Влад Шлепченко: «Украинцы разделились на казаков, которые убежали, и свинопасов. Географию не обманешь»

«До последнего времени у нас очень активно развивалось наступление в районе Курахово. Мы шли и южнее, и севернее, взяли Селидово, Украинское, Горняк и так далее. И само Курахово буквально недавно зачистили» Фото: © Станислав Красильников, РИА «Новости»

«Все внимание приковано к разгорающейся «Курской битве»

— Влад, расскажите, что происходит на фронте по состоянию на середину января?

— Происходит много всего в огромном количестве локаций. Конечно, все внимание приковано к разгорающейся «Курской битве», которая имеет шанс развернуться в большое и ожесточенное сражение. Противник теряет остатки Дзержинска (он же Торецк), практически полностью выбит из Часова Яра. Вроде как разморозился северский участок фронта… Но я бы обратил внимание на два направления.

Во-первых, это перенос удара, который произошел у нас на покровском направлении. То есть до последнего времени у нас очень активно развивалось наступление в районе Курахово. Мы шли и южнее, и севернее, взяли Селидово, Украинское, Горняк и так далее. И само Курахово буквально недавно зачистили. И там остается достаточно большой, уже оформившийся котел. Он немного западнее и южнее. Он просится, чтобы его закрыть. Вместо этого произошло следующее: наше командование в группировке «Центр» сняло одну из бригад, перебросило ее на 40 километров севернее и ввело ее в бой на том направлении, где противник ничего подобного не ожидал. В результате 1 января была освобождена Воздвиженка. Это населенный пункт северо-восточнее Мирнограда, и оттуда есть продвижение в сторону стратегически важной трассы Покровск – Константиновка.

Притом самое интересное, что украинские ресурсы вываливают более зрадную зраду, чем сообщают наши. Если посмотреть по картам, то видно, что там трасса не перехвачена, там остается некоторое расстояние, но она находится под огневым контролем.

А враг сообщал, что трасса перехвачена, что туда заскочила бронегруппа, вроде как уничтожена, вроде как не уничтожена, вроде высажен десант и так далее. То есть мы видим оперативный маневр на 40 километров с изменением направления удара, и повторяется ситуация, которая складывалась недавно: когда наши заскочили в огромный и очень важный укреп между Шевченко и Новотроицким, куда Луценко не успел посадить людей. Мы его заняли и оттуда уже начали развивать наступление. Фактически мы взломали линию обороны, которая была южнее Покровска, и сейчас южный охват произошел благодаря тому заскоку.

Буквально на днях повторяется ситуация с Воздвиженкой. Мы точно так же заскочили через необороняемый или слабо обороняемый участок. Там обе стороны в очень тяжелом положении воюют. То есть и у нас, и у противника очень острый дефицит живой силы — пехоты. Много месяцев идут бои, огромные потери. В таких условиях очень важно обладать инициативой. Потому что та сторона, которая обладает инициативой, — это не только морально-психологическое превосходство, а это банально возможность нанести удар туда, где противник не ожидает. Туда, где он не успел поставить свои силы. И дальше возникает интересная дилемма. Противник согласен потерять это направление? Или он хочет попытаться сыграть в уникальную игру, отбить потерянные позиции для того, чтобы понести потери?

И дальше, после того как он пытается это сделать, он кладет своих людей, технику, и продвижение возобновляется.

Это как бы азбука «блицкрига». И сейчас это происходит на южнодонецком направлении, и у нас в последние дни есть продвижение как раз к этой трассе. Получается, формируется охват. Притом охват, обратите внимание, не одного города или поселка, а агломерации, это Покровская и Мирноградская агломерация — это два города, которые соединились практически в единое.

Это первое направление, которое очень важно и которое будет в ближайшем действии определять ход боев. Это будет такой биореактор, в который противник зальет большие силы.

Второе направление, о котором сейчас практически никто не говорит, но, мне кажется, если ничего экстраординарного не произойдет, — это наш плацдарм возле Двуречной. Это оскольский участок фронта. Мы пересекли реку, взяли плацдарм, а в какой-то момент вся ситуация была настолько «тихой», что даже появлялись сообщения, что хохол уничтожил этот плацдарм, что плацдарм все, схлопнулся и так далее.

Тем не менее оказалось, что плацдарм не уничтожен, он даже потихонечку расширяется. Почему это важно? Дело в том, что если мы откроем карту и обратим внимание на начертания дорожной сети, то там получается так, что глупо атаковать с восточного берега Оскола (притом что наша же авиация побила там все мосты и через сам Оскол, и через притоки к нему) — это самоубийственная задача.

То есть город, жилая застройка, промзона, там вот эти вот огромные железнодорожные узлы и так далее. Это огромное количество зданий, в которых можно спрятать расчеты БПЛА, корректировщиков и так далее. И значит, наши штурмовые группы на лодочках пытаются переплывать, а вражеская работает по местам переправ: например, HIMARS работают кассетами, а операторы FPV-дронов выбивают штурмовые группы и лодки топят. Это не то, чего хочется пожелать своим солдатам. Поэтому наступать на Купянск надо, уже находясь на западном берегу.

А вот каким образом это можно сделать? Можно зайти со стороны Белгородской области и топать, как собирались делать, когда Волчанск встал. Там же сценарий ударов в затылок купянской группировки читался наиболее явно, что через Великий Бурлук зайти и гвоздем в затылок нанести удар, но противник это заблокировал. Там такая территория, которая достаточно удобна для обороны. Там силы у него есть.

И, значит, заходить надо с Белгородской региональной дороги, с украинской стороны это Альхавадка, потом Хатния, потом Григоровка, Колодезная. То есть фактически, для того чтобы обеспечить логистику наступающей группировки, нужно занять примерно на 30−40 километров по фронту и на 15−20 километров зайти вглубь Харьковской области.

Это нужно провести общую армейскую операцию силами общевойсковой армии и захватить вот такой здоровенный прямоугольник. Это задача на полгода боя в лучшем случае, а то может и не получиться.

А Двуречная — чем занятен этот плацдарм? Все дело в том, что дорога к нему идет по восточному берегу. Этот берег полностью уже под нашим контролем, он зачищен. Дорога оттуда уходит на нашу территорию, и единственное узкое место — это переправа. То есть и дальше по западному берегу получается так, что эта дорога уходит на Купянск. Соответственно, если вскрыть плацдарм, занять территорию, грубо говоря, 15 километров и обеспечить прикрытие от ударов HIMARS и так далее (переправы — это единственное узкое место), дальше можно наступать на Купянск. И вот наступление на Купянск уже погружает в оперативную тень всю группировку в северо-восточной части Харьковской области. И это уже не наша головная боль, как ее штурмовать, как их оттуда выбивать.

Просто если мы берем Купянск и начинаем продвигаться на юго-восток, то уже у украинского руководства возникает вопрос: а как они будут вытягивать оттуда свои силы? Потому что там движение такое, что создает потенциал на окружение, притом уже даже не агломерации, а очень крупного региона. Вот в чем дело. И это то, что будет, я думаю, играть роль в течение 2025 года. Не факт, что получится, противник может подтянуть свои подкрепления и заблокировать это расширение. Противник может использовать свои оставшиеся резервы, которые он не бил в Курской области, чтобы его хлопнуть. Может, у нас что-то не получится, но если все будет хорошо складываться, то это тот слом, это тот центр тяжести, который будет очень серьезно влиять вообще на ход боевых действий в 2025 году. По крайней мере, такая вероятность, на мой взгляд, есть достаточно существенная. Хотя утверждать ничего невозможно.

