Захар Прилепин: «Сталинисты и черносотенцы собираются в две стаи. Столкновение кажется неизбежным»

Захар Прилепин: «Я уж точно не претендую на то, чтобы трактовать Священное Писание и говорить: «Я тоже прочитал и сейчас вам все объясню, дети мои» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Чтение Библии в больнице для меня носило умиротворяющий характер»

— Захар, в предыдущий раз мы с вами беседовали больше года назад в нижегородской больнице, где вы проходили реабилитацию после теракта. Как ваше самочувствие сегодня?

— Самочувствие нормальное. С точки зрения соответствия воинской службе пока в процессе излечения. Чтобы жить в деревне, гулять с собаками, общаться с вами, здоровья хватает, а чтобы выполнять боевые задачи — еще нет. Все-таки сломанный позвоночник, 9 переломов ног. Чтобы все разорванные кости, жилы, сухожилия срослись, человеку элементарно требуется время.

Я сейчас с интересом наблюдаю за тем, как человеческий организм способен преодолеть известное количество травм и все срастить. Видимо, как и в самой природе, где происходят войны, бури, землетрясения, а потом все снова расцветает, цветочки пробиваются, лепесточки, почки набухают.

— Вы рассказывали, что сразу после теракта сказали: «Господи, спасибо, я все понял», а потом в больничной палате прочитали полностью Ветхий и Новый Завет.

— Да, все книги. Новый Завет я, естественно, читал и раньше, но в основном урывками, а все книги Ветхого Завета подряд прочитал в больнице. Это все-таки достаточно серьезное и объемное чтение.

— Не открыли для себя нечто новое, что, может, было неведомо раньше?

— Не скажу, что я постиг что-то новое. Вообще, чтение Библии в больнице для меня носило умиротворяющий характер. Закончив читать Ветхий Завет один раз, я тут же начал читать его во второй. Там такое огромное количество текстов и сюжетов, что сразу даже запомнить сложно. Во всем этом только богословы профессионально ориентируются. И вот вы представьте, вот лежу я в больнице, взорванный, со всеми своими травмами, читаю ветхозаветную историю. А там, в книгах Ветхого Завета, убивают, сжигают города, наказывают целые народы сразу. Там глупые люди ругаются с Богом. Там же ведь, напомню, с Господом предполагался прямой контакт, для некоторых персонажей по крайней мере. Они пытаются Богу что-то доказать…

И все это на меня действовало успокаивающе. «Ну что там я?» — думаю. Вон что творилось, как тяжело во все времена Богу с детьми этими. В смысле с нами, с людьми. Он их вразумляет-вразумляет, а они ничего не понимают. Он их то поколотит, то пожалеет. Все без толку. Но он все равно терпит нас.

Моя жена, когда у нас рождались дети один за другим и мы были крайне бедны, впрочем, мы и сейчас не перешли в разряд богатых, но тогда были вообще нищие, почти в буквальном смысле, — вот тогда применяла свой способ успокоиться для достижения умиротворения. Кормя очередного ребенка, вечерами-ночами она смотрела фильмы ужасов, совершенно кошмарные, категории Б, порой просто безумные по степени глупости. Говорила мне, с известной долей иронии, конечно: «Это меня успокаивает». Потому что сонливые дети ползают по полу, денег нет, потолки рушатся, надежд никаких, конец 90-х. И тут глядишь фильм ужасов и думаешь: да ладно, нормально все.

Видимо, что-то схожее со мной происходило, когда я Библию читал в больнице — в дни, когда, по словам врачей, должен был испытывать круглосуточную боль. И знаете, помогало. Я обезболивающие очень скоро перестал пить и до сих пор не пью.

Но уж точно не претендую на то, чтобы трактовать Священное Писание и говорить: «Я тоже прочитал и сейчас вам все объясню, дети мои».

Я некоторыми вещами занимаюсь всю жизнь и неплохо в них разбираюсь. Это, например, русская литература, поэзия. Или какие-то вещи, связанные с обстоятельствами Гражданской войны, городской партизанской войны. В этом я что-то понимаю. И если некий человек со стороны заходит и начинает на эти темы рассуждать — даже хороший, умный человек, тот же самый священник, допустим, — я скажу: «Молодец, батюшка, но аккуратнее с этим, пожалуйста, потому что у тебя есть своя профессия, а ты заходишь на поле, где твоя профессия при всем ее величии не все объясняет в русской поэзии или в технологиях партизанской войны».

Ну вот и я тоже на чужое поле не претендую. Может быть, делаю какие-то выводы для себя из священных книг, но тайно.

— Не стали более воцерковленным или более верующим человеком?

— Нет. Я как был хорошо верующим и плохо воцерковленным, так и остался, гордиться тут нечем, но и скрывать не стану.

Я был плохим христианином и плохим христианином остаюсь. Для этого есть и субъективные, и объективные причины. Субъективная причина — это непреодолимая человеческая гордыня, а объективная — я действительно живу в глубоком лесу со своим зверьем далеко от храмов и не могу часто посещать службы, потому что сама дорога туда и обратно займет световой день.

Да, я живу среди вещей, связанных с культурной христианской составляющей: иконопись, чтение святых отцов. Но мы взрослые люди и понимаем: если ты не исповедуешься и не причащаешься, это, в сущности, ничего не означает.

— При этом в свое время в Донбассе вы обвенчались со своей женой.

— Это элементарно объясняется, за смыслами глубоко нырять не надо. Служба в Донбассе предполагает, что тебя могут убить. И конечно, хотелось зафиксировать взаимоотношения с матерью твоих четверых детей.

— Чтобы там уже точно встретиться?

— Чтобы там были в курсе.

«Еще пугают Путиным своих несчастных граждан на Западе. При этом те, кто пугает, сами втайне знают, что Путин — добрый, милосердный, воцерковленный человек, который не желает никому зла» Фото: www.kremlin.ru

«Вера в апокалипсис, ожидание конца света — нормальное, перманентное состояние человека»

— У вас нет ощущения, глядя на происходящее сегодня на Земле, что мы со страшной скоростью движемся в бездну апокалипсиса и проживаем последние дни?

— С этим вопросом — когда наступит конец света — разбирается каждое поколение.

XX век предоставлял для этого возможности в самом прямом смысле. Это не только Карибский кризис. В моем детстве, с тех пор как я стал себя осознавать, помню, опасность ядерной войны накачивалась всеми медиа, и советскими, и западными. Когда мне было 5–9 лет, мама говорила: «Вот Рейган будет умирать, возьмет и нажмет на красные кнопки, чтобы унести за собой всю планету». Тогда, будучи маленьким мальчиком, я думал об этом с некоторым сомнением, считал, что мама преувеличивает: «Зачем дяде Рейгану уничтожать всю планету?» А сейчас, спустя практически 45 лет, я вспоминаю это историю и думаю: «Вот Байден собирается умирать и, сука, творит прямо ровно то, что мама говорила о Рейгане. Поставляет в безумном количестве вооружение и толкает планету реально на грань прямого ядерного столкновения».

Тем не менее, как человек, читавший Священное Писание, я хочу повторить, что вера в апокалипсис, ожидание конца света — нормальное, перманентное состояние человека. Человек всегда находит для этого зримые подтверждения. И сейчас у нас нервозное состояние, потому что действительно конфликт идет очень треморный, волнующий всех нас.

Но вспомните на минуту, когда были огромные эпидемии, моры, в результате которых умирало по пол-Европы, вымирала вся Москва целиком. В XV–XVII веках каждые 100, а то и 50 лет такое творилось, что оставалось по три двора живых людей на всю столицу. Города вымирали целиком. Ошалеть! Какой там ковид, даже сравнивать нечего.

Или, скажем, Смута. Русь опустела! Человечиной питались! Или приход Орды. Сейчас мы пытаемся смягчить то противостояние, иной раз договариваемся до того, что с Ордой у нас был крепчайший союз. Ну да, был, но много позже. Но изначально то нашествие уничтожило подавляющее большинство городского населения Руси. Осталось только сельское население! Вы просто перенесите ту ситуацию в дни нынешние и осознайте масштаб катастрофы! Исчез Киев, исчезла Рязань. Десятки городов! Там просто не осталось людей. Управленческий аппарат, ремесленники, иконописцы, самые одаренные люди той эпохи — их всех выкосили косой. Можно вообразить, как все это воспринималось тогда: как жуть кромешная…

Поэтому ничему удивляться не надо, мы многое проживали уже не раз: оглянитесь в прошлое и смотрите туда внимательно. Оттуда на нас глядят наши чудом выжившие предки.

— Но ядерное оружие может сровнять все до пепла.

— Недавно я по этому поводу читал святых отцов. Они говорят: чем чаще вы произносите, как это называется, всуе все эти слова о «ядерном апокалипсисе», «атомном нашествии», тем выше риск того, что это и вправду случится. Не надо об этом говорить. Слова тоже копятся и потом выпадают, как осадки, нам на головы.

— Что нас может уберечь от перехода последней черты?

— От перехода последней черты нас может уберечь система самосохранения западных элит. Все мы были свидетелями конфликта Трампа и Ким Чен Ына, нашего северокорейского товарища, — конфликт этот пришелся на прошлый срок Трампа. Они друг друга пугали, пугали, пугали, пугали, и все вокруг говорили, что начнется война. Но от Северной Кореи и сейчас исходит и тогда исходило твердое ощущение, что их точно ничто не остановит, если их кто-то тронет. Тогда они все свои бомбы, даже если эти бомбы летят не очень далеко, начнут кидать во все стороны. И на Южную Корею, и на США, и куда угодно. Все понимают, что северокорейцы не шутят.

Тогда вдруг и выяснилось, что у самого главного и агрессивного игрока, то есть у США, работает система самосохранения. Ни Трамп, ни Байден не ввязались в конфликт с Северной Кореей. Они сказали: «Да ну их к чертям собачьим, понятно, что они отморозки».

Россию так не воспринимают, и мы сами при всем желании не можем изобразить из себя, что мы Северная Корея. А может быть, стоило бы. Помните, как в свое время Иван Грозный удалился от дел, посадил на царство татарина и говорит: «Он будет править, а я — грехи замаливать». Может быть, надо оставить на хозяйстве Ким Чен Ына, а Путин скажет: «А я пока Соловецкий монастырь осмотрю». Раз не хотите разговаривать с нормальными людьми, разговаривайте с не менее нормальными, но специфическими. Потому что пока нас плохо понимают. Не хотят понимать по-русски — может, по-корейски поймут.

Да еще пугают Путиным своих несчастных граждан на Западе. При этом те, кто пугает, сами втайне знают, что Путин — добрый, милосердный, воцерковленный человек, который не желает никому зла. Представляю, как они обсуждают наш способ ведения войны в своих Пентагонах: «Вот это да, вот ведь как человек воюет». Они руками разводят, глядя на то, что сами творят по всей планете, когда начинают воевать, и как это делает наш президент, наша армия. Ну посмотрите для сравнения, что Израиль творит. И как мы каждую деревню норовим уберечь, если есть хоть одна для того возможность.

Но само по себе нас не должно оставлять знание, даже не ощущение, а знание, что люди и в США, и в Европе, и все политические элиты хотят жить. Они сумасшедшие, что ли? «Мы так не любим Путина и так любим Зеленского, что гори все огнем, лишь бы спасти Украину, давайте взорвем планету». Ну они ж не самоубийцы. Да, они хотят унизить Россию, хотят максимально ее ослабить, действуют на всех фронтах одновременно, проверяют, что мы еще способны стерпеть. Все это происходит, но в случае прямого выхода на дистанцию лобового противостояния они сдрейфят.

Да, они профессионалы торговли, они смотрят на наши реакции, они это умеют. Нам надо научиться выстраивать свои правила. Главная ошибка, что мы играем по их правилам и апеллируем к их правилам.

Надо свои создать, распространить на половину планеты, а их правила научиться игнорировать. Мы, понимаете, говорим на их дурацком языке. Но там сама возможность обмана уже в языке заложена. Во всех этих «правах человека», «демократии» и прочей галиматье. Надо забыть этот язык, это чужая знаковая система, единственный смысл которой — ограбить дурака, который играет этими краплеными картами.

«Эта божественная загадка — наш аномально белый цвет кожи — является определяющей для судьбы России» Фото: «БИЗНЕС Online»

«США считают, что творимое ими неотъемлемое право белого человека»

— А происходящее на Ближнем Востоке, действия Израиля на сумасшествие не похожи?

— Израиль делает то же самое, что делают США во всех военных конфликтах, где они участвуют. США считают, что творимое ими неотъемлемое право белого человека. И Европа в целом считает так же, хотя с виду они такие симпатичные ребята — все эти французы, немцы.

Но в целом перед нами те же самые люди, что заражали индейцев тифом, уничтожали поголовно целые племена, убили миллионы индейцев, зачистили целиком всю Америку. Это те же самые люди, что устроили нацизм. Это прямые потомки тех, кто строил концлагеря, кто придумывал Освенцим и Дахау, кто проводил геноцид на всех континентах. Не только в Европе, но и в Китае, где погибли несчетные миллионы, и в Африке, и в Латинской Америке, и везде, где они появлялись. Этим занимались их дедушки и прадедушки. А они их прямые потомки.

Но для них всех загадка России состоит в том, что русские тоже белые, но не такие белые, как они. Они считают, что русские являются белыми по недоразумению. Мы для них не белые.

И для цветного мира мы единственные на всем свете белые, которые такие же, как цветные, но только почему-то белого цвета. Эта божественная загадка — наш аномально белый цвет кожи — является определяющей для судьбы России. Африка, Латинская Америка, Китай, вообще весь глобальный Юг понимают, что русские — единственные белые, с которыми можно иметь дело, потому что они не про Освенцим и не про колонизаторство.

Цветных людей нашей планеты не обманешь западными романами и фильмами о якобы страшных судьбах российских народов — о судьбе татар, калмыков, башкир и так далее. Они прекрасно знают, что Россия в целом предельно щепетильно относилась ко всем народам, которые живут на ее территории. На нашей общей территории. Просто потому, что мы все эти народы сохранили и приумножили. А белые, где селились сами, убивали все живое, и если там кто-то выжил, то исключительно по недосмотру.

— Однако у нас периодически звучат опасения, что, разворачиваясь на Восток, глобальный Юг, в сторону БРИКС, мы столкнемся с новыми угрозами. Потому что есть противоречия, у всех этих стран свои интересы.

— Противоречия всегда были, но это означает, что в эту игру не надо играть. Противоречия были и в XVII, и в XIX веке. Тем не менее Россия ширилась, стала самой большой страной на планете, выстраивала взаимоотношения и с соседями, и с дальними государствами. Судя по тому, как пересобирается БРИКС, как Россия начинает выстраивать новую мировую конфигурацию, люди на разных континентах думают о нас в целом хорошо. Особенно в странах глобального Юга.

Все наши межнациональные проблемы, которые у нас были прежде, мы так или иначе разрешали. С Китаем доходило до прямого конфликта, между прочим. С Индией тоже все было непросто. В Африке мы куда-то приходили, потом уходили, делали то удачные революции, то неудачные. Но по итогам выяснилось, что весь XX век мы провели нормально. Монголия, Вьетнам, Китай, Северная Корея, половина Африки, половина Латинской Америки — все готовы с нами работать. Это потому, что мы в XX веке верно выстроили с ними отношения. Советские вожди крепко заложили эту базу, мы ей пользуемся.

Конечно, проблемы будут. А у кого их не бывает? Вот сейчас говорят: «Они хотят нас только объедать, у них свой интерес». Это такой детский сад на самом деле.

Конечно, у всех свои интересы. А что вы хотите? Чтобы все помогали России и ничего за это не имели? Они хотят объедать и Францию, и Италию, и Англию, и США. И перечисленные страны идут на траты, если хотят результата. И у этих белых игроков тоже не все получается. У них тоже то густо, то пусто. Но они не сдаются. И у нас тоже выбора нет. Мы обязаны иметь друзей. Если Украину поддерживает и спонсирует 54 страны, мы должны иметь свои 54 страны в числе товарищей.

Надо выстраивать новый международный контекст. Мы 33 года отворачивались от этой задачи, у нас не получилось прожить без друзей, пришлось возвращаться и стучаться в те двери, которые мы сами заперли в 1991-м. Хорошо, что нам открыли с той стороны. И мы сказали: «Здравствуйте, товарищи корейцы, монголы, китайцы и прочие, помогите нам, пожалуйста, оружием, причалом для подводной лодки, разведданными». И они стали помогать нам снова.

Все ресурсы, которые вкладывали Россия и Советский Союз в международные отношения, сегодня нам спасают жизнь. Не будьте инфантилами, пожалуйста. Мы не можем создать мир, где куполом от всех закроемся, и все будет нормально, потому что «у России все есть». Не получится. Надо работать с бывшим СССР, с глобальным Югом.

Наши элиты этого не хотели, может быть, даже Путин этого не хотел, но жизнь нас заставила. Противоречия придется преодолевать. Но надо учитывать, что все эти цветные мировые игроки абсолютной ненавистью ненавидят Америку, потому что она столько раз их кидала, потому что она жрет людей, жрет суверенитеты, жрет чужие интересы, она этим питается.

Долгое время Америку спасали «Макдоналдс», Голливуд и Леонардо Ди Каприо с Анджелиной Джоли. Но люди обожрались этим, «Макдоналдс» больше не является абсолютной мечтой и благом. И Голливуд тоже. Тем более что Голливуд стал гораздо хуже и глупее, превратился в какую-то бесконечную франшизу.

В Америку сложно было не влюбиться в каком-нибудь 1975-м или 1980-м, потому что крутейшая музыка была у них, Аль Пачино был у них, Де Ниро, молодой Микки Рурк. Элвис Пресли, а потом Майкл Джексон были в авангарде поп-культуры всего мира, впереди всех. Игги Поп, прочие… Сейчас ничего этого нет. Тупая попса, тупой «Макдоналдс», тупое кино. Да еще ЛГБТ*-беснование. Америка нам всерьез несимпатична, и всему миру она все более несимпатична.

А зачем нужна миру Америка, если она только жрет, отнимает, забирает и насилует? Америка остается на плаву только потому, что в мире выключена реальная демократия. Если бы ее включили, Америку выгнали бы отовсюду, потому что она заколебала всех.

И для нас это, конечно, очень удобная ситуация для создания новой мировой конфигурации. Другой вопрос, что у нас 9/10-х политических элит так или иначе аффилированные с Америкой персонажи. Они там жили, работали, учились. Они всю жизнь дружили с Америкой в самом широком смысле, дружили с белым миром, а цветной — презирали. И сейчас в антиамериканскую мясорубку, которую они в России крутят, засунута часть их собственного тела. Они страдают, мучаются, но тем не менее загоняют в эту мясорубку свои дачи, свои счета, своих детей, которые учатся в их университетах. Это все собственноручно приходится проворачивать нашим элитам. Поэтому они не очень торопливы. Надеются, что фарш можно провернуть обратно, но пока приходится крутить только в одну сторону. Из-за этой их аффилированности с Америкой часть нужных нам процессов замедляется, но они все равно идут. Потому что американским элитам наши элиты не дороги. Их дачи не дороги, тещи наших элит не дороги, собачки их не дороги, дети, учащиеся в Оксфордах, не дороги, их счета не дороги и все накопления не дороги. Они жрут все это, совершенно не стесняясь, глядя на нас наглыми глазами.

«Восток наступает, ислам является новой модой. В нем есть своя определенная эстетика, которая многим симпатична» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Турецкие сериалы зашли к нам по той же методе, что и Голливуд»

— Вы говорите, что Голливуд потерял свою привлекательность в мире. А что приходит ему на смену? Турецкие сериалы, которые все более популярны на Востоке?

— Я не специалист по турецким сериалам. Но вообще Восток наступает, ислам является новой модой. В нем есть своя определенная эстетика, которая многим симпатична. Я не знаю, насколько глубоко, но это модно даже здесь. Как в позднем Советском Союзе были очень модны индийские фильмы, которые, между прочим, предсказывали наше предстоящее интеллектуальное падение в «перестройку». Если вся страна начинает ходить на индийские фильмы, то перестройка становится неизбежной. Потом у нас были популярны латиноамериканские сериалы, что еще глубже подтвердило наше одичание.

Теперь же пришла к нам история Востока. Конечно, турецкие сериалы не настолько популярны, но их смотрят. Их точно смотрит весь Татарстан, Азербайджан, бывшие советские республики в Средней Азии их смотрят. Смотрят не только наши восточно ориентированные мусульмане, но и обычные девчонки русские.

Большой беды в этом нет. Там все очень красиво, не вульгарно, там страсти, минареты, красивая одежда, восточные сладости. На самом деле турецкие сериалы зашли к нам по той же методе, что и Голливуд: «Мы сейчас через кино будем вас тихонько всех перекодировать». С этим необходимо работать, нужно с ними конкурировать, надо самим такие сериалы снимать, потому что наша российская мусульманская история не меньше и не хуже, чем та же османская. Мы тут вообще наследники Орды. У нас казанская Орда, астраханская Орда, крымская Орда, сибирская Орда — это все российская Орда. У нас Дагестан, Чечня.

Мы сами можем запросто фигачить сериалы не хуже турецких. Надо не про «Комбинацию» снимать, или про «Короля и Шута», или про Колчака. Нужно дать русский мусульманский проект. Ну так возьмите и дайте. Чтобы тяготеющие к туркам сказали: «В России, оказывается, тоже свои традиции ислама, ничуть не хуже, чем в Османской империи». У нас у самих есть международные лидеры ислама, они в России находятся. Но мы с этим не работаем и отдаем мяч, и этим мячом играют без нас.

— А европейская культура умерла?

— Она есть, но под спудом. Европейская культура изнасилована огромным американским бюрократом и не может выбраться из-под него. Все, чем пугали при Советском Союзе, что проклятые советские бюрократы не дают развиться таланту художника, что всюду цензура, на самом деле мы сейчас в полной мере увидели на примере Европы. Потому что американцы создали формулу признания, где никакой самостоятельный европейский художник проявиться не может. Свободные художники — это только те титаны, которые успели состояться до 1991 года. Эмир Кустурица, Роджер Уотерс в музыке, еще Мишель Уэльбек какой-нибудь. И только потому, что он в книжном бизнесе, а книжки не все читают, ему пока позволяют жить. Ну и еще человека полтора или три с половиной. Все остальные задавлены США.

Но если выключить из розетки американское влияние в силу каких-то совершенно удивительных событий, на этих заасфальтированных изможденных европейских ландшафтах начнут прорастать ростки реальной культуры, которая в Европе, конечно, есть. Есть сербы, болгары, венгры, испанцы, итальянцы, которых заколебала вся эта американская повестка. Там есть анархисты, левые, вменяемые правые, которые являются, как ни крути, представителями великих культур.

Интеллектуалы-то знают, откуда они проросли. Какая мощнейшая культура у несчастной Франции, изнасилованной этим их «петухом» проамериканским. Все это не может умереть. Если убрать из Европы огромного американского бюрократа, появятся свои фестивали, свои конкурсы, своя движуха. Все расцветет, и начнется европейский ренессанс.

«Весь класс нашей кинематографической режиссуры и подавляющая часть продюсерской системы не желают работать с военным контентом» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Проамериканская культурная элита сидит везде и, как ни крути, правит бал»

— В России то же самое?

— У нас то же самое. Наша элита создана американскими бюрократами, их иерархиями, их институциями. Проамериканская культурная элита сидит везде и, как ни крути, правит бал. Последний кинематографический случай все помнят. 50 режиссеров, как сообщил Сергей Жигунов, отказались снимать фильм о Донбассе.

Понятно, что какая-то часть из них просто не хочет работать с Жигуновым, кому-то не понравился сценарий, но все это на самом деле фигня. Я прекрасно знаю, что не 50, а 250 наших режиссеров отказываются снимать о Донбассе. Все поголовно. И никто не снимает. Даже если это будет не Жигунов, а продюсер Петров, Сидоров, Иванов — все эти 250 режиссеров не будут снимать.

Весь класс нашей кинематографической режиссуры и подавляющая часть продюсерской системы не желают работать с этим военным контентом. Не потому, что они за мир и что они так сильно не любят Донбасс или так сильно любят Украину, а просто потому, что они продукт американской, голливудской селекции. Они боятся выпасть из этой иерархии, вступить с ней в конфликт, надеются переждать это время и вернуться в белых одеждах на ковровую дорожку в Каннах или где угодно в США, Канаде, Австралии. Если их спросят: «А вы что-нибудь снимали о Донбассе?» — они скажут: «Нет, мы к этому отношения не имели, с этими артистами не работали, на поводу у тирана не шли, возьмите нас, пожалуйста, опять в свой муравейник».

То есть у нас, по сути, несамостоятельная как минимум кинематографическая элита. Театральная, литературная элиты тоже во многом несамостоятельные, управляемые этими системами чужих иерархий. Это выглядит не так, что сидит какой-то профессор Мориарти и звонит нашим режиссерам и писателям: «Не смейте поддерживать Донбасс!» Эту систему создали, и она работает уже сама по себе.

Как и в мире науки, например. Там то же самое. Если у тебя нет публикаций в зарубежных журналах, ты не получаешь определенного статуса, тебя не приглашают туда-то и туда-то и ты перестаешь развиваться даже профессионально. А если ты однажды поддержал какой-то там Донбасс вслух, то тебя выключают из этой системы, и ты как бабочка бьешься о стекло и не можешь больше вылететь в пространство взаимодействия в научном мире.

То же самое в мире, скажем, шахмат. У меня дети шахматами увлекаются, и там такая же система конкурсов, признания, получения грантов. Если ты начинаешь кого-то не того поддерживать, тебя просто выключают отовсюду, и ты перестаешь посещать конкурсы, турниры и выпадаешь из системы.

В сферах литературы, музыки, может быть, чуть посложнее, но тем не менее то же самое. Ты перестаешь ездить на ярмарки, тебя прекращают переводить, признавать, на тебя перестают обращать внимание. При этом никто ничего не сделал тебе. Тебя никто не запрещал, никто тебе на ногу не наступал, ты просто исчез. Ты смотришь и даже не знаешь, кому пожаловаться. Куда ты пойдешь? Скажешь: «Владимир Владимирович, меня перестали переводить, перестали звать?» Он спросит: «Кому дать приказ, чтоб позвали?» Ты скажешь: «А я не знаю кому, но меня никуда не зовут». Он скажет: «Если приказать некому, что я могу сделать?»

Эта система незримо создавалась 33 года, а до этого — еще 33, она отработана достаточно хорошо. Все внутри культурного контекста об этом знают. Но если все это снести, то у нас тоже будет русский национальный культурный ренессанс, который через какое-то время явит свои плоды. Не сразу, потому что людей надо готовить к выходу в новый мир с другой атмосферой. Где не американский бюрократ стоит и решает, что хорошо, а что плохо, а вообще все по-другому, там все прошлые наши культурологические установки отменяются и взамен являются какие-то другие — вместе с новой геополитической конфигурацией.

— Надо создавать альтернативы тому, что существует на Западе?

— Мы их должны создавать.

— Например, Никита Михалков говорит о том, мы можем создать альтернативу «Оскару».

— Никита Сергеевич Михалков действительно уже все понял о западной системе, он из нее, по сути, исключен и никаких дружеских чувств к ней не питает. А все, что ниже Михалкова, большинство, 99 процентов сообщества, еще питают иллюзии, испытывают симпатии и из прежних матриц выпадать не желают. При этом новые ростки сегодня начинают культивировать все те же российские воспитанники, условно говоря, американской системы. Новый «Оскар», новые кинофестивали в рамках БРИКС, наши какие-нибудь евразийские Канны или новые писательские встречи в рамках БРИКС возглавляют те же самые люди, которые воспитаны так или иначе — давайте напрямик — врагами.

Они ведь у нас как решили? Если не можешь победить процесс, то его, как известно, надо возглавить. «Если наш „тиран“ придумал историю с БРИКС, черт побери, и мы выпадаем из американской системы, то мы сейчас возглавим этот процесс, подстроимся под чертова тирана, а дальше как-нибудь разберемся, в какой момент нам белый флаг поднимать».

Они ничего не передали каким-нибудь другим людям вроде меня, типа «будьте вы прокляты, идите сами к своим китайцам, корейцам, индийцам, вьетнамцам и сами занимайтесь этой вашей патриотической ерундой». Нет. Они сказали: «О, мы сейчас этим сами же и займемся». Они даже выучили все эти слова: «новые конфигурации», «патриотика», БРИКС, «русскую культуру не отменить» и так далее. Президент сказал, что теперь все будет иначе, и они честными глазами хлопают и делают вид, что только об этом и мечтали все 33 года.

Это забавно, но в целом, может быть, даже и не беда. Я успокаиваю себя тем, что если эта история завертелась, то им неизбежно придется работать уже на эту историю, и они шаг за шагом вляпаются так, что обратно в коллективный Голливуд вернуться уже не смогут. Там им скажут: «Вы начали служить тирану, запятнали себя, вы теперь сами стали тьмою».

«У нас есть хорошие песни о Донбассе, СВО, которые в интернете набирают миллионы просмотров, но на телевидение и радио не допущены. Хотя они уже популярны» Фото: ru.freepik.com

«Новая культура должна быть востребована в новом геополитическом контексте»

— А другие люди есть?

— Конечно, есть. Если бы была такая задача поставлена, они бы нашлись. Вспомните советскую систему. При всех вопросах к октябрю 1917 года у большевиков не было других людей, кроме них самих, так они взяли и стали создавать все с нуля и ухитрились стремительно создать. Да, какие-то прежние специалисты остались и попали в советскую систему, но в целом если смотреть на историю советской литературы, советской музыки, советского кинематографа, то там 90 процентов были новые персонажи, которые ворвались, стали управлять процессами и побеждать.

Из старых писателей Горький приехал уже в 1933 году, раньше вернулся Алексей Николаевич Толстой. А в основном были молодые — Гайдар, Фадеев, Шолохов, Федин, Островский, чуть позже Полевой, вся эта компания. В кино то же самое, в живописи во многом то же самое, в архитектуре. Была установка создать новое, и новое стало появляться.

А сейчас такой задачи не поставлено. Есть система, она работает. Нам, радикальным патриотам, говорят: встраивайтесь, вползайте куда-нибудь и там работайте, вон, видите, стоят в очереди Филипп Киркоров, Стас Михайлов, журнал «Новый мир», режиссер Сокуров и телеведущий Познер. Вот за ними вставайте.

Но если хотят так, пусть будет так.

— У нас на радио нередко крутят песни иноагентов, а о спецоперации — нет. Недавно даже Газманов в Госдуме на заседании комитета по культуре жаловался, что его не пускают с новой песней об СВО. Может быть, на радиостанциях считают, что это слушать не будут?

— Это будут слушать. И государство прекрасно понимает, если оно хочет привить какие-то вещи, у него есть для этого все возможности. У нас есть хорошие песни о Донбассе, СВО, которые в интернете набирают миллионы просмотров, но на телевидение и радио не допущены. Хотя они уже популярны.

Допустим, весь военный цикл Юлии Чичериной — это настоящие хиты, у них многомиллионные просмотры. Но на «Нашем радио» их не крутят ни за что. На «Нашем радио» крутят «Ту-ла-ла» и прочие ее песни 20-летней давности, которые не о войне. Понятно, что все это не имеет никакого отношения к качеству песен. Еще раз говорю, Чичерина записала стопроцентные хиты о войне. Или рэпер Рем Дигга, или группа «Зверобой» и Сергей Галанин. Стопроцентные хиты, крайне популярные песни. Но они не допущены никуда.

Что касается Газманова, я уважаю этого чудесного человека. Он замечательный, очаровательный, мы с ним немного знакомы. Но в целом это все-таки немножко другая история. Это предыдущая система, она хочет адаптироваться и занять ведущие позиции. Причем Газманов искренний патриот, искренне считает, что пишет замечательные патриотические песни, и они нравятся определенной категории публики. Он говорит: «Давайте мои песни крутить по телевизору, потому что они очень патриотические». Тем более что Олег, как натурал и патриот, очень сильно страдал минувшие 30 лет среди педерастов и непатриотов. И он хочет им немножко отомстить: «Уберите всю эту скотобазу с телевизора и поставьте мои песни, они хорошие». Конечно, каждый музыкант втайне хочет, чтобы всех плохих убрали, а оставили только их, хороших.

Если говорить о большой новой культуре, то мы Газманова не будем отменять, у него замечательные песни, и песню с моим приятелем Александром Маршалом они записали очень хорошую, ностальгическую о Советском Союзе, «Мама Родина». Но в целом, конечно, новая культура должна строиться на каких-то новых основаниях с новыми персонажами, с новыми музыкантами.

— И какой должна быть новая культура?

— Новая культура должна быть востребована в новом геополитическом контексте. Нам нужны музыканты, которых мы повезем по странам БРИКС, чтобы услышавшие их говорили: «Русские, вы просто ошеломительны». Потому что именно это прежде и происходило, я опять приведу в пример Советский Союз, когда мы брали и везли в 1930-е годы на выставки Мухину и Вучетича, молодых советских композиторов везли, Блантера Матвея, Хренникова Тихона — они же были гениальны по мировым критериям, на мировом уровне. Скажем, «Эту песню запевают молодежь, эту песню не задушишь, не убьешь» Анатолия Новикова пел весь мир, они все ее знают до сих пор. Свиридов, Шостакович — это все были международные звезды, которые находились в авангарде мировой культуры.

Наш кинематограф в 1920–1930-е годы был первый в мире, мы обыгрывали Голливуд, мы обыгрывали весь европейский кинематограф. Эйзенштейн, Довженко и компания были главными мировыми режиссерами.

Молодые советские художники поражали человечество своим мастерством: Таир Салахов, Гелий Коржев, Евсей Моисеенко. Мы возглавили мировые культурные процессы. А сегодня с некоторыми нашими персонажами мы не можем ничего возглавить.

«Артисты работают, залы у них полные, у Киркорова, Лазарева сборы хорошие, в госпиталях перед ребятами, говорю вам, выступили. В чем проблема? Все работает. Зачем ломать систему, которая работает?» Фото: «БИЗНЕС Online»

«У нас революцию элиты должны совершать против самих себя»

— Почему у нас в телевизоре при некоторой смене лиц все та же музыка?

— Потому что правит мафия, которая создавалась 33 года назад. И они говорят: «Вы просто не умеете конкурировать. Вот видите, нас любят, а вы выступите так, чтобы и вас полюбили». Но у вас же весь телевизор, вы 33 года в «Голубом огоньке», вы же даже не способны постареть.

Вы как заняли в 1988-м эту площадку, так вас оттуда и не вытурить. Как с вами конкурировать, если, кроме вас, нет никого? Это же очевидно! Знаете, как это происходит, когда их пытаются снести из телевизора вон? Приходят к нашему императору ходоки и говорят: «У нас беда в культуре».

Он спрашивает: «В чем проблема?» — «Они все не поддерживают СВО», — «Ну как не поддерживают СВО? Мне приносили отчет, как Киркоров, пожалуйста, принес плюшевую игрушку, изображающую самого Киркорова, в военный госпиталь, спел свои песни, ему хлопали. Сережа Лазарев тоже принес игрушку плюшевую в госпиталь, спел свои песни. Что не так? Те, кто уехал, признаны иноагентами, все нормально. Что не нравится?» — «Они не искренние», — отвечают ходоки. — «Вы что, замер искренности проводили? У вас есть термометр искренности? Артисты работают, залы у них полные, у Киркорова, Лазарева сборы хорошие, в госпиталях перед ребятами, говорю вам, выступили. В чем проблема? Все работает. Зачем ломать систему, которая работает?» Подход такой у них. Рациональный.

По кинематографу ему доложат, что режиссеры отказываются снимать фильмы о Донбассе, он скажет: «Вот мне принесли справочку, 15 фильмов снято об СВО, неплохие рейтинги, 144 спектакля вышло, идут по театрам. Все нормально».

Увы, эта ситуация непрезентабельна с точки зрения нашего международного культурного представительства, все это, как правило, не понесешь в мир, с Киркоровым и компанией Россия не возглавит мировые процессы.

Вспомните историю 60-х годов, если 20–30-е не нравятся. Пахмутова молодая, песни о Гагарине, Фиделе, Кубе. Это же международные хиты были! Люди по всему миру смотрели на Кристалинскую и офигевали. Мы тогда, может быть, не вполне понимали, но сейчас понимаем точно, какого уровня была эстрада наша, какого уровня был советский кинематограф 60-х годов: Хуциев, Тарковский, Шукшин. Наши поэты, Вознесенский и Ахмадулина, гастролировали по всему миру. Это был, что называется, уровень, мы имели мощнейшее представительство. О нас говорили: «Эти русские, эти советские — они крутые!»

А что мы сейчас повезем туда? Сережу Лазарева? Зачем? У них такого добра и так хватает.

— Почему в советское время получалось, а сейчас нет?

— В советское время были организованы вертикальные лифты для молодых людей из мира культуры, чтобы они могли реализоваться. Раз за разом создавались шедевры, потому на это была сделана ставка. Когда говорили «дорогу молодым», реально делали все для того, чтобы молодые люди могли реализовываться.

Эта система отлично работала после Великой Отечественной войны. Поэтому появились Сергей Бондарчук, Григорий Чухрай — эти фронтовики пришли и начали создавать великий поствоенный кинематограф. Бондарев и Бакланов вернулись и создали литературу мирового уровня. Художник Петр Кривоногов вернулся с фронта, а Михаил Савицкий из плена — и создали великую советскую живопись. И мы опять стали мировыми лидерами, как в 30-е годы. В 60-е, отчасти в 70-е мы руководили всеми этими процессами на мировом уровне.

Сейчас система не создана, сейчас время имитаций. Но есть некоторая надежда, что система все-таки будет создаваться. Дело в том, что у нас, еще раз говорю, управляют люди, которые последние 33 года сами создавали ту систему, которую они же должны менять. То есть у нас революцию элиты должны совершать против самих себя. Вообразите 1917 год и, скажем, Столыпин остался живым и кто там еще — Милюков, Родзянко, вся эта компания. После 1917-го они остались у власти и говорят: «Нам нужно новое революционное искусство. Вот у нас Маяковский есть, говорят, Эйзенштейн, давайте мы их привлечем, с ними поработаем».

Мы сегодня примерно в такой парадоксальной ситуации находимся, когда система должна сама себя пересоздавать своими же руками.

— А вы не находите, что у нас формируется новая политическая элита? Происходят же назначения людей, которые прошли в том числе через СВО. Или это пока точечные изменения?

— Это потихоньку начинает работать и объясняется несколькими вещами. Во-первых, это личный интерес как минимум президента. Видно, что он сам отбирает этих людей, сам их назначает. Президент точечно меняет систему и хочет, чтобы она работала по-иному.

С другой стороны, политической элите в отличие от культурной сложнее отвертеться. Потому что если культурная элита может затихариться и не проявляться, то эти все уже под санкциями. Им приходится принимать решения, которые исключают для них возможность дальнейшего продолжения жизни в прежней Европе.

Они не могут туда вернуться, они замазаны, так сказать, «путинской войной». Тем, кто уже работает в системе, приходится продолжать работать, потому что обратного пути для них нет. Те, кто ныне входит в нашу политическую элиту, заранее знают, что если ты в нее вошел, то на Запад переместиться на пенсии ты уже не сможешь. У тебя не будет никогда никаких party в Лондоне, где ты будешь на равных правах тусить с британскими элитами.

«Неизбежность мироздания опять вывела Россию в центр мира. И мир просит, чтобы мы создали и возглавили новые правила мирового взаимодействия, чтобы мы вновь встали во главе большой антиколониальной революции» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Путин такой советский-несоветский»

— В одном из недавних телеэфиров вы рассказывали о том, что либералы, которые правили в 90-е, после СВО начали взаимодействовать с радикальными русскими православными националистами. Это наше «глубинное государство»?

— Это более сложная история. Сегодня перед миром стоит задача создания нового цивилизованного проекта. Он может быть либо в самом лучшем смысле левого, антикапиталистического, антибуржуазного толка, плюс-минус в тех представлениях о левых государствах и о коммунизме, которые мы помним из ХХ века. То есть это может быть большой новый антиколониальный левый проект.

А может быть проект противоположного толка — тотальный капитализм, однокомнатные национальные квартиры, где каждая преследует свои интересы.

В России эти два проекта начинают понемногу сталкиваться лбами и искриться. Одни предлагают, что послевоенная Россия должна быть, так сказать, моноэтничным русским государством с минимальными национальными автономиями, чтобы страна больше никогда не могла распасться на суверенные национальные государства. Поэтому в числе прочего не надо никакого всерьез сближения, например, с бывшими республиками СССР. То есть мы их можем иногда использовать, но в целом нам с ними единый мир не нужен, нечего нам с ними забавляться всеми этими антиколониальными развлечениями. «Мы должны строить свою отдельную суверенную русскую национальную государственность», — так говорят правые.

А есть другая концепция, которую в том числе разделяю я. Вот она. Неизбежность мироздания опять вывела Россию в центр мира. И мир просит, чтобы мы создали и возглавили новые правила мирового взаимодействия, чтобы мы вновь встали во главе большой антиколониальной революции, о чем на самом деле Путин периодически прямо говорит, заявляя о том, что мы разрушаем мир мирового колониализма.

Эти две концепции уже начинают бороться друг с другом. Я думаю, что в России предстоит столкновение двух этих идей. Левые, ленинисты-сталинисты, с одной стороны, и необелогвардейцы, черносотенцы, с другой, уже собираются в две большие стаи, и столкновение между ними мне на сегодня кажется неизбежным.

Другой вопрос, что в голове Путина эти две концепции так или иначе соединены. Он, с одной стороны, достаточно строго относящийся к советскому проекту политик, у него либеральная генеалогия, он все-таки работал с Собчаком, во многом является его учеником, он из команды Ельцина.

С другой стороны, Путин, конечно, по всей своей фактуре — выходец из КГБ, продукт советской системы, его политическая жестикуляция и понятийная система в основном сформированы Советским Союзом. Его на Западе и воспринимают как наследника советских вождей.

И вот в нем все это более-менее органично соединено: советский гимн, но при этом философ Ильин, красное знамя, но при этом писатель Солженицын. Школьная программа, где соседствуют «Как закалялась сталь» и «Архипелаг ГУЛАГ». Путин такой советский-несоветский.

Но вся политическая система такой сложной быть не может, поэтому одни резко влево тянут, другие — резко вправо. А это все накладывается еще и на мировые процессы, где происходит примерно то же самое.

Есть Латинская Америка, где Мадуро уводит Венесуэлу влево, туда, где Куба и Бразилия, а вот Аргентина неожиданно ушла вправо, когда там победил Хавьер Милей. И Милей хочет создавать «правый интернационал» из наших врагов, бить социалистов и коммунистов.

Нам никуда не деться от того факта, что основная конфигурация наших новых партнеров — это страны, созданные Советским Союзом. Мы это, к сожалению, вслух не проговариваем. Мы сделали вид, что откуда-то с неба мироздание нам подарило Северную Корею, Вьетнам, Монголию и все остальное. Понятно, что Путин совершил первый свой вояж по странам, которые напрямую созданы Советским Союзом, Лениным и Сталиным. Вьетнам, Монголия, Северная Корея, Китай — это продукты советской межнациональной политики. Вплоть до того, что часть этих стран созданы советскими военными офицерами в самом прямом смысле, потому что основатель северокорейской политической системы — капитан Красной Армии, которого мы туда отправили.

