«Минувшая неделя запомнилась для финансистов всего мира. Причина этому проста: со среды по пятницу рынки по всему земному шару окрасились в красный цвет, сигнализируя о падении» Фото: ©Галина Бутова, РИА «Новости»

Всему свое время, и время всякой вещи под небом.

Еккл. 3:1

«НАБЛЮДЕНИЕ НАД ЖИВОЙ ПРИРОДОЙ НЕ ДОЛЖНО ОТВЛЕКАТЬ ОТ ПРОСТЫХ ВОПРОСОВ»

Минувшая неделя крепко запомнилась финансистам всего мира. Причина этому проста: в период со среды по пятницу рынки по всему земному шару окрасились в красный цвет, сигнализируя о падении, то есть о массированных распродажах. Паники при этом, впрочем, особой не наблюдалось, хотя я отметил, уже традиционно, некоторое количество измышлений различных фолк-экономистов относительно уже скорого краха доллара. Впрочем, это вещь привычная – осенью в России холодает, птицы улетают на юг, а кто-то всегда предсказывает скорое разрушение долларовой системы. Тем не менее данное наблюдение над живой природой не должно отвлекать от простых вопросов: что это было, при каких условиях оно может повториться – и какие риски несет с собой.

Надо сказать, что в последние месяцы довольно много аналитиков что здесь, что за рубежом утверждали, что рынок акций развитых стран в относительно скором времени ждет неминуемая коррекция. Особых теоретических построений за этим в общем и целом не стояло – речь идет скорее о том простом соображении, что «ну не может же рынок расти так долго». «Долго», впрочем, понятие растяжимое – если брать американский фондовый индекс широкого рынка S&P500 (именно он наиболее полно отражает состояние экономики США в целом), то он довольно уверенно растет еще с весны 2009 года, периодически несильно откатываясь, но затем возвращаясь на положительную траекторию. С другой стороны, весьма заметное падение этого индекса было не далее как в феврале этого года (аккурат после повышения ставки ФРС – впрочем, об этим ниже), хотя позже оно было отыграно даже с избытком. Данное соображение, несмотря на свой вроде бы простой и даже, я бы сказал, «бытовой» характер, безусловно, имеет право на жизнь. Но, на мой взгляд, причины всего происходящего на рынках заключаются в другом, а именно в фундаментальном тренде на сокращение долларового предложения со стороны ФРС США.

Идет оно, как известно, с трех направлений.

Во-первых, это продолжающийся процесс повышения ставки ФРС. Начался он почти три года назад, в декабре 2015 года, и за прошедшее время ставки выросли с уровней 0–0,25% до текущих значений – промежутка 2–2,25%. Это повышение означает, очевидно, рост стоимости заимствования, усложнение обслуживания кредитов, рефинансирование таковых начинает требовать от заемщиков дополнительных трат, большего изъятия денег из оборота. Конечно же, такая проводимая политика, будучи рассмотренной отдельно от контекста, начинает вызывать вопросы – мол, зачем же они это делают, зачем сами подрывают экономический рост? Ответ на этот вопрос лежит в плоскости под названием «нормализация», по сути, сейчас идет процесс возвращения к многолетним нормам ставок и инфляции, и да, неявно предполагается, что такие размеры ставок должны, среди прочего, иметь еще и дисциплинирующий эффект на бизнесы, вести их дела более эффективно, более качественно конкурировать, достигать лучших результатов. Собственно, это видно по статистике – сейчас в США в год банкротится около 100 тыс. фирм, в то время как в далеком мирном 2003 году этот показатель был в полтора раза больше. По сути, сама политика повышения ставок была ответом на подспудный запрос американского бизнеса на восстановление привычных норм, и число сторонников данного тренда остается подавляющим.

