Правозащитник и один из авторов Конституции Сергей Ковалев умер на 92-м году жизни Правозащитник и один из авторов Конституции Сергей Ковалев умер на 92-м году жизни Фото: By DonSimon — Own work, CC0, commons.wikimedia.org

«Один из немногих людей, чье мнение всегда было важно, даже при несогласии, — пишет в своем „Фейсбуке“ председатель правления международного общества „Мемориал“ (включено в реестр НКО, выполняющих функции иностранного агента, — прим. ред.) Ян Рачинский. — И во многом недостижимый пример. Эталон добросовестности и мужества». Для справки: Сергей Ковалев до последнего времени входил в состав правления организации, а одно время возглавлял ее.

Что ж, с характеристикой Рачинского вполне можно согласиться. Даже самые яростные критики Ковалева никогда не ставили в упрек ему трусость. Бросить вызов советской системе — пусть не сталинскому, а брежневскому ее изводу, но все равно совсем не «вегетарианскому», — мог лишь человек не робкого десятка.

Про выбор, стоявший перед тогдашней «несистемной оппозицией» — и прошедшие десятилетия здесь, пожалуй, ничего не изменили, — лучше всего, пожалуй, написал в своем «Петербургском романсе» Александр Галич:

И все так же, не проще,

Век наш пробует нас —

Можешь выйти на площадь,

Смеешь выйти на площадь,

Можешь выйти на площадь,

Смеешь выйти на площадь

В тот назначенный час?!

Мы не знаем (и теперь уже никогда не узнаем), насколько трудным был для Ковалева этот выбор, первый шаг на «площадь». Наверное, все-таки нелегким. Ибо, как верно сказала русская императрица, любимая одним нашим известным политиком, «свобода лучше, чем несвобода». Лучше, уточним, и в чисто бытовом смысле. Но Ковалев осознанно предпочел вполне комфортному, по советским меркам, бытию столичного ученого лагерные нары.

За свою «антисоветскую деятельность» Ковалев сперва поплатился работой: в 1969 году он был уволен с должности заведующего отделом математических методов в биологии межфакультетской лаборатории МГУ. А через пять лет, в декабре 1974-го, последовал арест. Ему вменялось в вину участие в издании «Хроники текущих событий» — самиздатского машинописного сборника, рассказывавшего о случаях нарушения прав человека в СССР, — и распространение книги Александра Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ».

По статье «антисоветской агитации» он был приговорен к 7 годам лишения свободы и 3 годам ссылки. При этом срок отбывал в колонии строгого режима «Пермь-36», а ссылку — в Магаданской области.

Собственно, уже этой части биографии Ковалева хватило бы, чтобы вписать его имя в исторические анналы. Оно, как принято говорить в таких случаях (и здесь это действительно так), неразрывно связано с историей советского диссидентского движения. Но после этого была еще и другая жизнь. Которую оценить намного сложнее.

В 1990 году Ковалев стал народным депутатом РСФСР, членом Верховного совета. Возглавил парламентский комитет по правам человека. И на этом посту очень много сделал для становления в России правового государства. Достаточно сказать, что Ковалев — один из авторов нынешней Конституции России, ее второй главы, посвященной правам и свободам человека.

«51-я статья, которую мы берем на допросах, — это Ковалев, — пишет в своем отклике на смерть правозащитника оппозиционный политик, бывший депутат Госдумы Дмитрий Гудков. — 31-я статья, о которой мы говорим на митингах, — это Ковалев. Вообще, все, что есть там лучшего, — это он… Я не знаю, каково ему было видеть, как плоды его работы уничтожаются год за годом, как мы снова возвращаемся в диктатуру».

Ну диктатура не диктатура, а то, что вольницы в стране за последние два десятилетия действительно поубавилось, признают даже сторонники власти. Правда, они называют это «наведением порядка» и «укреплением вертикали». Но такое развитие событий справедливости ради тоже следует отнести к «плодам работы» Ковалева. Не только его, естественно, были сии труды, но то, что «лихими 1990-ми» мамы до сих пор пугают детей, в том числе, увы, и его заслуга.

Запоминается, как говорил Штирлиц, последняя фраза. И призыв Ковалева, адресованный блокированным в Грозном русским солдатам, перечеркнул многие — а для некоторых даже все — светлые, без преувеличения героические страницы его биографии.

Дело, напомним, было в начале первой чеченской войны — зимой 1994–1995 годов. Ковалев, занимавший тогда пост уполномоченного по правам человека в РФ, возглавил «Миссию общественных организаций в Чеченской Республике». В момент начала штурма Грозного Сергей Адамович находился во дворце Джохара Дудаева — вел переговоры с сепаратистами по гуманитарным вопросам кампании. Но, по свидетельству очевидцев, явно выходил за рамки своих полномочий.

Сначала, воспользовавшись рацией боевиков, предложил российским танкистам «выходить из города без стрельбы». А потом и вовсе принялся уговаривать прекратить сопротивление и сдаваться в плен. Не из горячих симпатий к дудаевцам, понятно, а чтобы солдаты, мол, не гибли понапрасну. Но для наших военных людей мотивы были неважны. Для военных такое поведение в любом случае являлось актом предательства.

«В боях за Грозный появились первые пленные, вокруг которых развернулись баталии с участием московских политиков, правозащитников и журналистов, — рассказывал в своей книге „Моя война“ генерал Геннадий Трошев, командовавший во время той войны объединенной группировкой войск министерства обороны РФ в Чечне. — Особо недобрую роль в этом сыграл тогдашний уполномоченный по правам человека в РФ С. Ковалев, который открыто призывал наших солдат сдаваться в плен под его могучие гарантии освобождения. А о том, что их ждет в плену у „добрых“ чеченцев, особо и не задумывались».

Потом Ковалев отрицал, правда, такой факт в своей биографии. Но, во-первых, есть, повторим, свидетели. А во-вторых, не за красивые же глаза Дудаев наградил правозащитника в июне 1995 года орденом «Рыцарь чести». И Ковалев — еще один поразительный факт! — не отказался принять этот орден. Награждение состоялось в Москве в январе 1997-го, т. е. уже после окончания военных действий.

 На церемонии Ковалев вновь всех удивил — принялся жестко критиковать победивших в той войне сепаратистов: призвал их прекратить мародерство и похищения, объектами которых становились в основном русскоязычные жители республики. Но эти слова уже мало кому запомнились. Не смогли перебить ни те, ни другие, прозвучавшие в начале войны, ни сам факт награждения.

Словом, иконообразный лик Сергея Адамовича, который рисуют сегодня иные комментаторы, хоть и согласуется с правилом «о мертвых либо хорошо, либо ничего», исторической правде соответствует мало. Во всяком случае той истине, которую разделяют большинство граждан нашей страны.

Однако столь же мало соответствуют ей заголовки типа «умер предатель России». Если уж эти господа намерены судить по столь суровому, гамбургскому счету, то к «предателям» уже тем более нужно отнести тех, кто воевал тогда против российских военных в Чечне. А это между прочим вся верхушка нынешнего чеченского руководства. Включая нынешнего главу республики.

В общем, не судите и не судимы будете. В защиту Сергея Адамовича следует сказать еще и то, что даже тогда он заблуждался, и совершенно искренне. Потому что так думал, так понимал, так расценивал общественное благо. А не потому, что ему за это заплатили. Мзды Ковалев не брал. И это тоже известный не оспариваемый никем факт.

В конце концов далеко не он один в те годы хотел как лучше, а получалось как всегда. Практически у всех тогда так получалось. Банальность, которую стоит повторить: оценивать исторические фигуры (а Ковалев, безусловно, фигура историческая) нельзя вне исторического контекста. И что-то подсказывает, что у небесной канцелярии, в чью безраздельную компетенцию перешло подведение баланса итогов жизни Сергея Адамовича, совершенно такое же мнения на сей счет.