В Монголии плюс-минус такая же история. Во Вьетнаме — тоже. Эти страны к нам приходят, конечно, в память о Советском Союзе, по дорогам, проторенным Советским Союзом, и они остаются левыми коммунистическими режимами. И это тоже надо учитывать.

С другой стороны, у нас есть и правые контакты. Допустим, Орбан в Венгрии, правый политик. В Румынии чуть не победил правый политик, который тоже был бы пророссийским, но его «сожрали».

То есть Россия должна вести себя рационально: правые — это правые, левые — это левые. Работаем везде. Но пока у нас несравнимо больше друзей среди левых режимов. Это ставит перед нами неизбежную задачу формулирования своей идеологии.

«Если мы понесем свою историю и даже наше прекрасное православие, то нам — я это, как православный человек, говорю — в ответ скажут: «У нас тоже есть такой же Христос» Фото: «БИЗНЕС Online»

«В целом миру нет дела до нашей религии, нашей тысячелетней истории и наших императоров»

— Нам снова нужна идеология?

— Конечно. Нам нужно понимать, что́ мы несем в мир, кроме большой антиколониальной истории и, возможно, снятия диктаторских функций США.

— Есть ли еще какие-то ценности, которые мы несем?

— Этот вопрос будет неизбежно перед нами возникать. Хотя мы изо всех сил упираемся: идеологии не надо, ценностей не надо. Но о чем мы тогда будем снимать кино, писать картины, ставить спектакли? Мы же должны что-то такое миру представить.

Правый спектр нашей политики говорит: «Мы будем транслировать православные ценности, Николай II, Колчак, император, наша тысячелетняя история». Это все хорошо, но это не в полной мере конвертируемые и передаваемые из рук в руки продукты. В целом миру нет дела до нашей религии, нашей тысячелетней истории и наших императоров. Им все равно. Им нужны какие-то вещи, которые близки и понятны. Им нужна какая-то идея.

Вот Советский Союз выходил с этой идеей, она подкупила огромную часть человечества. Освобождение труда, полноправие наций, народов и равноправие людей. И нам говорили: «Да, мы согласны, это интересные ребята — все эти советские, у них интересные идеи».

А если мы понесем свою историю и даже наше прекрасное православие, то нам, я это, как православный человек, говорю, в ответ скажут: «У нас тоже есть такой же Христос». Или какая-то другая своя религия. Им этого не надо в качестве образца.

Мы должны создать эстетику и стиль, которые не могут быть старообразными, они не могут состоять из бороды, ушанки, святой воды и кадила. Наш исторический бэкграунд может быть интересен, но мы не можем с ним пойти в мир при всем уважении. Это то же самое, если миру предложат объединиться вокруг Китая или Монголии. Те скажут: «У нас очень древние цивилизации». А им скажут: «Прекрасно, но нам-то это зачем? У нас тут есть свои буддисты, и Конфуция мы вашего читали и про Чингисхана кино смотрели».

Нужны весомые международно значимые идеи. Они в правом спектре, как правило, не находятся, просто потому что правые — это про то, что мы гордимся тем, какие мы есть. Ну и гордитесь. А к нам вы с чем пришли, что вы нам предложите?

При этом у нас ужасно боятся наследия ленинизма, хотя Ленин остается самым продаваемым мировым автором и, конечно, серьезнейшим мыслителем, потому что «Государство и революция», «Империализм как высшая стадия капитализма» и так далее — все эти его вещи абсолютно актуальны и невероятно прозорливы. Они работают до сих пор. Он гений! В мире это понимают, особенно униженные и оскорбленные. А мы: «Да ну на фиг, Ленин какой-то».

Мне и Ильин симпатичен как мыслитель, и иные наши правые мыслители тоже. Но они в мире, строго говоря, никому не нужны, им не надо Ильина. Его никому не продашь.

— Это камень в огород Александра Дугина?

— Ильина придумал на самом деле не Дугин, Ильина придумали в Кремле. Александру Гельевичу просто сообщили, что нужна такая кафедра. Я поддерживаю Александра Гельевича, пусть будет такая кафедра, пусть будет Ильин. Но и кафедра современного ленинизма была бы крайне нужна и любопытна. Все наши товарищи, которые приезжают из Китая, Северной Кореи, с Кубы, из Венесуэлы, туда пойдут. У них тоже есть мысли по поводу того, как трансформировалась левая идея за последнее столетие.

Мы недавно проводили большой форум участников БРИКС. Христиане пошли в храм, а потом все вместе наши гости пошли в Мавзолей. Все знают, что в России надо сходить в эти два места. Мы с храмами в России работаем, а с Мавзолеем — нет. Эта история у нас болезненно воспринимается. Это неправильно.

На самом деле это наше большое медийное пропагандистское оружие. Мы придумали такую вот советскую историю в 1917 году, которая принесла свободу от колониальной зависимости нашим основным партнерам по БРИКС. Это мы ее создали! Они нам должны! Это мы семена их независимости посадили! И зачастую просто напрямую вводили войска туда или отправляли специалистов, которые сносили оккупационные режимы. Это придумали лично товарищ Ленин и Сталин. Ленин деньги выдавал на северокорейскую революцию, на Вьетнам и так далее. Они нам должны. Чего нам это скрывать и чего нам этого стесняться? Мы вам дали свободу, идите в Мавзолей, скажите спасибо Ильичу!

Почему не использовать ресурс, которого в мире нет ни у кого? Американцы им не давали свободу. Ни Линкольн, ни Рузвельт, никто.

— Ленина надо опять поднять на флаг?

— Не надо радикально все это вводить. У нас либерально-капиталистическая страна, наши люди входят в список Forbes, у нас президент не слишком все это любит. Но использовать как часть пропагандистской медийной машины, конечно, мы обязаны, потому что это только нам на пользу пойдет. Это симпатично для наших униженных товарищей в Африке и в Латинской Америке, они все это воспринимают как свое, для них это родная тема.

Латинская Америка вообще полна левых коммунистов, они за счет этого и получили практически все свои свободы. Есть великая латиноамериканская литература, там, кроме Борхеса, все писатели — левые и коммунисты. И там конфликта между церковью и христианством не было никакого. Там прекрасно живут и священники, и коммунисты, они все за одно и то же, потому что они при помощи коммунизма обретали свободу и национальную, и государственную, и экономическую, и религиозную. Нам нечего стесняться, нам есть чем хвалиться.

Это не означает, что Россия должна завтра стать красной и советской, нет. Но советская идеология должна быть весомой частью нашего культурного и политического представительства в мире. Вот у нас есть Ильин, а вот у нас есть Ленин. И это все мы.

Мы очень разнообразные, яркие, мы во все стороны можем развиваться и на любой идеологической площадке чувствуем себя уверенно.

«Надо закрыть тему, что вот придет Трамп — и будет перемирие. Трамп, конечно, придет, но это ничего не означает» Фото: © Allison Robbert — Pool via CNP / Consolidated News Photos / www.globallookpress.com

«Замирение будет достаточно кривое, не очень нас удовлетворяющее, но оно будет»

— Изменились ли за время СВО обычные люди в России, на ваш взгляд?

— В целом наши люди оказались готовы к тому, что происходит. Особенно люди старшего поколения, потому что это же не какой-то новый совершенно контекст.

Например, когда началась «ковидная» история, нас начали помещать в какой-то диковатый контекст. Люди реагировали по-разному, многие с совершенным недоумением. А тут все понятно, потому что у нас половина страны родом из Советского Союза. Эти люди даже про Украину не очень удивлены, потому что знают прекрасно, какие были сложные отношения на этих землях не так давно, многие застали и бандеровщину.

А к мировой конфигурации с Китаем, Северной Кореей, Монголией, Кубой наши люди вообще давно готовы. Мы отчасти вернулись в свою прежнюю форму, и для советских людей никаких новых вызовов нет. Они сказали: «Да, мы в курсе, так было. Проклятые американские империалисты на нас нападают. Нам и в школе про это говорили в 1985 году, ничего не изменилось».

— Как вы считаете, состоятся ли в ближайшей перспективе мирные переговоры по Украине?

— Переговоры какие-то начнутся. Будет какой-то мир. Да, замирение будет достаточно кривое, не очень нас удовлетворяющее, но оно будет. Потом эта история продлится в каких-то новых формах, новых вариантах. В целом надо закрыть глаза, посчитать до 10 и спокойно себе сообщить, что та форма жизни, в которой мы находимся, будет теперь всегда. Если не Украина, значит, Грузия, если не Грузия, значит, Армения, если не Армения, или Молдавия, или Казахстан, или Сирия, или Польша, или Калининград… Это никогда не закончится.

Надо закрыть тему, что вот придет Трамп — и будет перемирие. Трамп, конечно, придет, но это ничего не означает. Мы вступили в совершенно другую концепцию существования, никто от нас не отстанет. Мы совершили бунт против мирового управленческого аппарата, унизили, так или иначе, этот аппарат через возобновление наших отношений с Китаем, Северной Кореей и так далее через создание всех этих конфигураций. И из этого процесса выйти нельзя. Он запущен, и нам эти вещи придется продолжать и углублять.

— Говорить о победе бессмысленно?

— Никакой победы нет, это все фигня, мы накачиваем сами себя убежденностью в том, что мы побеждаем. Но где мы побеждаем? Ну захватываем одну деревню в неделю. Не надо самих себя обманывать. Да, мы сейчас замиримся. В итоге по факту в исторической перспективе скажут: «Да, было время, захватили четыре области, новые территории, получили плюс-минус от 6 до 12 миллионов новых граждан России, это здорово».

Если совсем цинично, у нас усилилась армия и технически, и по уровню военных специалистов, мы приобрели новые земли, богатство, сделали одно из морей внутренним. Мы в выигрыше остались при всех страшных потерях. Конечно, мы претендовали на большее, но в целом остались в выигрыше. Нельзя сказать, что мы в проигрыше. Но этот выигрыш не означает, что мы зафиксировали победу и начинаем почивать на лаврах. Никакого почивания на лаврах не предполагается. Только заботы, проблемы и продолжение начатого курса.

— Вас не удручает, что мы в такой ситуации сейчас?

— Меня ничего не удручает, нормально. Я в целом с 1991 года ненавидел либерально-буржуазный проект в России, он мне отвратителен. Эстетически я считаю его мерзким, мне не нравились ни либералы, ни симулякр нашей вульгарной западнической идеологии и государственности. И то, что я дожил до того, когда это все начало ломаться, рушиться и превращаться в другой образ, который мне более симпатичен, наделяет меня счастьем. Я мог до этого и не дожить никогда. А я дожил. Памятник Фиделю стоит, Ким Ир Сену досочку повесили, цветочки кладем. Это в России, где 15–20 лет назад Северная Корея воплощала все зло мира и страшнее ее просто не было. А теперь Северная Корея — наш лучший друг, главный стратегический партнер наряду с Беларусью, огромное количество подписанных контрактов с ними и так далее. Также и с Кубой у нас было: позорище какое-то, Фидель, мол, — это смешно, а теперь государственные чиновники кладут ему цветы, говорят: «Вива Куба!» Я очень радуюсь этому, так и надо.

— Какие, на ваш взгляд, в 2024 году были наиболее важные события в России и мире?

— Для меня все два с половиной года слиплись в один, я их уже особо не различаю. Подписание стратегического договора с Северной Кореей — это очень важная тема. Потому что означает, что не только Северная Корея должна за нас вписаться, если у нас проблемы, это и мы должны за нее вписаться, если у нее проблемы. А Северная Корея — самый главный, самый убежденный, самый последовательный враг США.

«Орешник» и, возможно, его размещение на территории Беларуси — это прямой наезд. Это мини-карибский кризис. Тогда хотели засунуть бомбу в подбрюшье Америки. Сейчас мы до этого не дошли, хотя можем. Думаю, в следующем году это сделаем. Мы тоже готовы к повышению ставок и их повышаем. Мне кажется, это неизбежно.

— А как вы восприняли заход ВСУ в Курск?

— Конечно, это катастрофа. Но, знаете, я был все-таки уже достаточно взрослым человеком, когда у нас происходила многолетняя трагедия на Северном Кавказе. Я тогда с этим не скажу, что свыкся, но уже было понятно, что такой вариант действий против нас рассматривается. Вхождение ВСУ в Курск — это ровно то же самое, что и заход Хаттаба на территорию Дагестана. Когда мы говорим, что с 1945 года на территорию России не заходили иностранные интервенты, это не так.

В 1999 году был заход на территорию Дагестана, и я со своим отрядом спецназа вылетал туда заниматься этой проблемой. Это было не так давно, 20 лет назад, и я забыть про это не успел. Но тогда мы не заключали новых стратегических договоров, не возвращались на Кубу и в Северную Корею и не говорили, что мы сейчас покажем кузькину мать с «Орешником». Тогда мы до этого не дошли, а сейчас вышли на более серьезную ступень.

— Чего ждете от 2025 года?

— Ничего не загадываю. Накапливаю ресурсы на своем уровне, чтобы помогать нашему президенту. Мы работаем по гуманитарной линии, культурной, военной. Открыли военный лагерь «Сталь» с нашей командой, несколько культурных центров. Мы участвуем в подготовке военных кадров для создания новой России, для всех тех вещей, которые я сейчас проговариваю.

Я одно время, особенно в начале 2022 года, ругался, слал проклятия в одно министерство, другое, третье, четвертое, а потом думаю: «Чего я ругаюсь вообще на них? Если хочешь работать, делай сам». И я сам стал готовить военных специалистов, сам стал готовить культурных специалистов, сам поучаствовал в создании так называемой Z-культуры, Z-поэзии, сам создал издательство, где я их издаю. Я снял ответственность со всех наших министерств. Если они не хотят, ну и пофиг, я сам все сделаю.

Мне несколько раз предлагали допустимую возможность встретиться с президентом. Я думаю: «А чего я пойду просить что-то?» Если меня позовут, я скажу: «Работаю, товарищ президент, у меня такие-то результаты, я подготовил столько-то военных специалистов, мои бойцы захватили столько-то деревень, я издал столько-то книг, провел такое-то количество фестивалей и сам прочитал для будущих управленцев России 100 лекций на тему БРИКС и новой геополитики».

Я работаю, мне ничего не надо. Как у нас один парень, царствие ему небесное, говорил: «Стреляю хорошо, кормят хорошо, в отпуск не хочу». Это и есть наше кредо.