«Сейчас они удерживают 24 километра. То есть они ударили там, где более высокая плотность войск и техники, чем, скажем, в южнодонецком направлении, где постоянно у нас успехи, мы что-то окружаем, кого-то бьем, но вот там достаточно разряжена вообще сила» Фото: © Константин Михальчевский, РИА «Новости»

О Курской области: «ВСУ ударили там, где более высокая плотность войск и техники»

— Вы уже говорили, что киевские части пошли в наступление на курском направлении. Но что это было, зачем они самоубились?

— Опять-таки карта многое поясняет и позволяет построить некоторые догадки. Конец ноября и весь декабрь у нас было продвижение в основном не с западной части. Осенью, когда мы начинали контрнаступление, мы ударили их с западной части со стороны Глушковского района. А вот в декабре было продвижение с востока, притом с юго-востока. Помните истории про освобожденное Плехово, Черкасскую Конопельку… Потом был заход на территорию Сумской области нашей ДРГ до населенного пункта Александрия (он меньше чем в километре от государственной границы находится). Но эта государственная граница с нашей стороны оккупирована ВСУ, и ближайшая точка, к которой мы могли зайти, — это более 3 километров. И вот идет подрезание под корень, вот как гриб ножичком срезают: аккуратненько, под земельку, вот такое срезание шло. И ВСУ должны это понимать: это же не кого-то бьют, это их бьют конкретно, и, соответственно, что логично? Можно попробовать нанести удар либо встречный, либо во фланг наступающей группировки, может быть, за этим Миропольем, может, ландшафт нехороший, техника не пройдет, ну что-то надо делать, в общем, повышать устойчивость этого выступа. Вместо этого они загоняют ударную группировку на одну из вершин этого плацдарма и наносят удар в направлении села Большое Солдатское.

А рядом с ним хутор Бердин, возле которого они полегли. Так вот, даже гипотетически предположим, что они взяли этот Бердин, да, значит, Сырский себя хлопает по ляжкам от радости и говорит: «Все, пошло развитие, успех», — и они катятся. Им, по сути дела, оттуда катиться надо что до Курска, что до Курчатова — две такие уберцели, которые достойны захвата, перемоги, — 60 километров. Там просто трасса, она разветвляется: направо пойдешь — в Курск попадешь, налево — в Курчатов. Но опять же это 60 километров надо проехать.

А сейчас они удерживают 24 километра. То есть они ударили там, где более высокая плотность войск и техники, чем, скажем, в южнодонецком направлении, где постоянно у нас успехи, мы что-то окружаем, кого-то бьем, но вот там достаточно разряжена вообще сила. А здесь вот самая такая толстая, прочная стена, и они долбанулись об нее. То есть тут видно, что, с оперативной точки зрения, это безумие. Потому что группировка, которая вытягивается на 60 километров в глубину с открытыми флангами, не живет. Это все покойники. Сырский кто угодно, но не псих, и поэтому можно предполагать, что это могло быть такое показательное выступление к приезду Келлогга, спецпосланника Трампа, чтобы он приехал в Киев мириться с Россией, а здесь ВСУ рванули и захватывают все для того, чтобы сделать подножку Трампу, чтобы он уже был менее договороспособным, когда поедет в Россию. Но Келлогг не приехал, а украинские мобилизованные остались лежать в полях. Ну не случилось, бывает. Я думаю, там была политическая подоплека, потому что с военной точки зрения там нужно было, наоборот, оттягиваться и становиться по флангам. Они же учились в одних и тех же училищах, а советская школа — это классика. Удар под основание выступа. Мы всегда так делали. А они всегда к этому готовились, начиная с битвы возле Угледара в 2015 году. Получилось, что мы собирались бить под основание выступа, а они там нарыли окопов в четыре-пять рядов. В результате этот выступ срезался тем, что был проскок посередине. То же самое повторилось во время штурма Авдеевки, которую пытались срезать ударами под основание, но ничего не получилось — ее продавили по центру. Это как бы паттерн такой, который раз за разом повторяется. Наверное, если покопаться, то примеров найти можно много. А здесь они делают что-то максимально противоположное. Они углубляются, загоняют группировку, которая пошла на убой. Даже если бы она прорвалась, она бы все равно там померла. Опять-таки силы были небольшие. Их потеряли, и все. Как говорится, помер Максим, да и хрен бы с ним.

«Понятно, что Купянск существенно севернее, но в любом случае у нас мягкая зима, нет морозов, почва как-то толком не промерзала, и, в общем, этот расчет на то, что распутица остановит, — я не знаю…» Фото: © Таисия Лисковец, РИА «Новости»

«Как мы видим, русская молотилка не останавливалась ни в ноябре, ни в декабре»

— Вообще, конечно, этот девиз надо взять в ТЦК. Дальше идем по часовой, опять купянское направление. Я тоже прикидывал для себя, что мы будем его плюс-минус размораживать где-то в апреле, потому что там относительно тепло и, соответственно, когда будет распутица, то снабжать через речку будет крайне тяжело, и, соответственно, я исходил из того, что это мы пойдем навстречу нашей группировке в Волчанске. Насколько я примерно угадал со своими датами или это просто додумывания? Скажем так, в конце зимы – начале весны тоже можно воевать?

— Я буквально сегодня разговаривал с человеком из Донецка, он сказал, что у них плюс 10. У них все поля в кашу. Понятно, что Купянск существенно севернее, но в любом случае у нас мягкая зима, нет морозов, почва как-то толком не промерзала, и, в общем, этот расчет на то, что распутица остановит, — я не знаю… В начале осени было много разговоров, что будет страшная молотилка, что русские будут давить, а потом в ноябре придет распутица, и вот тогда, значит, «скачуха» выйдет. Но, как мы видим, не останавливалась молотилка ни в ноябре, ни в декабре, и сейчас она не останавливается. Конечно, сложно воевать. Вообще, война — это такое дело омерзительное, тяжелое, кровопролитное, страшное.

Поэтому, видимо, есть возможности. Это «трение Клаузевица», которое постоянно упоминается разными людьми, читавшими о нем книги. То есть если вы не можете довести топливо, если у вас кончились снаряды, то у вас прекращается наступление. Если есть продвижение — значит, есть возможности.

Опять-таки то же Двуречное. Там по восточному берегу к нему подходят даже не одна, а две асфальтированные дороги. А там коротким рывком уже что-то можно придумать. Я не думаю, что там снабжение вертолетами будут возить, но тем не менее. Как-то идет. Пока, по крайней мере, плацдарм там маленький, там сил немного. И вот самый ключевой вопрос — это то, чтобы накопить достаточно сил и вскрыть его, сделать его достаточно большим, чтобы можно было прикрыть переправы, чтобы уже можно было перевезти комплексы ПВО, станции РЭП и так далее… Прикрыть его от вражеского огня, тех же HIMARS, ствольной артиллерии и так далее.

— Тогда по тому же участку вопрос, но только южнее. Я для себя называю это место Кругляковским выступом. Это то место, где мы подошли к второй переправе через Оскол в районе населенного пункта Кругляковка. Насколько вероятно, что мы попробуем форсировать реку там?

— Честно говоря, я об этом не думал. В принципе, там тоже дорожная сеть идет, там тоже были мосты, которые можно попытаться в какие-то более-менее сжатые сроки восстановить. Но там нет плацдарма, насколько я понимаю, и, соответственно, это самый сложный момент, то есть как переправить людей и закрепиться, чтобы их сразу не убили. Потому что когда переправляются люди, появляется всегда дилемма: либо большой десант отправлять и тогда он уносится кровью, или как-то пытаться переправлять по чуть-чуть, накапливаться. Это тактика просачивания. Да и все зависит от того, сколько у противника на том берегу сил. Если у него сил достаточно, то ни то ни другое не получается. Если там оборона с дырками, то уже есть какие-то варианты. Поэтому исключать ничего нельзя. Эта ситуация в динамике. Вот клюнет жареный петух Сырского или Зеленского, снимут они оттуда войска — и пойдет продвижение.

«У хохла тоже есть дроны, он умеет ими пользоваться. Они пользуются этим» Фото: © Сергей Пивоваров, РИА «Новости»

«Идти через Константиновку, Дружковку — там десятки километров жилой застройки»

— Тогда направляемся дальше по фронту. Часов Яр, там идет тяжелейшее сражение, я вот только что общался с участниками, и все, мягко говоря, в определенном восторге от всего, что происходит (в кавычках, понятное дело). Но в целом какое-то продвижение идет. Недавно штурмовали огнеупорный завод. Недавно появилось сообщение, что где-то мы там окружили группировку противника. На ваш взгляд, что там происходит? Насколько это вообще важное сражение? Оно уже, по-моему, идет почти год.

— Видимо, идея такая, что, зацепив хохла, нельзя ему давать спуску, потому что это тоже такой фактор перемалывания сил, притягивания боеприпасов, какого-то снабжения. Та стратегия, о которой мы говорили в прошлом году, боев за среднеразмерные города — не влезать в крупные мегаполисы типа Харькова. Казалось бы, он на расстоянии вытянутой руки, захотел — зашел. А город вроде Часова Яра, с одной стороны, как чемодан без ручки для противника. Нести тяжело, а бросить жалко. И для нас тоже: разбомбили, жалко, но восстановить можно. Это не то, что Харьков восстанавливать, который и так пострадал достаточно сильно. Но если бы за него было крупное артиллерийское сражение, то он был бы копией Алеппо образца 2016–2017 годов.

— Дальше у нас Дзержинск, он же Торецк. Тоже там, как я понимаю, после того как мы освободили терриконы, заканчивается сражение, противник выдавливается из города. Но вопрос остается каким и был: а что потом? Мы опять упираемся в Константиновку…

— Притом мы упираемся в нее фактически с торца. Это Константиновка, Дружковка, Краматорск, Славянск, огромная агломерация. Я очень надеюсь, что ее не будут штурмовать в лобовую, что там лиманское направление как-то расчехлится. Торецк важен немножко в другом плане: если посмотреть карту, то юго-западнее сформировался большой карман. И это создает угрозу нашей группировке, которая охватывает Мирноград с севера, о чем мы говорили, то есть через Воздвиженку, перерезание трассы Константиновка – Покровск.

Те силы, которые сейчас собираются между Торецком и юго-западнее Торецка, нависают над нашим флангом. И, дочистив Торецк, нужно будет схлопнуть этот карман. Это необходимо для того, чтобы выпрямить линию фронта и у противника не было лишних, скажем, искушений прыгнуть на Очеретино и еще куда-то, то есть нанести подсекающий удар.

А идти через Константиновку, Дружковку — там десятки километров жилой застройки, и на фига нам это все ломать? Уж лучше это усилие перекинуть куда-то севернее, и восстанавливать контроль над Лиманом, и подрезать врага уже севернее Славянска. А севернее Славянска заходить туда, на запад, чтобы эта агломерация стала дотационной, фактически неважной, как это у них часто бывает.

— Я слышал версию, что нам территорию вокруг Торецка, в том числе тот карман, о котором говорили, нужно освободить, чтобы окончательно обезопасить Ясиноватую, потому что она крупнейший логистический узел Донбасса. Насколько это может быть верным предположением?

— Я бы так не стал ставить вопрос по простой причине, что с этого кармана куда-то наступать внутрь нашей территории — это практически нереально. Этот район Горловки окопан с 2015 года, и там такие укрепления… В 2023-м Зеленский потребовал провести наступление, с той стороны постучали по лбу военные, изобразили «контрнахрюк» силами батальона и успокоились. Потому что там угрозы особо нет. Угроза возникает для тех сил, которые идут вперед. Потому что они все время дерутся с открытым флангом, на который нужно постоянно выставлять дополнительные силы, а когда ты наступаешь, у тебя лишних сил нет.

Поэтому не думаю, что там для логистики уже непосредственно на наших, грубо говоря, таких давно освоенных территориях, есть какая-то серьезная угроза.

— Теперь мы опять вернулись к группе войск «Центр». Соответственно, наступают они уже год буквально со штурма Авдеевки, не прекращая. Насколько это вообще тяжело?

— Конечно. Там все тяжело на самом деле. Бои за Марьинку были кошмарными, бои за Красногоровку. Но за Красногоровку были достаточно грамотные подходы с использованием беспилотников, но тоже там легко не далось бойцам. Поэтому, разумеется, это все тяжело, это бесплатно не дается. Если посмотреть по солдатским чатам, то оттуда кошмарные кадры приходят. И дороги забиты сожженной техникой. У хохла тоже есть дроны, он умеет ими пользоваться. Они пользуются этим.

— Я, собственно, к тому, что, когда считал, все думал, что в ноябре они отдохнут по распутице, а нет, продолжают. Вопрос в резервах и ротациях.

— Ну это вопрос командования, тут никто передо мной не отчитывается. Доступа у меня к данным нет. Очевидно, что какие-то пополнения туда подходят. Очевидно, что могло бы развиваться и бодрее, потому что, напав и прорвавшись в Курскую область, противник вынудил нас перебросить туда бригаду морской пехоты, которая сейчас на курском направлении одно из сильнейших подразделений.

А ее как раз заводили на покровское направление. В этот же момент, буквально за неделю или две, я точно не помню, пришли новости, что морпехов заводят, и потом этот рывок в Курске — они снимаются и уходят, и туда же еще одна бригада была переброшена, и так далее. То есть должно было быть, наверное, бодрее все-таки наступление, но оно и так идет. Опять-таки, если наступление идет — значит, ресурсы позволяют. Значит, люди имеют топливо, а артиллерия — снаряды, потому что как только один из этих компонентов выпадет, то наступление остановится.

— И по группе войск «Восток». Они тоже у нас наступают, наконец-то освободили Курахово от недруга. Насколько для противника именно этот участок и сама по себе угроза выхода уже в Днепропетровскую область напряжна?

— Конечно, они нервничают по этому поводу, потому что это очень сильно ломает их нарративы. А что им еще делать? Других вариантов у них нет. У них, по большому счету, будущее на 2025 год — это постепенно оставлять левобережье Днепра, отходить за реку, формировать оборонительный рубеж и под прикрытием реки, стараясь максимально закрепиться на севере Харьковской области, можно пытаться отходить на север к Харькову, выставляя оборону по притокам Днепра, и там под прикрытием всего этого лупить, лупить и лупить по нашей территории дальнобойными ракетами, дронами и всем остальным, причиняя максимальный ущерб. Вот это единственная стратегия, которую они могут сейчас реализовать. Все эти разговоры о том, что контрнаступ будет сюда, контрнаступ будет туда… Любой такой контрнаступ будет означать то, что потом мы продвинемся еще дальше и больше.

«Самые нелояльные, не доверяющие, инициативные, местами асоциальные люди бегут, прячутся, выезжают в Чернобыльскую область, живут там коммунами. А те, кто привык пассивно ожидать чего-то от государства, доверять, хотят подчиняться, идут в расход» Фото: © Juan Moreno / Keystone Press Agency / www.globallookpress.com

«У ВСУ в розыске уже полмиллиона дезертиров»

— Теперь вопрос по ресурсам. Судя по тому, что Зеленский уже волком орет: «Давайте мне сюда иностранные войска, берите кого угодно, отдам все», — мне кажется, что у них как-то с солдатами началась совсем большая напряга. Насколько это верное ощущение?

— Очень близко к реальности, потому что на днях представительница их МВД заявила, что у них в розыске уже полмиллиона дезертиров. Вот масштаб проблемы. У них опять-таки пришла информация, что за прошлый год на Украину не вернулись 12 тысяч человек, которые выезжали в составе официальных делегаций. О чем-то это говорит. То есть, на самом деле, дураков умирать за «ишоневмерлу» уже нет. Те, кто остался, либо зарабатывают деньги, либо они мясо и скот.

— И при этом можно ли ожидать некие солдатские бунты?

— Хороший вопрос. Я думаю, что это, наверное, уже в какой-то степени есть. И поэтому украинские офицеры очень часто закрывают глаза на это многое, потому что если бы они очень не хотели, чтобы люди бежали, то полмиллиона дезертиров у них, наверное бы, не образовалось. Но в этом случае эти люди, которые не хотят умирать под нашими бомбами, просто начали бы им стрелять в голову, как они это делали, скажем, в конце 2022−2023 года. Был ряд видео, где расправлялись с офицерами. А есть такое явление, фрэггинг называется. Это изобрели американцы в ходе вьетнамской войны, когда военнослужащие в качестве благодарности офицеру за мясные штурмы, за то, что артиллерия свои позиции накрыла, за образцово-показательное «неснабжение» и все остальное, в палатку или блиндаж гранату закинули. То есть не стреляли, потому что по выстрелу можно установить детали и так далее. А гранату забросил, сказал, что он там сам игрался, напился пьяным и игрался с гранатами. Вот фрэггинг.

И у них это явление тоже бы расцвело, но они мудро как бы позволяют части своих самых недовольных солдат сбежать. Поэтому там происходит, грубо говоря, селекция. Самые нелояльные, не доверяющие, инициативные, местами асоциальные люди бегут, прячутся, выезжают в Чернобыльскую область, живут там коммунами. А те, кто привык пассивно ожидать что-то от государства, доверять, хотят подчиняться, идут в расход. То есть там фактически социал-дарвинизм. Выживают те, кто не доверяет государству.

— Ну, собственно, исторично для Украины.

— Кстати, да. Опять у них получилось разделение на казаков, которые убежали. И свинопасов. Географию не обманешь.

— И напоследок. У них была «превосходная», я считаю, «лучшая» украинская бригада, 155-я, имени Анны Киевской, которая в девичестве была Анной Русской… И сколько я читал, что там французы подготовили 2,3 тысячи солдат, во Франции остались около 200, и еще что-то около 900 разбежались уже по прибытии на Украину. Потом бригаду разломали на батальоны и отправили на разные куски фронта. Что же с ней произошло?

— Я свечку не держал, но вполне вероятная история. Потому что опять-таки людей во Франции маловато убежало, если так судить. Я так думаю, что во Франции все-таки должно было побольше убежать людей с учетом возможностей и так далее. Опять-таки, национальная мечта украинцев — это свалить с Украины. Притом так было даже до начала СВО, то есть страна была поделена на тех, кто может свалить, и тех, кто не еще может. Или уже не может. Вопрос в том, что пока механизм тотальной мобилизации, такой людоедской, позволяет компенсировать все эти проблемы. То есть разбежались одни, наловили других. И следующие разбежались, следующих наловили.

Идет пересеивание общества, мелкое сито ТЦК, вот этих ублюдков, которые готовы охотиться на людей ради своей зарплаты, ради того, чтобы их самих в биореактор не кинули. Я думаю, святая обязанность общества наградить всех этих людей, всех сотрудников ТЦК (начиная от самых рядовых исполнителей, заканчивая верхушкой), либо пулей, либо петлей на шее.

После того как мы вернем себе эту территорию, мы должны очень подробно пройтись по всем спискам, найти всех этих людей и всех их повесить, поскольку то, что они делали, хуже, чем то, что делали нацисты с евреями. Я не оправдываю ни в коем случае геноцид, холокост и так далее, но нацисты делали это с чужими людьми, которых они объявили врагами. А эти твари делают это формально со своими согражданами.

Они просто гонят на убой. И это просто вопрос достоинства русского народа. Вернуть этим людям то, что они заслужили. Это вопрос справедливости. А справедливость — это наша национальная черта характера и менталитета.