Во-вторых, снижению предложения долларов активно способствует ФРС США другой проводимой в действие мерой – сокращением собственного баланса. Процесс этот идет неспешно, но уверенно, ФРС попросту не реинвестирует деньги, получаемые при погашении находящихся на ее балансе ценных бумаг. Начался он почти год назад, в четвертом квартале 2017 года, сначала объем сокращения баланса был $10 млрд в месяц, квартал спустя он вырос до $20 млрд в месяц, этот рост продолжился и впредь. В итоге сейчас, в четвертом квартале 2018 года, он составляет $50 млрд в месяц, что всего лишь в полтора раза ниже объемов долларовой ликвидности, которая вливалась в мировую финансовую систему в рамках программы QE-2 (2010–2011 года). Иначе говоря, продолжающееся сокращение баланса ФРС вполне можно рассматривать как своего рода «анти-QE», и этот процесс, полностью аналогично предыдущему, являет собой возвращение к привычным устоявшимся нормам «мирного времени». Ситуация усугубляется тем, что в настоящее время имеет место сокращение денежного предложения от ЕЦБ – понятное дело, выраженного в евро, начиная со следующего года оно, по плану, должно обнулиться. В итоге же, если сложить воедино все программы основных мировых ЦБ (ФРС США, ЕЦБ, Банк Японии и Банк Англии), то окажется, что со следующего года, впервые с самого начала нынешней мировой депрессии (то есть с 2008 года), валовое предложение ликвидности со стороны ЦБ сменится ее валовым изъятием.

Наконец, третьим фактором выметания долларовой ликвидности с рынка стали действия американской администрации президента Дональда Трампа. Намеченные им снижения налогов оборачиваются дырами в бюджете, которые надо закрывать за счет заимствований на открытом рынке – да, под ту самую увеличившуюся ставку. Конечно же, долларовая ликвидность в этом случае не пропадает с концами – эти деньги, полученные на рынке в обмен на государственные облигации США, со временем будут посредством бюджетных расходов вброшены обратно в экономику. Здесь, однако, важно то, что идет рост госдолга, рост масштаба заимствований, а не просто рефинансирование ранее взятых денег, которые в некоторый момент надо будет отдавать обратно.

«ПОВЛИЯЛА И ТОРГОВАЯ ВОЙНА»

Конечно же, повлияла и торговая война. Взаимное увеличение пошлин между США и КНР порождает обоснованные опасения в том, что грядущий гипотетический экономический рост окажется не таким хорошим, каким мог бы быть. Соответственно, снижается желание инвестировать в компании, надеясь на прибыль, а в совокупности с повышением ставок, то есть с повышением доходности американских казначеек, это порождает и поддерживает намерение переложиться из акций (как рискового актива) в гораздо более надежные облигации. Это желание усиливается тем, что, скажем, доходность американских 10-летних бумаг (напомню, именно они являются ориентиром для всего облигационного рынка США) сейчас находится на пике за последние пять лет. Спокойно и не напрягаясь, не опасаясь курсовых рисков, торговых войн и тому подобного злодейства получать более 3% в год на каждый вложенный доллар – и данная стратегия кажется выигрышной все большему и большему числу инвесторов.

Конечно же, это имеет и обратный эффект. Чем выше спрос на эти бумаги – тем выше их цена и, соответственно, ниже доходность, инвесторы своим интересом сбивают ее вниз. Но проходит еще три месяца, ФРС вновь повышает ставку, этот скачок эхом разносится по всему финансовому миру – и еще один пласт инвесторов оставляет свои вложения куда бы то ни было, что в акции на развитом фондовом рынке, что в какие-либо бумаги на рынке развивающемся, – и уходит в казначейки. Рынки падают и приобретают красный цвет, доходность гособлигаций США слегка гуляет, очередная развивающаяся страна жалуется на жизнь и международных спекулянтов (возможно, еще и просит помощи у МВФ – так, на этой неделе этим отметился Пакистан), кто-то пишет о крахе доллара – в общем, все предсказуемо. При этом данный процесс никак не является бесконечным по длительности, он влечет за собой два довольно опасных следствия.

