, но не совсем: использует похожие инструменты, но воздействует иначе.
Объясню, чем они отличаются. В информационной войне, как в базовом программировании, есть 0 и 1 — правда и ложь. Поэтому в информационной войне идет задача убедить или разубедить. В когнитивной войне вообще не имеет значения — правда или ложь. Это может быть сто раз правда. Важно, какую эмоциональную нагрузку несет то, что мы впариваем человеку, ведь его можно свести с ума и с помощью правды. Когнитивный метод — это когда берется правда, насыщается эмоциями, добавляется немножко лжи, и это постепенно человеку впаривается. Когда происходит когнитивное воздействие, человек погружается в определенное состояние, в котором он не способен принять решение, никому не доверяет. Если в таком состоянии оказывается 20 процентов коллектива, то конец такому объединению, эти люди его разрушат. А если это коллектив авиазавода? Способен ли он на работу? Вспомните февраль 2022 года и начало мобилизации. Люди не могли работать, потому что бурлили, кипели. В такой ситуации происходит деструкция. Так что когнитивный домен войны следующий.
Мы с коллегами занимаемся изучением аудитории, того, как она воспринимает информацию. Мы выделяем два типа воздействия — когнитивный удар и когнитивная волна. Когнитивный удар — это когда во всех информационных пространствах звучит один и тот же сигнал, чаще панический: «Надо бежать!» Человек — это существо, которое живет в четырех медиареальностях: две физических (дом и работа) и две виртуальных (традиционные и новые медиа, соцсети). Когда сразу в четырех медиареальностях идет один сигнал, то человек считает, что это правда. Допустим, ему дома сказали, что черное — это белое, на работе тоже, потом блогеры сказали, что черное — это белое, и по телевизору повторили. Человек с вероятностью 85 процентов в это поверит, 15 процентов все-таки устойчивые.
Когнитивная волна — это немножко другая история. Она связана с тем, что человеку в XXI веке свойственен новый тип медиапотребления. Мы отказываемся от больших медиа, телевизора, к ним мы относимся как к фоновому, а доверяем людям, похожим на себя. В этом и есть феномен блогера. Рыбак хочет смотреть на мир глазами рыбака, 15-летний подросток — глазами 15-летнего подростка. Человек подсаживается на волну, то есть ему постоянно что-то скармливают. Мы это видели на примере антисоветской деятельности, когда все в одну дуду: «Сталин — людоед кровавый. 50 миллионов уничтожил». Волна — это то, что делают блогеры каждый день, подсаживают на что-то исходя из своей ментальной позиции. Например, Невзоров* — трупоед, он насыщает все кровью, формирует такую аудиторию. У Дмитрия Пучкова — своя аудитория. Каждый ЛОМ проводит постепенное воздействие на свою аудиторию именно с помощью когнитивных волн. Но очень важна не только информация, но и настроение. Если когнитивный удар — это пробивание, то когнитивная волна для того, чтобы посеять в человеке сомнение, подсадить на мысль, которая бы беспокоила его. Когнитивная волна — атака на доверие, внимание. Вот вам краткий ликбез по когнитивным войнам.
«Если когнитивный удар — это пробивание, то когнитивная волна — для того, чтобы посеять в человеке сомнение, подсадить на мысль, которая бы беспокоила его»
«Мы не только не проигрываем информационную войну, мы играем в нее методом иерархии»
— В таком случае против нас ведут сейчас и информационную, и когнитивную войны? Многие сетовали, что как раз информационную войну мы все-таки проигрываем. Что же тогда с когнитивной?
— Информационную, как и когнитивную, войну мы ведем как минимум на трех полях — внутрироссийском, русскоязычном (страны СНГ) и международном. О международном поле я ничего не знаю, я в этом не специалист. Но я могу точно сказать, что воздействие на русскоязычный сегмент мы точно проигрываем, потому что наш сигнал не доходит либо он неубедительный. Политизированное меньшинство, то есть интеллигенция наших соседей (что в Киргизии, что в Казахстане) не очень к нам лояльна. Только в Беларуси поле почистили, но и то мы не видим там сильного рвения нас поддержать. Поддержка же всегда выражается в том числе флешмобами, митингами.
Я считаю, что мы не только не проигрываем информационную войну, мы играем в нее методом иерархии. Что эффективнее — один излучатель на миллион зрителей или тысячи излучателей на тысячу зрителей?
— Тысяча на тысячу.
— Грубо говоря, у нас есть большие медиапроекты вроде бренда «Соловьев» на миллионы излучателей, но необходима и тысяча на тысячу. У наших начальников традиционное иерархическое мышление, триумфальное, они видят общественную коммуникацию, когда с ними соглашаются и хвалят, когда общественность поддерживает инициативу: «Ура!» Второе — борьба с врагами.
А я утверждаю, что есть еще один тип деятельности — разъяснительно-успокоительный. Это то, что делал, например, Сергей Капица в программе «Очевидное — невероятное». Он настраивал на деловой, любознательный, неэмоциональный тон. Параллельно с этим посмотрите передачу на «Рен ТВ». И то и другое вроде о науке. Но какое воздействие оказывает «Очевидное — невероятное», а какое — передача «Рен ТВ»? Капица заставляет задуматься, настраивает на мышление, научный лад, а на «Рен ТВ» будоражат: «А-а-а, нас захватят!»
Поэтому нам надо изменить тип излучателя, чтобы он был не триумфальным (начальство — молодцы, а Навальный*** — сволочь), нужно работать с разными мнениями. Коммуникация не может быть устроена вертикально интегрированно, потому что нельзя, чтобы один большой начальник поднимал трубку, звонил начальнику поменьше, тот набирал кого-то еще поменьше. Это ошибочное представление, оно связано с тем, что наши начальники как будто еще из советского общества, которое как пирамида. Они считают, что раньше в основании пирамиды были рабочие и крестьяне, а в 1991 году она перевернулась и в основании теперь лежат буржуазия и собственник. Но это неправда. Советское общество было объединено в сотни тысяч коллективов, которые связывались между собой невидимыми нитями. Советская власть постоянно работала с этими коллективами. Шел образовательный процесс в школах, но внутри был одновременно политический процесс (октябрята, пионеры, комсомольцы), отдельно трудовой (сбор металлолома, макулатуры). Ведь эта деятельность велась не с точки зрения экономики, а для обучения людей работать в коллективах, для выделения лидеров. Еще отдельный тип деятельности — детские лагеря, то есть подготовка ребенка к самостоятельной жизни. Потом человек выходил во взрослую жизнь, и армия была не просто армией. Тогда старались перекидывать людей: ты из Сибири, поэтому послужишь в Калининграде, с Западной Украины — послужишь в Сибири, из Средней Азии — тогда в Молдавии. Это для того, чтобы человек в том числе посмотрел страну. Все это было правильно. Коммунисты понимали, что с обществом надо работать. Для этого и нужны были советы, парторганизации.
В 1991 году общество отпустили и сказали: «Вы сами по себе, а мы сами по себе». Но человек — существо коллективное. Разрушились советские коллективы, возникли иные. Об этом постоянно говорит Симон Кордонский, рассуждая о «гаражной» экономике. Наталья Зубаревич постоянно пишет о четырех Россиях. Коллективы существуют, а наши власти считают, что просто перевернутая пирамидка, а они могут позвонить в один суперзвоночек, суперизлучатель на миллионы и прожектор патриотизма и всеобщего триумфа зажжется. Но нет! Люди ушли в коллективы, они живут в своей медиареальности.
Поэтому если стоит цель достучаться, то нужны тысячи излучателей на тысячу абонентов. Но такая сеть не может быть выстроена иерархическим путем, не может начальник просто принять решение: «Все, делаем сеть, на это есть миллиард рублей и эффективный менеджер». Ничего не получится, должен быть иной подход, такой, как у американцев. Они сначала выискивают таланты, пылесосят из общества лидеров, а потом не заключают с ними контракты, чтобы те хвалили власть, а поддерживают их: если ты эколог, то можешь им быть. Американцы занимаются воспитанием маленьких излучателей. Они не берут готовых, а постепенно двигают. Но это не решается деньгами, это вопрос последовательной, 5–10-летней образовательной деятельности. Посмотрите, как выстраивалась пионерская организация. Пятилетками надо мыслить в этих вопросах.
— Значит, в советское время, когда мыслили пятилетками, все было не так плохо, как любят сейчас представлять.
— Мы уже начали бюджет планировать сначала на два года, потом на три. Посмотрите любое развитие бизнес-плана, любая корпорация старается планировать не на год, а на более долгий срок. Нам просто пропагандой голову загадили.
— Вы говорите, что нужно 5–10 лет. Значит, в нынешней когнитивной войне у нас пока что нет шанса выиграть, так как необходимо время, чтобы перестроиться и получить первые результаты.
— Если мы начнем действовать сейчас, то через 5–10 лет увидим результаты. Я вам напомню, как было в информационной войне: в 2001 году отжали излучатели у Бориса Березовского и Владимира Гусинского, а давать результаты это стало в середине 2000-х. Вспомните, как государство добивалось лояльности у вертикальных излучателей, лет пять прошло, пока это удалось, и то наши либеральные деятели бегали из одной редакции в другую.
Почему я говорю про 5–10 лет? Потому что нам надо прокачать через эти условия одно поколение школьников, то есть нужно начинать все с системы образования.
«Мы должны сработать так, чтобы мы вместе с Украиной утомили российское общество и замучили Путина», — сказал президент Польши»
«Они перешли к стратегии раскола. Они поняли, что раз бунт не получается, то надо качать»
— Система образования — это тоже один из инструментов когнитивной войны. Мы долгое время строили ее по западным моделям, вводили Болонскую систему, от которой теперь отказываемся. Это все поможет?
— Смотря как это будет сделано. Вы правильно сказали, что мы открыли систему образования, через которую на нас происходило два типа воздействия. Первый — разжижали мозг широким массам. Второе — вытаскивали наши умы и таланты с помощью Болонской системы. Это была реально колониальная система. Поэтому нам нужно ее демонтировать и на ее место вмонитировать иную систему. Но какую? Когда большевики проектировали систему образования, шли острые дискуссии. Наследие Надежды Крупской как раз об этом. К дебатам подключали профессионалов, большая роль Анатолия Луначарского, Георгия Чичерина — величайших умов. Опирались на базу Антона Макаренко, Константина Ушинского. Ведь не просто так большевики из головы что-то придумали, им нужен был новый тип образования. Вспомните, как было в Российской империи, еще с реформы Ордина-Нащокина во времена Алексея Михайловича. Всегда были дебаты, обсуждение, проектирование. А у нас сейчас просто команда: «Менять!» А на что и как менять? Я не вижу в дискуссии интеллигенции и ЛОМов. Они тоже деградировали. Придешь на круглый стол или конференцию, так они даже не готовились, просто приходят языком помолоть.
Например, мы имеем дело с Новороссией — это особый регион, как Сибирь или Поволжье. Я сам принадлежу к интеллигенции, которая корнями с Украины, я учился там в школе и университете. Те, кто родом из Одессы, Киева, были даже депутатами, а потом переехали в Россию, хоть бы учебник или пособия попытались написать. Я свою «Украинскую трагедию» написал в виде учебника, потому что люди в России ситуацию не понимают, им надо объяснить. Эта интеллигенция уехала с Украины из-за своей позиции, но неужели теперь не может организоваться, выйти с конкретными предложениями — вот учебники для младших, средних, старших классов? Вместо этого они просто сидят по ток-шоу.
— Против нас ведутся информационная и когнитивная войны, нам 30 лет, как вы говорите, разжижали мозг. Тогда почему после начала спецоперации никто не вышел бунтовать, свергать власть и так далее? Кто-то сбежал, но никто не вышел на улицы.
— Чтобы бунтовать, нужны вожди. «Настоящих буйных мало, вот и нету вожаков». Единственный, кто был похож на потенциального вождя, — Алексей Навальный***, но его посадили. Раз нет вожака, то как бунтовать? Это первое.
Второе — когнитивный сигнал сеет панику, которая на человека воздействует по-разному. В феврале 2022 года была цель — спровоцировать панику, отчасти это получилось. Но этого оказалось недостаточно для организации внутриэлитарных движений. Почему это произошло? У меня есть гипотеза, в чем ошиблись наши бледнолицые братья. Дело в том, что они свое экспертное мнение по России во многом черпают у наших перебежчиков — у Михаила Ходорковского*, Евгения Чичваркина*. А это специфический тип человека — предатель. Они пришли к выводу, что у нас все чичваркины* и ходорковские*, поэтому подбирали ключик к людям с такой мотивацией. По результатам этого когнитивного воздействия мы увидели, сколько у нас в обществе людей с такого типа мышлением. В этом они просчитались, но уже начали менять стратегию, когда поняли свою ошибку, что креативного класса у нас не так много, как они предполагали, а авторитет ЛОМов, которых они выращивали, сильно переоценен. Поэтому они перешли к стратегии раскола. Они поняли, что раз бунт не получается, то надо качать. То же самое было на Украине в 2000 году, когда состоялась провокация переворота с делом Георгия Гонгадзе. Целью была отставка Леонида Кучмы. В 2001 году это не получилось, Запад сделал вывод и перешел к раскачиванию общества. Соответственно, первый майдан произошел через три года.
Поэтому сейчас они также перешли к стратегии именно эмоционального воздействия на наше общество с целью расколов и зарождения нездоровой обстановки. Об этом Анджей Дуда проговорился, сказав, что у него с Владимиром Зеленским особая роль — утомить российский народ. «Мы должны сработать так, чтобы мы вместе с Украиной утомили российское общество и замучили Путина», — сказал президент Польши.
Через год спецоперации все стороны убедились, что краткосрочно достичь целей невозможно. Наша страна убедилась, что не может краткосрочно поломать Украину, Киев и Запад — что не могут краткосрочно воздействовать на Россию. Поэтому все перешли к долгосрочным стратегиям.
— Вы сказали, что они будут работать на раскол. По каким линиям он может произойти? На что Запад будет давить? Будет ли как в 1990-е, когда Чечня захочет отделиться, в других национальных регионах начнутся митинги?
— Вы перечисляете темы, а я утверждаю, что надо изучать технологию. Работа на раскол следующая. В любом обществе есть расколы, оппоненты за ними внимательно следят, мониторят, имеют своих агентов влияния, ЛОМов. Как только возникает трещинка, они активно начинают лить в нее воду, чтобы она превращалась в раскол. Они не создают искусственные расколы. Нет, они и так есть, но враги грамотно, с помощью когнитивных технологий на линии расколов воздействуют, например, по теме нелегальной миграции. Она напрямую не имеет отношения к политике, но враги тему активно качали. Поэтому раскол может происходить по любой теме,
Запад активно работает в регионах, для этого там скупали региональные медиа. В каждом регионе своя повестка. Чтобы увидеть, как они действуют, посмотрите, например, проект «Настоящее время»*. В сюжетах вроде показывается жизнь русской провинции, но общий вывод — жить в России невозможно. Там работают профессионалы, которые ищут те самые линии раскола, постоянно находят новые точки и их будируют. Это же как нервные окончания: если вас постоянно по какой-то теме будировать, дергать, то рано или поздно станете нервным.
«Нам надо воспитать поколение с пониманием того, что выход в соцсеть — это аналог того, что вы сели за руль»
«Самый простой способ профилактики когнитивных войн — ежедневное чтение сложных текстов»
— И как же нам противостоять оппонентам в когнитивной войне? С этим можно как-то бороться? Помогут ли внесение в реестры иноагентов или блокировки соцсетей? Или нужно делать что-то еще?
— Чтобы противостоять, необходимы системные решения. Я не являюсь высокопоставленным чиновником, у меня нет рычагов влияния. Поэтому мои выводы из области идей и технологий. С той стороны к теме подходят серьезно, концептуально, над ней работают лучшие умы Запада, более 130 исследовательских центров по всему миру. Они действительно ищут ключики.
Мы создали небольшую лабораторию по когнитивным войнам, где изучаем воздействие на общество. Начали с рефлексии эмоций, сделали это в формате телеграм-бота, когда человек отслеживает политическую повестку с точки зрения того, как, по его мнению, она на него эмоционально воздействует. Вам каждый день приходит опрос с основными новостями, вы должны ответить, какая новость вызвала радость, горе, печаль, интерес и так далее. В этом участвуют уже от 10 тысяч до 15 тысяч респондентов. Мы все это анализируем. И вот какой эффект замечен: как только человек начинает рефлексировать, то есть разбираться в теме, как на него воздействует политическая новость, то он уже немного успокаивается. Поэтому первый уровень противодействия — когнитивная ПВО, то есть умение бороться с воздействием на нас со стороны. Как и у обычной ПВО, должна быть система слежения за ударами и система нанесения контрудара: сначала надо увидеть ракету, а затем выпустить контрракету. В когнитивной истории то же самое: нужно мониторить с точки зрения когнитивного воздействия, видеть моменты, где наносят удары, а где идут волны. У нас должна быть пульсирующая карта медиакогнитивного воздействия. Это карта боя, она должна быть видна профессионалам полностью, а обществу надо подсвечивать и показывать то, как происходит воздействие. Это будет людям помогать. Но человек должен сам прийти к тому, что это ему необходимо.
У нас много говорят о медиагигиене. Мне не нравится это слово, потому что это как будто про чистить зубы или мыть руки. Нет, дело не в медиагигиене, а в медиамышлении. Объясню. Когда садитесь за руль автомобиля и начинаете движение, ваш мозг начинает работать по-другому: взглядом следите по зеркалам, думаете за других участников дорожного движения, которые едут вам навстречу, потому что понимаете, что это сверхопасность. Как только выходите из машины и переключаетесь в режим пешехода, ваш мозг снова иначе начинает работать: по-другому смотрите на те же улицы, рассматриваете витрины, дома. Я утверждаю, что нам надо воспитать поколение с пониманием того, что выход в соцсеть — это аналог того, что вы сели за руль. Жители мегаполиса должны это прочувствовать: вождение машины — это другая медиасреда, где есть простая система знаков. В обществе она тоже есть, но более сложная. Например, как уступаем друг другу дорогу, предупреждаем о ГАИ, включаем аварийку, когда сдаем назад, в тумане снижаем скорость — ведь это тоже медиакультура, которая в ПДД не прописана.
Я считаю, что в систему школьного образования и воспитания нужно заложить понимание, что выход в соцсети равнозначен поездке за рулем. Но только если у человека сразу отщелкивает, когда он заводит машину, то смартфон мы включаем тысячу раз в день, поэтому грань стирается, мы как будто постоянно прыгаем в машину. А человек должен знать, что, как только он нажал на отпечаток пальца в своем смартфоне, это то же самое, что повернуть ключи в замке зажигания, — у него должно переключиться мышление и отношение к тому, что он видит в своем смартфоне.
Также мы подробно изучаем язык ненависти, есть примеры на основе Зеленского. Язык ненависти — технология «хейт-спич», когда ЛОМы с помощью лексики, речевых оборотов давят на наши тонкие струны и на нас воздействуют. Кроме того, работаем над моделью создания позитивной повестки, например, есть рубрика «Когнитивные витаминки». Еще мы разработали словарь когнитивных войн.
Самый простой способ профилактики когнитивных войн — ежедневное чтение сложных текстов. Знаете почему?
— Наверное, потому что приходится мозг включать при чтении сложных текстов.
— Что такое текст? Автор свое мышление кодирует в общедоступные слова. Он с помощью компоновки слов и предложений создает свою картину мира. А мы, когда читаем, ее декодируем. Потому читать — это не то же самое, что слушать или смотреть. При чтении происходит декодировка самого высокого уровня, когда мы берем информацию через глаза, в голове превращаем ее в текст. Обратите внимание, кто и как читает. Дети и необразованные люди читают вслух, потому что они не могут перейти на высокий уровень дешифровки без проговаривания. Когда вы настроены на суперуровень, у вас дешифровка происходит без проговаривания. А потом текст вы трансформируете в образы, но свои. Поэтому гениальность писателя в том, чтобы его образ отразился у каждого читателя.
Например, мы говорим о гениальных описаниях природы у Михаила Пришвина или гениальных психологических диалогах у Федора Достоевского. Значит, чтение — это и есть настраивание на когнитивную волну высокого уровня. Это не ЛОМы вам в голову дерьмо загружают. Чтение — высочайший уровень шифровки и дешифровки, игры с писателем в угадывание его образов и метафор.
У нас многие люди разучились читать. Я спрашивал знакомых, когда они читали в последний раз. Говорят, что давно или читают откровенную беллетристику. Пусть читатели задумаются, когда они сами и их окружение в последний раз прочитали книжку сложного содержания объемом более 400–500 страниц. Это же способность удерживать большой объем информации. Кто хотя бы «Три мушкетера» перечитывал? Это сложная книга, хотя и беллетристика.
Когда мы смотрим сериал, то можем за один подход посмотреть серию, две, а то и залипнуть на половину сезона. А когда читаем, то не можем все прочитать за раз, а постоянно оставляем. В этом случае мы заставляем мозг думать об этом. Большинство людей забывают, о чем прочитали. Так это и есть поражение когнитивных функций, разжижение мозга. Те, кто это осознают, поймут, что минимальный уровень самообороны — читать книги. Но ключевая проблема — что читать? На сайте 2050.su у меня есть список литературы для понимания и противодействия когнитивной войне, начиная от Теодора Драйзера и до «Логической социологии» Александра Зиновьева. Это как раз книги, которые развивают устойчивость к когнитивным ударам, волнам и развивают мышление. Это то, что я сам прочитал и всем рекомендую.
— Что вы сейчас читаете?
— Книгу историка Ниала Фергюсона «Площадь и башня. Сети и власть от масонов до „Фейсбука“**». Это большой труд о том, как устроено сетевое влияние в западном обществе начиная со средних веков до XXI века.
В Советском Союзе была хорошая серия «Научпоп». Также настоятельно всем рекомендую купить учебник логики 1954 года. Я его прочитал еще во время первого украинского майдана. Это очень хорошая работа, которая для постсоветского человека должна быть настольной книгой.
Третий способ — надо переходить к наступательным действиям на территории противника. Польское общество тоже расколото. Но мы с этим не работаем. И на Украине есть наши, не наши, колеблющиеся, а есть враги конченые и враги трусливые, потенциальные предатели. Всем этим аудиториям надо посылать разные сигналы в разных медиасредах. И с помощью одного излучателя на миллион абонентов это не получится, иначе это будет шизофрения. Получится телеканал, где сначала Владимир Познер, затем анти-Познер, потом Вера Полозкова, а через час передача Захара Прилепина. Нет, необходимы разные излучатели под разные месседжи и сигналы, которые мы хотим послать. Сигналы должны быть волнами и ударного типа, когда мы пытаемся воздействовать на нервную клеточку. А это профессиональная работа, нужен русский аналог ЦИПсО, боевые психиатры. Это профессиональная штабная деятельность, но KPI должно быть не понравиться начальству и рассказать, как у нас все прекрасно, чем страдают наши пиар и коммуникации. При таком подходе мы точно не взлетим.
*внесен минюстом РФ в реестр иноагентов
**принадлежит Meta — запрещенной в России экстремистской организации
***внесен в перечень террористов и экстремистов Росфинмониторинга
Внимание!
Комментирование временно доступно только для зарегистрированных пользователей.
Подробнее
Комментарии 22
Редакция оставляет за собой право отказать в публикации вашего комментария.
Правила модерирования.