«На месте его могилы какой-то комбинат»: история мухтасиба Казани и «врага народа»

Мухаммад-Садык Иманкулый (1870–1932) на рубеже XIX и XX столетий был крупным татарским религиозным и общественным деятелем, ученым-просветителем, богословом, толкователем Корана, поэтом и писателем Фото: «БИЗНЕС Online»

«РАБЫ ВЕРЫ»

Мухаммад-Садык Иманкулый (1870–1932) на рубеже XIX и XX столетий был крупным татарским религиозным и общественным деятелем, ученым-просветителем, богословом, толкователем Корана, поэтом и писателем. Он внес свой особый вклад в развитие татарской поэзии и исламское богословское знание.

Иманкулый родился 10 сентября 1870 года в Казани в знатной и известной религиозной семье. «В нашем роду основоположником считается предок, которого звали Иманкол, или Имнакул, — сказал в беседе с корреспондентом „БИЗНЕС Online“ внук богослова Рустем Иманкулов. — „Иман“ в переводе на русский язык — „вера“, „кол“ — „раб“. Получается — „Раб веры“. Отсюда и пошла наша фамилия — Иманкуловы. А деда моего, как известно, звали Мухаммад-Садык Иманкулый».

Его родословную приводит Шейхулислам Хамиди, известный татарский богослов, в своей книге «Гуляма тарихы» («История ученых»). Там, в частности, говорится: «Мухаммад-Садык был сыном Шахиахмада, сына Баязида, сына Рахматуллаха, сына Иманкула, сына Рахманкула аль-Мамаши».

«Последняя нисба „аль-Мамаши“ (нисба — часть арабо-мусульманского имени, обозначающая генеалогическую, этническую, религиозную, политическую, социальную принадлежность человека, — прим. ред.) указывает на то, что его предки по отцовской линии происходили из деревни Мамыш, расположенной в настоящее время в Атнинском районе Татарстана, — рассказывает корреспонденту „БИЗНЕС Online“ Алмаз Сафин, доктор исламских наук, старший преподаватель Казанского исламского университета. — Этот факт подтверждает и другой татарский богослов и историк Ризаэтдин Фахретдин, который в своем биографическом сборнике „Асар“ („Предания“) пишет, что отец Мухаммад-Садыка, Шахиахмад (1803–1878), родился в этой деревне, а мать — Газиза, дочь Фаиза, — происходила из деревни Кшкар, ныне находящейся в Арском районе Татарстана».

Перебравшись в Казань, Шахиахмад стал имам-хатыбом 10-й Соборной мечети «Низенькая бухарская» (впоследствии также называемой Красной) и занимался преподаванием. 11 сентября 1860 года Оренбургским магометанским духовным собранием он был назначен проверяющим казанских изданий Корана. Его называли собирателем книг. Он привозил их из паломнических путешествий и поездок по мусульманскому миру. Сам имам стал автором нескольких богословских трактатов. За свои заслуги перед Отечеством ему было присвоено звание «Потомственный почетный гражданин». Несмотря на эти достижения, к концу жизни Шахиахмад погряз в долгах и не оставил семье наследства. После его смерти семья была вынуждена продать домашнюю утварь и книги.

Рукописи из семейного архива Иманкулыевых

ВЕРХОМ НА ВЕРБЛЮДЕ УЧИТЬСЯ В БУХАРУ

«Его сын Мухаммад-Садык получил начальное образование в одном из казанских медресе, — продолжает рассказ Сафин. — По существовавшей тогда татарской традиции он отправился в Бухару в 1885 году. Бухару в те времена считали центром религиозного образования. В стихотворении „’Ан ахвали“ („О моем состоянии“), где он описывает это свое путешествие, поэт рассказывает, что сначала отправился на пароходе в Самару, а оттуда — поездом до Оренбурга. Там около двух недель он жил среди учащихся местного медресе, а потом уже с караваном верхом на верблюде отправился в казахский Казалинск, уже оттуда — в конечный пункт путешествия, Бухару».

Там будущий богослов получает исламское образование у таких ученых, как шейх Миргайса, Гадел ас-Самарканди, шейх Нургали аль-Буави, Шамседдин Галяби и Гыйнаят Хаджи, о которых с почтением упоминает в своем стихотворении, а также пишет: «Я пришел и к шейхам и видел своими глазами последователей тариката». Однако остается неясным, стал ли он последователем какого-либо суфийского наставника или нет.

После 8 лет учебы в Бухаре Иманкулый возвращается в Казань. В 1894 году его назначают в 9-ю Соборную мечеть «Иске Таш» в Ново-Татарской слободе помощником имам-хатыба, которым в то время был Мухаммад-Зариф Амирханов (1857–1921) — отец известного татарского писателя Фатиха Амирхана. В этой мечети Мухаммад-Садык прослужит вплоть до своего ареста. В 1896-м недалеко от мечети, на улице Меховщиков, он купил дом, в котором проживет всю свою дальнейшую жизнь.

«СТАБИЛЬНОСТИ НЕ БЫЛО…»

«Мухаммад-Садык Иманкулый жил в тот период времени, когда политическая и социальная жизнь была крайне нестабильной, — пишет издание Minbar. Islamic Studies. — Это эпоха ослабления и распада Российской империи и зарождения коммунистического строя. Однако культурная, религиозная и научная деятельность татарского народа в то время была активной: развивалась богословская мысль, писались книги, издавались религиозные журналы и газеты, обсуждались богословские вопросы, которые были актуальны, в том числе и по причине религиозных споров. В конце XIX — начале XX века в мусульманской богословской мысли Волго-Уральского региона выделилось два направления — консерватизм (кадимизм) и модернизм (джадидизм). Несмотря на распространение реформаторского движения среди российских мусульман того времени, Иманкулый не разделял их воззрения, а напротив, являлся сторонником религиозного консерватизма, одним из самых ярких и плодовитых представителей татарского кадимизма. И если джадидизм уже на протяжении нескольких десятилетий привлекает внимание многих исследователей, то кадимизм до сих пор остается малоизученным, как и само наследие Мухаммад-Садыка Иманкулыя.

Поэтическую деятельность Иманкулый начал в 90-х годах XIX века, опубликовав ряд стихотворений. В 1901-м вышла в свет его поэма-элегия „Касаид Латыйфэ. Мэрсия император Александр III вэ тэЬния император Николай II“ („Прекрасная поэма, посвященная панихиде по императору Александру III, и поздравление императору Николаю II в связи восхождением на престол“). В 1923 году появился сборник стихов, который так и назывался: „Диван Мθхэммэд-Садыйк Иманколый“ („Сборник стихов Мухаммад-Садыка Иманкулыя“), а в 1927-м — „Эсрари дил“ („Тайны души“). В конце прошлого века стараниями татарских филологов Ахметзянова и Гайнетдинова (ученые ИЯЛИ АНТ, доктора филологических наук Марсель Ибрагимович Ахметзянов и Масгут Валиахметович Гайнетдинов — прим. ред.), эти поэтические труды вошли в научный оборот и были опубликованы в книге под названием „Мунаджатляр, газалляр, касыйдаляр“ („Религиозные и лирические стихотворения, поэмы“).

Специалисты подчеркивают, что основной темой стихов Иманкулыя является религия. Но в то же время поэт не оставляет без внимания и социальные проблемы современности. Так, например, в стихотворении „Замана шэехлэре“ („Современные шейхи“) он критикует недобросовестных ишанов и мулл, которые используют религию в целях личной наживы, а в работе „1921 елгы ачлык хакында“ („Про голод 1921 года“) описывает бедствия, постигшие в то время Поволжье».

Внук поэта упомянул в беседе с корреспондентом «БИЗНЕС Online», что есть, например, стихотворение о наводнении 1926 года в Ново-Татарской слободе Казани, которое автор наблюдал своими глазами.

До последнего времени неизвестными оставались и остаются поэтические произведения Иманкулыя, сохранившиеся только в рукописном виде. Некоторые из них были опубликованы Масгутом Гайнетдиновым в 2000 году. Кое-какие рукописи остались и у родственников.

Рукописи из семейного архива Иманкулыевых

РУКОПИСИ НЕ ГОРЕЛИ, НО ИСЧЕЗАЛИ

«Бумаги, книги, написанные дедом от руки, — сначала много их было, — рассказывает „БИЗНЕС Online“ Рустем. — Для этого у нас дома стояли специальные шкафы. Но в семье было много детей, они этими бумагами играли, теребили, ну и что-то пропадало. А в 1970-е годы, я очень хорошо это помню, в наш двор в Ново-Татарской слободе приезжали какие-то аспиранты, ученые, что ли, из университета, писали какие-то свои кандидатские, докторские — и рылись в его бумагах, в шкафах. А за этим никто не следил. Бабушка — неграмотная, отец с матерью — на работе, и они, видимо, много книг и бумаг позабирали.

Бывали и знаменитые люди. Анвар Хайри, например, к нам приезжал (Анвар Хайри (1947–2014) — ученый, специалист по исламистике, текстолог, публицист, переводчик, писатель — прим. ред.). Один сам мне рассказывал, как на своем „Москвиче“ книги из нашего дома вывозил. Тогда, в советское время, наверное, считалось, что они ценности собой не представляют — власть религию не жаловала, тем более что за дедом так и тянулось вслед — вроде как антисоветчик, хоть и бывший, но „враг народа“.

Отцу моему, Хатаму Садыковичу, было пять месяцев отроду, когда деда в 1931 году забрали. Ему больше моего досталось. В его времена сама тема, да и просто упоминания о „враге народа“ были опасными. Отец говорил, что ему еле-еле дали окончить 7 классов, потом в комсомол не брали. В общем, всячески затирали. Хотя отец со своими 7 классами частенько мог фору дать и людям с высшим образованием.

Но, что интересно, еще в 1974 году Академия наук СССР, издательство „Наука“, выпустила книгу „Библиографический словарь отечественных тюркологов“, и про него там есть упоминания (точнее, книга называется „Биобиблиографический словарь отечественных тюркологов: Дооктябрьский период“ / Под ред. и с введ. А. Н. Кононова. — Москва: [Наука], 1974. АН СССР. Ин-т востоковедения. Составители: В. Г. Гузев, Н. А. Дулина, А. Н. Кононов, Ю. А. Ли — прим. ред.). Видимо, те, что пограмотнее, чувствовали: наступят и другие времена, когда деда моего оценят.

А в 1975 году, когда меня в армию забирали, я сам, помню, несколько книг взял из шкафа и отвез в музей на улицу Ленина. Рублей 60 за них дали. Времена трудные, семья небогатая, рабочая, а как в армию без про́водов? Вот так почти все потихоньку и разошлось. Но кое-что осталось. Все больше по-арабски, а я в этом не понимаю…»

Помимо поэтических произведений, перу Мухаммад-Садыка принадлежит и ряд научных работ в области филологии и истории. Прекрасно владея персидским языком, слова и выражения которого он очень часто использовал в своих сочинениях, он подготовил и издал русско-персидско-тюркский словарь «Тарджеман руси, фарси ва тюрки». Впервые изданная в 1909 году эта книга пользовалась большой популярностью и еще дважды была переиздана в 1913-м и 1917-м.

В 1909-м в Казани вышла первая часть его книги по истории «Салятын аль-ислам» («Султаны ислама»), посвященная династии Омейадов (династия халифов, основанная в 661 году н. э., которая правила в Дамасском халифате до середины VIII века). В следующих частях автор планировал охватить все последующие периоды мусульманской истории: однако этим замыслам не было суждено сбыться — его арестовали…

ТАФСИР КОРАНА — ГЛАВНЫЙ ТРУД ЕГО ЖИЗНИ

Самым важным и известным трудом Иманкулыя в области богословия является тафсир «Тәсһил әл-бәйән фи тәфсир әл-Куръән» («Облегчение разъяснения комментирования Корана»). Он состоит из двух томов: первый включает 748 страниц, а второй — 818. Тафсир Мухаммад-Садыка был издан в 1910–1911 годах в Казани, в типографии «Урняк». Дореволюционные татарские богословы высоко оценили этот труд, назвав его наиболее достоверным экзегетическим сочинением на родном языке. Будучи одним из самых содержательных тафсиров на татарском языке, он быстро стал популярным не только в Волго-Уральском регионе, но и среди других тюркоязычных мусульман, особенно в Центральной Азии.

Толкование аятов Иманкулый осуществляет в классической форме, а именно: в скобках дается отрывок из аята на арабском языке с последующим его разъяснением на татарском. При написании этого труда он не выходил за рамки средневековых классических тафсиров и методов толкования Корана, а также не связывал смысл коранических аятов с достижениями науки, техники и технологий того времени, а также с развитием общества, к использованию которых призывали джадидисты того времени: Зыя Камали, Муса Бигиев, Риза Фахреддин.

В отношение некоторых аятов Иманкулый приводит дополнительную информацию касательно их толкования, делая пометки на полях книги. Как отмечает автор во введении к своему тафсиру, в ходе осуществления толкования Корана он опирался на общепризнанные классические работы по экзегетике на арабском, персидском и османском языках. Было установлено, что Иманкулый в своем сочинении использовал более 20 источников по тафсиру, большинство из которых написано на арабском языке. Само произведение, как и другой его труд «Салятыну Ислам» («Государи мусульман», 1909), был написан на старотатарском.

В 1996 году факсимиле первого издания еще раз опубликовали в Катаре, а в 2004-м эта книга была переведена на современный татарский язык и в четырех томах издана в Казани.

Рукописи из семейного архива Иманкулыевых

«ОН БЫЛ ХОДОК, НО ВОВСЕ НЕ ПО ЖЕНСКОЙ ЧАСТИ»

Вскоре после революции, в 1919 году, Иманкулый становится главой мусульманского духовенства Казани — мухтасибом. В этой должности он прослужил до 1924-го. Как отметил для «БИЗНЕС Online» Сафин, он принимал активное участие не только в религиозной, но и в общественной жизни татаро-мусульманской общины Казани, представлял ее интересы в суде и органах государственной власти, привлекался в качестве присяжного.

«Насчет суда и роли присяжного? — переспрашивает внук мухтасиба. — Да, были и такие разговоры. Старики рассказывали, что он был ходок. Не по женской линии, конечно, а в том смысле, что вечно ходил в суды и по начальству, разбирался с какими-то жалобами, переводил, составлял какие-то справки. Вот читаю: „Такой-то вступил в законный брак с девицей или вдовой такой-то Мамадышского уезда, деревня такая-то“. Делопроизводство же было на русском, а что взять с Ново-Татарской слободы? Там люди бедные жили, неграмотные, русский плохо знали. Вот он их и защищал, помогал. Потому что он, как и его отец, мой прадед, получается, были имамами. А что такое имам, мулла? Это не только по части религии, a и в обычной жизни должен быть командиром».

«В сложных условиях гражданской войны и массового голода в Поволжье, — продолжает уже Сафин, — Иманкулый добросовестно исполнял свои обязанности, делая особый акцент на благотворительности. В 1921 году по направлению всероссийского комитета помощи голодающим богослов отправляется в Бухару и Хиву для сбора еды и денег. Впечатления от этой поездки описаны им в стихотворении „Бохарага“ („В Бухару“)».

Тем не менее в 1924 году в Казани появился новый духовный лидер. Научно-документальный журнал «Гасырлар авазы — Эхо веков» государственного комитета РТ по архивному делу опубликовал работу известного востоковеда Азата Ахунова, в которой автор обнародовал и прокомментировал любопытный документ, касающийся выборов в 1924-м нового казанского мухтасиба. «Кажется неожиданным, — пишет ученый, — что в 1924 году, через 7 лет после Октябрьской революции, в Казани происходили достаточно свободные выборы религиозного чиновника такого высокого ранга. Подобное можно объяснить лишь тем, что события разворачивались во времена нэпа, то есть тогда, когда в стране витал относительно либеральный дух. Уже через 10 лет даже речи не будет идти не то что о свободных выборах, а вообще о свободе вероисповедания… Из документа ясно, что он [Иманкулый] проиграл выборы».

В 1926 году Иманкулый возглавил организационную комиссию III всероссийского съезда мусульманского духовенства и верующих. От имени комиссии он выступил с докладом касательно устава и организации совета ученых. Съезд оценил деятельность комиссии положительно и избрал казанского имама членом совета ученых при духовном управлении.

Известно, что татарский ученый поддерживал связи с богословами арабо-мусульманского мира. Так, например, в книге «Исследования ученых Королевства Саудовской Аравии» упоминается его переписка с известным египетским реформатором Рашидом Ридой относительно проблемы изданий Корана без следования канону Османова кодекса. Из этого письма можно сделать вывод, что Иманкулый возглавлял комиссию по контролю за канонической точностью местных изданий Корана».

«СТЕРЕОТИПНОЕ» ОБВИНЕНИЕ В КОНТРРЕВОЛЮЦИОННОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ

После официального закрытия советской властью мусульманских религиозных учебных заведений Казани в 1925–1927 годах в городе продолжало действовать одно нелегальное медресе. Одним из его организаторов выступил Иманкулый. Сафин считает, что в мае 1931-го он за это и был арестован. Другие источники полагают, что Иманкулыя репрессировали только за то, что тот являлся муллой.

Ахунов приводит текст протокола допроса Мухаммад-Садыка от 26 февраля 1932 года по делу издательства «Янга китап» («Новая книга»), официальное название — «Дело о контрреволюционной деятельности одной из групп кадров филиала султангалиевской организации в Татарии, объединившего буржуазно-националистические элементы в городе Казани». По этому делу были привлечены немало представителей татарской интеллигенции, в том числе Джамал Валиди, Гали Рахим, Садри Джалал, Шигаб Ахмеров и другие. Их обвинили в том, что они «являлись активными деятелями в борьбе с соввластью»; в материалах, в частности, говорилось: «Фактически созданием кооперативного издательства „Янга китап“ ими была организационно закреплена предварительная и вся их последующая контрреволюционная буржуазно-националистическая деятельность, а использованием „Общества взаимного кредита“ ими была подведена материальная база для этой их контрреволюционной деятельности».

По делу «Янга китап» Иманкулый проходил дважды. Первый раз он давал показания в связи с обнаружением в типографии им. Камиля Якуба отлитого из металла стереотипа Корана (в данном случае «стереотип» упоминается как полиграфический термин — копия печатной формы высокой печати в виде монолитной пластины — прим. ред.). Вот как пояснял Иманкулый наличие этого стереотипа: «…Далее Забиров рассказывал, что он, исходя из того, что со временем, может быть, придется издавать Коран, рабочим типографии „Камиль Якуб“ велел сохранить стереотип Корана, который ранее издавался у братьев Каримовых». По этому делу имеется еще и допрос писателя Кави Наджми, который дополнил показания Иманкулыя: «В тот же период Забиров Хабибрахман, будучи полномочным доверенным в госиздательстве „Гажур“, под предлогом материального укрепления означенного издательства, внес предложение через правление „Гажура“ в коллегию Наркомпроса о переиздании Корана по тем стереотипам, которые он сам издавал в своем издательстве. Весь тираж Корана по проекту Забирова предполагался распространить за границей и в национальных областях Советского Союза, за исключением Татарии и Башкирии. Но этот проект правительством был отклонен».

«ЕГО МОГИЛА БЫЛА СТЕРТА С ЛИЦА ЗЕМЛИ»

Богослов был дважды женат. «В 1908 году его первой супругой стала уроженка деревни Кургузи (ныне Зеленодольский район РТ) Махираузе, — сообщает Сафин. — У них рождаются трое детей, но в возрасте 42 лет супруга умирает. В 1922-м Иманкулый берет в жены 25-летнюю Гульчиру, и в этом браке у них рождаются тоже трое детей».

Комментируя протокол допроса Иманкулыя от 26 февраля 1932 года, Ахунов приводит интересное рассуждение: «В документе речь идет о перевыборах мухтасиба города Казани. Как видно из источника, эту должность занимал Мухаммад-Садык Иманкулый, и, скорее всего, ему хотелось занять ее снова. Надо упомянуть, что перевыборы пришлись на то время, когда Иманкулый только что женился во второй раз. Возможно, должность мухтасиба давала какие-то материальные блага, если он с таким рвением желал вернуть себе уже утерянный, по сути, уже не такой важный в 1920-х годах пост».

15 мая 1931-го арестованный имам написал своей семье письмо: «Сегодня заключенных на пароходе отправляют в Пермский край. По причине болезни у меня повышенная температура. Врач рекомендовал, чтобы меня оставили здесь». Однако эта рекомендация не была принята, и его вместе со всеми этапировали в тюрьму города Красновишерска. Здесь он подвергся жестокому обращению и, как следствие, умер 16 июля 1932 года. Был похоронен на местном городском кладбище.

«Только после многократных просьб мусульман власти выдали его тело, — сообщает Ахунов. — Иманкулый был похоронен по всем канонам шариата. В советское время его могила была стерта с лица земли, а на месте кладбища теперь стоит бумажно-целлюлозный комбинат».

«Несколько лет назад я рассылал запросы по нескольким городам, инстанциям, чтобы хоть какие-то сведения получить, — рассказывает внук репрессированного. — Какие-то ответы приходили, но так никаких следов и не нашлось. На месте его могилы вроде бы какой-то комбинат соорудили. Я думаю, может, съездить туда на поезде, просто взять горсть земли, где этот комбинат стоит, привезти сюда. А здесь у нас семейная могила есть, на Татарском кладбище, можно там сделать захоронение, поставить памятник. А то и колени негде преклонить. Я получил на это разрешение, благословение муфтия, но сам-то этим заняться не могу: три инфаркта перенес…»