«ПРОБЛЕМЫ МОГУТ ВЫЛЕЗТИ УЖЕ И НА РЫНКЕ КОРПОРАТИВНЫХ ОБЛИГАЦИЙ США»

Во-первых, резкий рост ставки и общее сокращение долларового предложения весьма негативно скажется на развивающихся странах. Собственно, ровно это мы видели в 80-е годы прошлого века. Резкий рост ставки в США (около 20% на пике) спровоцировал (вкупе с иными внешними событиями – тем же самым падением цены на нефть) столь же резкий отток капитала из стран Латинской Америки. Так, Мексика, росшая на 6–8% в год в 70-е годы и выигравшая на росте цен на нефть, была уже в 1982 году вынуждена объявить дефолт. Аргентину тем временем сотрясали финансовые кризисы. Не смогла в какой-то момент обслуживать займы и Бразилия, что обернулось дефолтом 1987 года. Трясло также Венесуэлу и Боливию. Все это опять же сопровождалось ухудшением положения местного населения – достаточно сказать, что в отдельные годы уровень инфляции в Аргентине, Боливии, Бразилии и ряде других стран региона превышал 1000%, а рекордсменом здесь была Боливия с инфляцией в 10000%. Кроме того, размеры дефицитов бюджета по отношению к ВВП измерялись двузначными цифрами. Для справки: если бы для РФ такой показатель составлял 10%, это бы означало, что расходы превышают доходы вдвое. Схожая ситуация была и с азиатским кризисом. Повышение ставки в 1994–1995 годах с 3% до 6% (чуть позже она была снижена до 5,25%, но это уже не изменило ситуацию) спровоцировало отток капитала уже из стран Азии, от всех этих «тигров» и «тигрят» обратно в метрополию. Это, впрочем, оказалось быстрее – и куда менее болезненно, чем в Латинской Америке.

Во-вторых, проблемы могут вылезти уже и на рынке корпоративных облигаций США, до которых тоже дойдет рост доходностей – помним, что американские казначейские десятилетки являются ориентиром для всего облигационного рынка в целом. Надо понимать, что с облигационным рынком ситуация особая. Он, несмотря на многотриллионные размеры, находится как бы в тени привычного рынка акций и привычных индексов, но именно он имеет принципиальное значение для жизнедеятельности американской экономики. Корпорации в США тоже занимают деньги, используя и кредиты (но речь сейчас не о них) и облигации; более того, этот процесс является перманентным – старые облигации погашаются, новые выпускаются и покупаются инвесторами. Из этого следует, что американские корпорации ждет довольно заметное усложнение обслуживания займов, когда старые недорогие будут заменены более дорогими новыми. Идущее повышение ставок означает, вообще говоря, понижение стоимости самих облигаций, а они лежат на балансах у тех же фирм. Соответственно, падение их стоимости ухудшает их финансовое положение (в бухгалтерском смысле) и провоцирует вполне закономерное желание избавиться от них, продать кому-либо, в результате чего давление на цену может резко усилиться вплоть до превращения процесса в самоподдерживающийся.

«ВЕСЬ ЭТОТ ПРОЦЕСС ВРЯД ЛИ БУДЕТ СТОЛЬ ЖЕСТКИМ»

Вместе с тем стоит отметить, что весь этот процесс вряд ли будет столь суровым, каким он был в 80-е годы прошлого века. Дело здесь в том, что тогда в развивающихся странах господствовала политика currency board с ее довольно жесткой привязкой локальной валюты к доллару США, посредством поддержания, за счет резервов, стабильности курса. Очевидно, такая политика, несмотря на все ее плюсы, может продолжаться, только пока они еще есть, эти резервы. Сейчас ситуация иная – гораздо большую популярность имеет инфляционное таргетирование, курсы стали более гибкими, а сами развивающиеся страны, несмотря на резко выросшие внешние долги, гораздо более консервативны в расходовании резервов. Собственно говоря, тот факт, что за этот год в МВФ за деньгами обратилось только две страны, Аргентина и Пакистан, свидетельствует именно об этом; опять же, здесь можно вспомнить, что Турция и Иран, пострадавшие от резкой девальвации своих валют, пока вполне держатся, маневрируя курсом, резервами и, в случае Ирана, валютным контролем.

Иначе говоря, время для полномасштабного краха, кризиса, конца и иных схожих слов на букву «к» пока еще не пришло. Острая фаза – с падениями цен на сырье, выходом из спекулятивных активов, девальвацией валют развивающихся стран, дружным заходом в активы-убежища (американские и немецкие облигации) – еще придет, но все это будет дольше, унылей, занудней и, вероятнее всего, в целом мягче.

И, я уверен, случится это не в нынешнем году, и даже, вполне возможно, не в первой половине следующего. Подпустим поближе – и поглядим по ситуации.

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции