Леонид (Лорка) Мясин Леонид (Лорка) Мясин Фото: Егор Алеев / ТАСС

Не балет, а священный акт

К премьере «Грека Зорбы» в Казани готовились еще с прошлого Нуриевского фестиваля, куда с большой оглаской пригласили 80-летнего итальянца Лорку Мясина. Тогда хореограф в местных СМИ радовался приезду в столицу РТ и присматривал артистов на главные роли своего самого известного балета: после премьеры на «Арена ди Верона» в 1988 году он был показан в 27 странах мира. Россия, представленная Татарстаном, стала 28-й — для нее хореограф сделал обновленную редакцию спектакля, на подготовку которого было потрачено больше 20 млн рублей.

В ТАГТОиБ этот акт подали почти как священный. На открытии фестиваля московский конферансье Сергей Коробков напомнил, что премьера балета проходит в праздник Красной горки (первое воскресенье после Пасхи), символизирующий обновление и встречу весны. Привел ведущий и многообещающие слова Мясина о том, что после спектакля «душа проветривается, избавляется от всего отрицательного и напитывается любовью». Ожидалось, что «Грек Зорба» станет мощным катализатором свободы и торжества духа: в буклете герой балета назван «Дионисом, умеющим праздновать жизнь», а сам спектакль — «терапией от пессимизма».

Ожидалось, что «Грек Зорба» станет мощным катализатором свободы и торжества духа: в буклете герой балета назван «Дионисом, умеющим праздновать жизнь» а сам спектакль — «терапией от пессимизма» Ожидалось, что «Грек Зорба» станет мощным катализатором свободы и торжества духа: в буклете герой балета назван «Дионисом, умеющим праздновать жизнь» а сам спектакль — «терапией от пессимизма» Фото: Анастасия Попова

Эффективна ли терапия?

В идеальных условиях бытования так оно и есть. Однако в Казани терапия шла непросто — это продемонстрировала струйка зрителей, устремившихся в первый премьерный вечер к выходу прямо посреди финального сиртаки. Менеджеры фестиваля не выпускали их из зала, заверяя: «Это еще не конец». Хочется верить, что данные слова относятся и к эволюции балетной труппы театра им. Джалиля, испытывающей трудности в адаптации постклассического репертуара. Даже если это спектакль 36-летней давности от убежденного традиционалиста Мясина-младшего, сына хореографа дягилевских балетов Леонида Мясина.

Глобально «Грек Зорба» мало отличается других спектаклей ТАГТОиБ (что огорчает и вновь не дает театру шагнуть к освоению классического и ультраактуального модерна). Это нарративный полновечерний балет с двумя контрастными парами, классической и характерной (Джон – Марина, Зорба – Мадам Ортанс). Обе заключены в романтический конфликт мечты и действительности, помещенный в мелодраматический сюжет.

Напомним, что по сюжету, заимствованному у фильма 1964 года Михалиса Какоянниса по одноименному роману Никоса Казандзакиса, путешественник Джон прибывает в Грецию и знакомится с Зорбой — «знатоком жизни», который становится его проводником в мир местной философии. Там же герой встречает молодую вдову Марину. Девушка влюбляется в рафинированного европейца, но вынуждена держать траур и отбиваться от притязаний брутального соотечественника Манолиоса (Наиль Салеев в первый вечер, Антон Полодюк во второй). Молодящаяся певица Ортанс тем временем пленяет сердце Зорбы, но страдает от смертельного недуга. Рок торжествует: предавшуюся страсти Марину забивает камнями разъяренная толпа, мадам Ортанс сгорает на руках у мужа. Все это вставлено хореографом в привычную оправу соло, дуэтов и монументальных гран-па.

Глобально «Грек Зорба» мало отличается других спектаклей ТАГТОиБ Глобально «Грек Зорба» мало отличается других спектаклей ТАГТОиБ Фото: Анастасия Попова

За бортом

И драйв, свойственный танц-модерну 1980-х, в ритуальном балете Мясина все же есть. Он в неукротимой жажде жизни, которую олицетворяет сам Зорба, его сиртаки, придуманном для фильма Какоянниса, и толпе, населяющей условный греческий остров. Именно она, по словам хореографа, «возводит дух танца (читай: жизни) до космического измерения». Кордебалету ТАГТОиБ, увы, это пока не под силу (не спасают даже луна, звездное небо и бескрайний космос, созданные Дмитрием Шамовым с помощью компьютерной графики).

Там, где нужен энергетический шторм, казанцы выдают легкое волнение, вместо всенародной радости играют местечковое веселье, оглушающую ярость подменяют банальной истерикой. Одним словом, лишают жизнь самой жизни. Ее съедает и ампирный греческий амфитеатр с античными статуями от художника Виктора Герасименко: массивная конструкция не дает танцовщикам свободно развернуться. Так месседж хореографа оказывается за бортом театра им. Джалиля: бурлящую стихию танца ансамбль оголяет до набора стерильных па, а пластическое «мясо» замещают общие формы движения.

Особенно это заметно на фоне качественной работы хора и оркестра, передавших архаичный, бунтарский дух партитуры Микиса Теодоракиса. Хор в балете — дань композитора древнегреческому театру, и певцы ТАГТОиБ достойно ее поддержали, выучив греческий текст. Жаль, что на 100% насладиться этим не удается: подстрочник с русским переводом отсутствует. Но яркая звуковая краска, какой Теодоракис задумал слово, на месте.

Мощь хоровых тутти сплетается с клокочущими инструментальными остинато, а звуковая масса разбавлена броскими тембровыми соло: роковым гласом трубы (Манолиос разводит Джона и Марину), удалым перебором арфы (уличный праздник), зловещим хором валторн («поединок» Марины и Манолиоса). Если музыканты преодолеют локальные интонационные погрешности, «Грек Зорба» станет их персональной фишкой. Нравится раздольно-эпическая музыка балета и Андрею Аниханову, петербургский маэстро любовно пестует ее фольклорные мотивы и, судя по рондальному финалу, готов бесконечно играть сиртаки.

Кристина Андреева (Марина) и Вагнер Карвальо (Джон) Кристина Андреева (Марина) и Вагнер Карвальо (Джон) Фото: Егор Алеев / ТАСС

Кадры в «балете солистов»

Однако эффектного балабиля для успеха спектакля недостаточно. «Грек Зорба» — балет солистов: ему нужны яркие и точные типажи. С этим в театре им. Джалиля справляются с переменным успехом. Так, в труппе пока нет идеального Джона. Коренастый Вагнер Карвальо не похож на европейского аристократа, говорящего элитарным языком классических па (хоть и выполняет их очень технично). Не к месту здесь и знойный темперамент бразильца: он вне философии аполлонизма, которую олицетворяет его герой.

Заменивший Карвальо во второй вечер точеный Салават Булатов — внешне вылитый Джон, но вязнет в прихотливом узоре графичных прыжков и пируэтов. В данном случае они рисуют портрет странника, потому булатовский персонаж лишается английской строгости и его трансформация на острове остается незамеченной.

Ближе всех к замыслу хореографа оказалась Кристина Андреева. Прима ТАГТОиБ созвучна Марине и царственной фактурой, и сексапильной энергетикой. В соло ее рельефные позы и раскрепощенные жесты — отдельное произведение искусства; в ансамблях им диссонирует лишь невысокий Карвальо, с которым у солистки ощутимая разница в росте. А вот Аманда Гомес во втором премьерном спектакле при всей включенности превращала гордую гречанку в беззащитного воробушка. Миниатюрная солистка робко воздевала руку к небу и стыдливо прижималась к партнеру. Трогательно, но опять же далеко от авторского месседжа. Так что в заочном споре казанских прим на этот раз победила Андреева.

Мадам Ортанс ярче представила хара́ктерная Александра Елагина (ее визави Ладе Старковой не хватило французского шарма). Эксцентричная дама танцует под томный шансон. Текст написал Мясин для спектакля в Казани, а саму композицию на амфитеатре поет новоиспеченная народная артистка РТ Эльмира Калимуллина. Похожий «двойник» есть и у Марины в лице другой народной артистки РТ — Алины Шарипжановой. Интересно, почему было решено использовать в спектакле звезд татарской эстрады, в очередной раз подвинув штатных солистов казанской оперы.

Премьер Большого театра Игорь Цвирко никогда не был гуттаперчевым живчиком, как и «Дионисом умеющим праздновать жизнь». Поэтому беспечный философ, знаток бытия и дамский угодник растаял в привычных Цвирко героических прыжках, жестах и позах Премьер Большого театра Игорь Цвирко никогда не был гуттаперчевым живчиком, как и «Дионисом, умеющим праздновать жизнь», поэтому беспечный философ, знаток бытия и дамский угодник растаял в привычных солисту героических прыжках, жестах и позах Фото: Егор Алеев / ТАСС

А где же Зорба?

Главная же проблема казанского «Грека Зорбы» — сам грек Зорба, точнее его отсутствие. При всей своей коллективности «Зорба» — балет героя. В 1988 году Мясин ставил его на Владимира Васильева: он, по словам хореографа, сам был Зорбой за счет природной пластики и харизмы. То, что нового Васильева в Казани сейчас нет, очевидно, однако выбор солистов на эту роль для премьерных показов не впечатлил.

Премьер Большого театра Игорь Цвирко никогда не был гуттаперчевым живчиком, как и «Дионисом, умеющим праздновать жизнь», поэтому беспечный философ, знаток бытия и дамский угодник растаял в привычных солисту героических прыжках, жестах и позах. Удержать его Цвирко не удалось ни в характерных дуэтах с Ортанс, ни в восточной интермедии, где герой встраивается в ансамбль соблазнительных красавиц, ни в сиртаки с Джоном на берегу лазурного моря.

Местный статусный танцовщик Михаил Тимаев пожертвовал личной индивидуальностью, попытавшись скопировать васильевского Зорбу. Брутальный премьер ТАГТОиБ непривычно подскакивал козликом, гнулся как на шарнирах и активно играл лицом. Публику в зале ему раззадорить удалось, но найти истинного Зорбу можно только внутри себя, так что авторский посыл спектакля вновь остался незамеченным.