Русский язык ислама пришел к нам навсегда

Рустам Батыр: «Тема русскоязычного ислама традиционно открывает дискуссию о самосбережении татарской нации»

«РУССКОЯЗЫЧНЫЙ ИСЛАМ СТАЛ МЕЙНСТРИМОМ»

2020-й ДУМ РТ объявило Годом родного (читай: татарского) языка. Дело, безусловно, нужное и похвальное, однако сам факт необходимости такого рода инициативы свидетельствует лишь о том, что с языком Тукая далеко не все гладко даже в религиозной среде. Коррозия ассимиляции проникла и в лоно национального ислама. Более того, ислам все активнее и настойчивее предпочитает выражать себя на великом и могучем. Зайдите в любой книжный магазин при мечети или посерфите исламскую тему, к примеру, в Google или на YouTube — и вы легко в этом сможете убедиться. Можно стенать по данному поводу и посыпать голову пеплом, но факт остается фактом: русскоязычный ислам стал мейнстримом, той столбовой дорогой, которая устремлена в наше с вами будущее. От будущего не принято отмахиваться, его нужно обустраивать.

Тема русскоязычного ислама традиционно открывает дискуссию о самосбережении татарской нации. Ключевой вопрос этой дискуссии звучит так: русскоязычный ислам — спасительный круг национального самосознания, на который могут опереться татары, утратившие родной язык, или же еще одна лопата в руках могильщиков татарского народа, которая лишь ускоряет темпы его ассимиляции? К какому бы из двух вариантов мы ни склонились, русский язык ислама — объективно существующая реальность, нравится кому это или нет. К тому же его формируют не только татары, но и многие другие представители мусульманских народов России и СНГ, а также русские неофиты, потому он продолжит свое существование и развитие, даже если все татары будут против.

Стараниями самих мусульман русский язык активно захватывает все сферы их коммуникации: общение, образование и даже проповедь. Более того, он проникает уже и в богослужебную практику. Так, если раньше татарские религиозные деятели читали дога исключительно на арабском и родном, то теперь они и в общении со Всевышним нередко переходят на язык Пушкина. Другими словами, русский язык ислама из недоразумения уже давно перерос в массовый феномен, который отдельные исследователи даже предлагают квалифицировать как самостоятельный социалект.

Сейчас русский язык ислама развивается стихийно. Нет не только институций, которые бы вырабатывали его нормативную основу, но и зачастую даже осознания того, что этим нужно заниматься. В результате язык, который, как мы помним, есть дом нашего бытия, превращается в загаженный проходной двор, который каждый использует по своему усмотрению. Никто этот двор не приводит в порядок. Таким образом, наше коллективное жилище превращается в свалку всевозможных нагромождений, что вряд ли может послужить формированию кристально чистого самосознания.

«АРАБИЗАТОРЫ, ОСОЗНАННО ИЛИ НЕТ, ПОДТАЛКИВАЮТ МУСУЛЬМАН В НЕГЛАСНОЕ СОЦИАЛЬНОЕ ГЕТТО»

В русском языке ислама на сегодняшний день самостийно обозначилось два основных течения. Первый тренд — это арабизация, когда истинные муслимы избегают использовать мусталахат куффаров, а идут по манхаджу праведных салафов. Второй — русификация, при которой мусульмане, сподобившиеся истинной вере, стараются прославлять Присноживого Бога, максимально избегая вкраплений в речь чужеродных элементов.

У каждого их этих «диалектов» есть как свои плюсы, так и минусы. Может показаться, что общение на мусульманском «птичьем» или мусульманском «церковнославянском» всего лишь дело вкуса, однако это далеко не так. Каждая из данных разновидностей исламского социалекта зиждется на своей идеологической платформе, каждая транслирует в мир свой определенный месседж.

«Стараниями самих мусульман русский язык активно захватывает все сферы их коммуникации: общение, образование и даже проповедь»

Какие плюсы есть у арабизации? Это прежде всего бережное отношение к аутентичности и самобытности исламской традиции. Далеко не все можно перевести в систему координат другой культуры, не расплескав по пути ценнейшие оттенки смыслов, а иногда и самую суть исходного значения. Например, такое фундаментальное понятие, как ат-таухид, принято переводить через слово «единобожие», имея в виду, что в мироздании есть лишь один истинный Бог, который единственно достоин поклонения. Однако подобное понимание лишь одна из граней ат-таухида, который на самом деле многоаспектен. В оригинале ат-таухид (букв. «сведение к Одному», «сведение к Единому») транслирует более широкую идею монизма касательно всех срезов реальности: и онтологического, и антропологического, и социального. Имеется в виду, что все модусы бытия сводятся к Одному-единственному первоначалу — Богу, который есть Творец всего сущего, в том числе и действий человека (ля халика илля ллах), Источник всякой нормативности (ля хакима илля ллах) и в конечном итоге Единственный, кто, собственно, существует в подлинном смысле этого слова, несмотря на многообразие иллюзорных форм мира (ля мавджуда илля ллах). В этом и состоит значение ат-таухида — возведение всего к Одному, поэтому его перевод как «единобожие» существенно обедняет исламскую мысль.

Главный же минус арабизаторов исламского социолекта заключается в нацеленности на обособление от общероссийской культурной среды. Арабизаторы, осознанно или нет, подталкивают мусульман в негласное социальное гетто, в котором их отгораживает от остального мира непроницаемый забор малопонятного новояза. Непонятность их речи рождает страх, который в свою очередь питает скрытие и явные проявления исламофобии в обществе. В результате мусульмане становятся чужими в собственной стране, и язык их общения в этом играет не последнюю роль.

«ПЕРЕВОД ИСЛАМСКОЙ ТЕРМИНОЛОГИИ — ДАЛЕКО НЕ ТЕХНИЧЕСКИЙ ВОПРОС»

Представители второго течения, напротив, демонстрируют открытость ислама всему миру. Они делают его послание понятным, ясным и для немусульман, тем самым способствуя созданию пространства доверия между разными религиями.

Выражение исламских понятий средствами русского языка выполняет еще одну важнейшую задачу: оно показывает общность разных ветвей мировой монотеистической традиции. Когда мы на русском используем арабское «Аллах» вместо привычного слова «Бог», то создается невольное ощущение, что апеллируем к некоему локальному богу арабов, а не к тому Единому для всего человечества Творцу, к которому взывают в молитвах все верующие люди на земле. Тем самым мы как бы маргинализируем ислам, замыкаем его актуальность в рамках узких региональных границ. Доходит порой до смешного, когда, например, аят, полемизирующий с идеей буквального понимания богосыновства Иисуса, переводят, совершенно не сообразуясь с объективной реальностью: «И сказали христиане: „Мессия — сын Аллаха“» (9:30). Было бы любопытно взглянуть на христиан, которые провозгласили Христа сыном «мусульманского» Аллаха.

«Когда мы на русском используем арабское «Аллах» вместо привычного слова «Бог», то создается невольное ощущение, что апеллируем к некоему локальному богу арабов»

Некоторые мусульмане на это возражают: мол, в исламе и христианстве разное понимание Бога. Да, действительно так. Но это разные оттенки в понимании одного и того же Бога. Внутри самого ислама мы наблюдаем схожую картину, когда представители его различных течений, в том числе и «еретических», формулируют порой диаметрально противоположные концепции Бога, но подобное не является основанием для умножения терминов. И тот факт, что арабские христиане используют на родном языке, как и мусульмане, слово «Аллах», а не какое-то специфическое обозначение «христианского» Бога, лишь подтверждает, что речь идет о Едином для всех нас Боге, хоть и представленном в разных интерпретациях.

Как видим, перевод исламской терминологии — далеко не технический вопрос. За ним скрывается нечто большее — совершенно разные месседжи, транслируемые обществу, потому такие проблемы нельзя пускать на самотек. Раз наши муфтии озадачиваются принятием антиэкстремистских фетв, то в большей степени они должны подумать и о том, на каком, собственно, языке пишутся тексты этих и других фетв.

«ЦЕЛЫЙ ВОРОХ НЕТОЧНОСТЕЙ И ДАЖЕ ГРУБЕЙШИХ ОШИБОК»

Невнимание исламского сообщества к переводческой проблематике порождает не только неосознаваемые идеологические подводные камни. Верным спутником такого небрежения становится и целый ворох неточностей и даже грубейших ошибок. Взять, к примеру, традиционные мусульманские благопожелания, которые принято произносить после упоминания высокочтимых людей. Так, праведные мужи ислама возвеличиваются фразой «рахима-ху ллах». Как мы ее переводим? Обычно так: «Да смилуется над ним Аллах». Услышав такой оборот речи, многие люди невольно задаются вопросом: «А что же такого натворил этот человек, что каждый раз, вспоминая его имя, вы просите, чтобы Всевышний смилостивился над ним?» Получается, что вместо благопожелания создается противоположный эффект.

Не менее печальную картину мы наблюдаем и с благопожеланием сподвижникам Пророка — «радыя ллаху анхум», которое традиционно переводится как «да будет доволен ими Аллах». А что, разве Аллах ими недоволен? Подобное допущение прямо противоречит Корану (9:100), где про сподвижников Пророка вполне определенно сказано: «Аллах/Бог доволен ими, и они довольны им». То же самое и с благопожеланием самому Пророку — «салля ллаху алейхи ва саллям» — «да благословит его Аллах и да приветствует». (Перевод глаголов, переданных как «благословит» и «приветствует», требует здесь критического пересмотра, но не будем сейчас заострять на этом внимание: согласимся с таким вариантом.) Разве Пророк уже не благословлен? Судя по переводу, выходит, что нет. Однако аят, из которого выводится предписание «благословлять» Пророка, говорит нам об обратном: «Поистине, Аллах/Бог и ангелы благословляют Пророка» (3:56). Так зачем же вводить людей в заблуждение?

Вся эта путаница легко устранима. Достаточно лишь подправить одно слово и тем самым использовать другую формулу перевода: «Да пребудет с ним милость Аллаха/Бога», «Да пребудет над ним довольство Аллаха/Бога», «Да пребудет над ним благословение Аллаха/Бога». При таком переводе мы и выказываем уважение высокочтимым людям, и не даем повода усомниться в их высоком положении.

Можно проявить и более креативный подход. Достаточно вспомнить, что благопожелания в исламе не только служат формой уважения к человеку, но и выполняют роль маркеров, указывающих на местоположение лица в духовной иерархии, чем-то напоминая чины святых в православии. С этой точки зрения можем маркировать употребленное имя через прилагательное, например благословенный Пророк, богоугодный Умар ибн аль-Хаттаб и т. д. При таком подходе мы, высказывая благопожелание, не нагружаем язык тяжеловесными искусственными конструкциями, а делаем свою речь естественной и гармоничной.

Все это лишь малые песчинки в пустыне переводческих проблем, с которыми — вольно или невольно — сталкивается всякий, кто говорит на русском мусульманском. Год родного языка, безусловно, важная инициатива наших религиозных деятелей, которая достойна всяческого одобрения. Но когда же мы начнем на систематической основе и с институциональной поддержкой заниматься исламским социалектом? Или так и будем вечно делать вид, что это лишь временное явление?

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции